Новый роман Гюнтера Грасса снова в списке европейских бестселлеров. Повесть об унесшей девять тысяч человеческих жизней трагедии пассажирского судна “Вильгельм Густлов” в очередной раз воспроизводит главный тезис нобелевского лауреата и моральный императив германских социал-демократов - молчать о прошлом нельзя никогда. Неважно, в чем причина замалчивания истории - в комплексе вины или в желании нации создать для себя безукоризненный миф. Забытое прошлое часто страшнее и опаснее прошлого выдуманного и извращенного.

Вышедший в печать в начале нынешней весны роман семидесятипятилетнего Грасса “Im Krebsgang” (в буквальном переводе “Походкой рака”, но подлинный смысл книги куда лучше передают описательные названия “Исподволь” или “Бочком”) объединяет в себе сразу три немецких трагедии минувшего столетия: войну, нацизм и разделенную Германию. На грассовских страницах соседствуют данцигские беженцы 1945 года, швейцарский нацист Густлов, застреленный еврейским юношей Давидом Франкфуртером еще до начала второй мировой войны, либеральный журналист-прощелыга из сытой ФРГ и молодой бритоголовый волк из неблагополучных восточных земель. Грасс будто опять говорит, что нет в Германии черного и белого, нет хорошего и плохого, нет Германии, Гитлера восхваляющей, и Германии, Гитлера проклинающей, - а есть сложная историческая связь, канва, в которой самый маленький, нечаянный узелок часто может стать причиной подлинно вселенской катастрофы.

30 января из данцигского порта курсом на “большой рейх” вышел пассажирский корабль “Вильгельм Густлов”, на борту которого находилось около десяти тысяч гражданских беженцев и чинов вермахта, бежавших от победоносносного шествия частей Красной Армии по прибалтийской Польше. В море судно подверглось торпедной атаке советской подлодки С-13, в результате чего пошло ко дну. Девять тысяч пассажиров лайнера утонули, тысяче человек удалось спастись. Советской подлодкой, пустившей ко дну немецкое пассажироское судно, командовал талантливый командир капитан Александр Маринеско, в будущем Герой Советского Союза.

На протяжении долгих послевоенных десятилетий тема трагедии “Вильгельма Густлова” была для немцев своего рода историческим табу. По всей Германии жили семьи, потерявшие тем январским днем своих родственников и близких, но любые разговоры о гражданских жертвах красной подлодки казались неуместными. Рядом с шестью миллионами Холокоста девять тысяч “Вильгельма Густлова” были иголкой в стогу сена.

У Гюнтера Грасса расследованием обстоятельств гибели данцигских беженцев занимается некий исписавшийся писатель, который, полностью находясь под властью и страхом “комплекса немецкой вины”, передает все свои материалы знакомому журналисту, надеясь, что хотя бы у того хватит смелости рассказать миру о былой трагедии. Журналист, человек довольно поверхностный и честолюбивый, сам был непосредственно вовлечен в историю “Вильгельма Густлова”. Его мать, беременная неизвестно от кого немка, была на борту корабля и чудом спаслась. Позже ее сын (как раз тот самый журналист-честолюбец) сбежал от унылой реальности ГДР на Запад.

Спустя много лет, рыская по Интернету, грассовский журналист случайно натыкается на неонацистский сайт, повествующий о гибели “Вильгельма Густлова”. Вчитываясь в высокопарные строчки, журналист вдруг узнает буквальные цитаты из рассказов своей матери, той самой несчастной немки, бежавшей из осажденного русскими Данцига зимой 1945 года. Он вдруг с ужасом понимает, что анонимный сетевой скинхед, воспевающий героизм Густлова, - это его собственный сын, некогда брошенный им на Востоке и теперь, очевидно, выросший на бабкиных полусказочных рассказах о героической гибели “Вильгельма Густлова”. Роман Грасса, как всегда, богат важными и говорящими подробностями и ответвлениями, но главный месадж все-таки заключается именно в этой драматической коллизии. Пытаясь забыть о трагедии и умалчивая о последовавших за появлением Гитлера собственно немецких страданиях, немцы отдали эту тему на откуп реваншистам. Теперь, говорит Грасс, “немецкая боль”, боль очевидная и понятная, стала вотчиной наци.

Гюнтер Грасс - признанный авторитет европейских социал-демократов. В шестидесятые он был личным спичрайтером канцлера Вилли Брандта, вошедшего в историю именно тотальным и безоговорочным покаянием перед жертвами нацистского режима и немецкой военной агрессии. В 1990 Грасс выступил против объединения Германии, считая, что разделенная родина - это вечная плата за коллективное германское преступление. Его самый известный роман “Жестяной барабан”, написанный в пятидесятые годы, был, наверное, самой резкой трагисатирой на весь немецкий народ, который вдруг будто перестал расти, как перестал расти, упав в свой третий день рождения с лестницы, данцигский мальчик Оскар Мацерат из “Жестяного барабана”.

Грасс, сын немца и славянки-кашубки, и сам часто чувствовал себя маргиналом, неонацисты сжигали его книги в Дюссельдорфе, его критиковали респектабельные консервативные газеты Баварии и деловая Frankfurter Allgemeine, а на страницах левой Die Zeit он говорит парижскому профессору Пьеру Бурдье, что считает себя в первую очередь “писателем-гражданином”.

Несколько десятилетий назад все гуманитарное сообщество обеих Германий было вовлечено в знаменитый “спор историков”, в ходе которого профессора и публицисты решали, кто на самом деле виноват в трагедиях двух мировых войн. Для людей, подобных Гюнтеру Грассу, этот спор окончился не начавшись. Грасс всегда говорил о полной, коллективной, тотальной вине Германии. Для него руины Дрездена и потопленный русскими "Вильгельм Густлов" - это еще одна строчка в перечне преступлений Гитлера, а следовательно, и всего немецкого народа. Страдания немецев ужасны, но они - следствие их вины. Нация не трехлетний ребенок, она должна нести ответственность за свои действия. Когда тридцать лет назад одетый в кипу социал-демократ Вилли Брандт плакал у стен мемориала варшавского гетто, никто бы не осмелился сказать, что покаяние германского канцлера было неискренним. Но сейчас немецкие слезы о катастрофе стали привычкой, считает Грасс.

Спустя годы после сенсации “Жестяного барабана” слова о коллективной ответственности и выборе нации стали пустым звуком, официальная историческая доктрина ФРГ выхолостила их до неузнаваемости. Когда немцы будто смирились с тем, что они виноваты, привыкли к этому. “Рим разрушили варвары”, “Гете – великий поэт”, “немцы ответственны за Гитлера” - эти слоганы кажутся надутыми банальностями, за которыми и не стоит ничего вовсе. А когда историей правит пустой лозунг, появляется новый Гитлер. Он-то и приходит исподволь, бочком, “походкою рака”.

Павел Черноморский