Как известно, настоящие революции зреют подспудно. Незаметно, из мелких событий складываются глобальные тенденции, которые однажды, и только на первый взгляд внезапно, ломают сложившийся ход вещей, нарушают традиции, бросают вызов несомненному. В XVI веке Мартин Лютер провозгласил новые отношения между Богом, человеком и обществом, и церковь заговорила на том же языке, что и ее прихожане. Но прежде – а также рядом – происходил технологический, экономический и культурный рывок, который сделал возможным подобное кощунство и удобрил почву для великой Реформации. Примечательно, что одни и те же процессы происходили одновременно во многих европейских странах и оказались необратимыми. Сегодня мы живем в том мире, который во многом рождался именно тогда.
Теперь о современности. Недавно в одном из СМИ промелькнула информация: в консервативной Великобритании открылось первое в мире агентство, покупающее любительские фото, сделанные при помощи мобильных телефонов, - с вполне коммерческой целью: перепродажи любому из изданий, которые выразят заинтересованность их купить. Проект запустила предприниматель из Глазго, мечтающая объединить непрофессионалов, которые имеют в руках мобильники со встроенными цифровыми фото- и видеокамерами и, соответственно, получают шанс заснять судьбоносные события, если становятся свидетелями таковых.
Как сообщается, членами агентства стали уже несколько сотен человек из 30 стран мира, и это неудивительно. Так называемые «коллективные СМИ» – иначе говоря, новости, сделанные усилиями любителей, которые не обучались специально журналистскому мастерству и не ждали удачи с профессиональными фотокамерами наизготовку. Им просто повезло: они оказались в нужное время в нужном месте. СМИ, созданные потребителями, а не креаторами, традиционными производителями информации, – разве это не вторжение в некогда заповедную зону раздела функций и, следовательно, возможностей?
Что общего между Реформацией и созданием агентства любительских фото? Быть может, данная историческая аналогия и не совсем корректна, своего рода антропоморфизм – желание найти общие черты там, где их практически нет. Но всякое сравнение интересно, потому что делает явление понятнее. Иначе говоря, не находимся ли мы, как некогда наши предки, на стадии выхода «из» – в некую новую для нас реальность? И, в таком случае, чем обусловлена и какие последствия будет иметь происходящая с нами метаморфоза?
Реформация была первым шагом на долгом пути модернизации общества. А модернизация, в частности, предполагала новые отношения – на основе уже не устной, а письменной культуры, в рамках которой вырабатываются иные нормы и ценности, передается информация. Человек наконец-то почувствовал себя индивидуумом: ведь в средневековом обществе он играл строго определенную социальную роль, за рамки которой выйти не мог. Часто он даже не имел права одеваться, как ему нравится, и есть то, что он хочет. Но – настал момент, когда обрушились стены, в которых он ограниченно, но безопасно существовал.
Примечательно, что с не таким большим разрывом во времени мир кардинально изменился и экономически, и психологически, и духовно. Великие географические и научные открытия раздвинули привычные представления о границах возможного. Появились священники, не знающие латыни, художники, «про между прочим» создающие летательные аппараты, купцы, открывающие новые континенты. Интересно, что именно в XVI веке в Нюрнберге куранты стали отбивать четверти часа – минута стала ценностью.
Но кастовость - как многоглавая гидра – взамен отрубленных голов вырастают новые. Наше время создало свои рамки – «барьеры входа», которые не позволяют непосвященным пройти в круг избранных. Если прежде это была грамотность или социальное происхождение, то в XX веке роль подобных барьеров играли специальное образование или институциональное регулирование. Казалось бы, право на творчество имел каждый, но в реальности это право являлось ограниченным: нужен был «сертифицированный» статус художника. Создание культурного продукта, а тем более его распространение, требовали особых условий и давали, соответственно, эксклюзивные возможности.
Продолжая аналогию со средневековым миропорядком, уместно вспомнить полную герметичность средневековых цехов и их специальные правила, когда член цеха не имел права передавать свои производственные секреты кому бы то ни было за пределами цеха, зато был обязан допускать своих коллег по цеху к участию в каждой выгодной сделке по приобретению материалов. Ничего не напоминает?
Но на XX век пришлось свое «великое открытие». Это новейшие технологии, которые имели не меньшее значение, чем открытие Колумбом Америки. Что же произошло? Как Интернет или мобильник могли изменить мир? Дело в том, что в очередной раз рухнули барьеры. Эти чудеса техники оказались не только общедоступными, в том числе и экономически, но и стали средством самовыражения, дали импульс к творчеству людям, которые до тех пор были «за бортом» активного культурного процесса. Те, кто и не мечтал опубликовать собственную книгу, без проблем помещали тексты на сайт, с помощью компьютера можно было рисовать или сочинять музыку, звукоаппаратура «вытягивала» любой голос.
Мобильник – это квинтэссенция открытого доступа. Это то, что сегодня есть практически у всех, говорят, даже у негров в пустыне. Это волшебная палочка XXI века. И никакой профессиональный фотограф не сможет конкурировать с любительским снимком, «щелкнутым» при помощи мобильного телефона, потому что фотографов – мало, а нас – миллиарды, и мы – основные свидетели всего, что происходит вокруг нас. Агентство в Великобритании открыли, когда увидели перспективность самой идеи – благодаря облетевшим мир в новостных выпусках любительским фото- и видеокадрам, снятым на мобильники во время терактов в Лондоне. А ученые из Массачусетса решили создать своего рода «пейзаж» города из мобильных фото, которые попросили присылать всех желающих. В Лондоне прошла выставка таких снимков – появился новый жанр.
Когда «барьеры входа» упали, распалось привычное разделение на высокое и низкое, элитное и массовое, аристократов духа и плебеев потребления. Культура переориентируется из вертикального устройства – в горизонтальное, позволяющее всем участвовать в культурном процессе. Но вот только ли это благо, или же отрицательные последствия подобной метаморфозы мы еще не осознаем в полной мере?
Высокие барьеры, которые ставились на пути желающих приобщиться к созданию культурного продукта, обеспечивали в некоторой степени качество этого продукта. Навороченная фотокамера и профессионализм фотографа были гарантией определенного художественного уровня снимков, недосягаемого для встроенных камер мобильников. Плюс контроль на входе – сертификации, аттестации, лицензирование и прочие системы, предназначенные для того, чтобы не допустить попадания некачественного продукта на рынок. Так не порождает ли общедоступность своего рода профанизацию, обеднение культуры?
Если это и так, то есть и обратная сторона медали – кастовость создавала привилегированные условия для тех, кто оказался в числе избранных, они могли манипулировать обретенным статусом, диктуя свои условия на рынке и назначая цену за свой продукт. Ведь понятие «массовая культура» появилось раньше, чем мир завоевали мобильники, и это креаторы, а не потребители культуры, моделировали некий массовый спрос, где определяющим фактором являлась материальная отдача.
Другая проблема – не нарушится ли сама экономическая структура общества, когда индивидуум в рамках своего «цеха» был уверен в собственном статусе и материальном положении? Будут ли, например, нужны профессиональные стрингеры, работающие в «горячих» точках, если газеты станут покупать снимки «везунчиков»-любителей? Открывшая фотоагентство предпринимательница из Глазго заявила, что не собирается конкурировать с медиа-мейнстримом. Она просто занимает свободную нишу в новой культурной и бизнес-реальности.
|