Самый известный фильм Сэма Мендеса – «Красота по-американски». Попытка сатиры на американский менталитет там не слишком удалась, но картину полюбили за то, что автор не только не обидел обывателя, но и дал ему почувствовать себя умным. Аккуратная социальная критика в форме крепкого сюжетного повествования, редкое сочетание многозначности и демократизма – режиссер лондонского театра «Данмар» с оксфордским дипломом мог и больше интеллектуализма накрутить. Но нет, удержался, молодец. Вышедшая в 2002 году гангстерская драма «Путь к погибели» не обнадеживала особыми откровениями, но отняла у Мэндеса столько сил, придав то же время столько уверенности, что из театра он ушел, и больше в это малобюджетное болото не возвращался. Название его третьего фильма Jarhead, снятого по одноименному роману Энтони Своуфорда, сложно перевести на русский язык. Буквализм «Голова-банка» звучит коряво и к тому же выглядит лишней отсылкой к раннему Линчу. «Жбаноголовый» чуть лучше, но так же непонятно. В США так называют морских пехотинцев, чьи головы обриты наголо в целях гигиены и устрашения. В итоге российский зритель, привычный к «Спецназу» и «Курсантам», получил близких сердцу «Морпехов».
В 1989 году будущий писатель Энтони Своуфорд был хорошим американским мальчиком, который по семейной традиции пошел в армию и очутился в Персидском заливе. Через тринадцать лет после возвращения из мучительного, нелепого, но памятного путешествия он издал автобиографическую книгу, тут же поставленную критиками между «Уловкой 22» Джозефа Хеллера и «Что они вынесли» Тима О’Брайена. Антивоенный памфлет Хеллера хорошо известен российскому читателю со стажем, чтящему «прогрессивную» американскую литературу от Хемингуэя до Воннегута. Бесстрастная мясорубка О’Брайена, до сих пор не переведенная полностью, отсылает к более далекому и «реакционному» предку – Амброзу Бирсу. Между гуманистическим пафосом одних и жестким цинизмом других Своуфорд прошел гордым маленьким человеком, поклявшимся говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Его ничем не выдающаяся и потому крайне современная книга стала голосом поколения и была обречена на успех. В том числе, и на экранизацию.
Большую часть времени рядовой, затем капрал Своуфорд (Джейк Гилленхалл) проводит в ожидании встречи с противником. Он крепнет, грубеет, чистит автомат и сортир, получает письма из дома и назначение в снайперы, бодрится и занимается онанизмом. Враг далеко, и встретить его предстоит дважды. Сначала это караван в пустыне, с которым удается договориться без последствий. Потом это усатый офицер в перекрестии прицела, но его так и не удается убить, так как появляется чужой сержант и командует отбой. Это почти так же смешно, как следующая затем истерика напарника (Питер Сарсгаард): «А можно тогда я выстрелю? Только разок! Мы никому не скажем! Ах так? Проклятье, это был мой, мой, мой выстрел! Я должен был убить, я, я… Я!». С одной стороны, Мэндесу важно показать живых людей, а не плакатных героев. С другой, «живость» каждого – одновременно и его ничтожество, помноженное на трепетное отношение к собственной персоне. Все «имеют право». За этим они и приехали в Кувейт. Один из морпехов произносит ключевую фразу фильма: «Почему мы здесь? Дурацкая политика. Мы – здесь. Все остальное дерьмо». В этом глупом настаивании на себе есть обреченность. Не на смерть, а на запрограммированное бездействие и фрустрации до гробовой доски.
Своуфорд – часть однородной массы, его роль рассказчика – в сущности, выигрыш в лотерее. Ему присущ первоначальный идеализм, позволяющий ярче выписать перемену характера. О ней – закадровый монолог, звучащий в начале и в конце, как тезис и вывод: «Вот вам история. Человек стреляет из винтовки много лет, идет на войну, затем возвращается домой, сдает винтовку и верит, что все кончено. Но что потом ни будут делать эти руки, – обнимать женщину, строить дом, менять сыну подгузник, – они всегда будут помнить о тяжести винтовки». Кино еще не успевает толком начаться, а упорные поиски истины уже превращают одаренного режиссера в подобие телевизионного проповедника. Мысль ясна: ничто не проходит бесследно. Это все? Все. Единственное, что Своуфорд и Мэндес преподнесли миру как открытие, – это что не на всякой войне удается повоевать. На то она и «Буря в пустыне», чтобы ее устраивали самолеты, а не горе-супермены, читающие Камю, нервно поправляющие очки и танцующие брейк под звуки Public Enemy. Чтобы показать, как «негероичны» его герои, Мэндес прибегает к испытанному приему – показывает ряд блиц-интервью, снятых с точки зрения репортера. Один говорит, что рад служить стране и президенту, другой передает привет брату, третий хмуро молчит, четвертый думает, что делать на гражданке, пятый мечтает приобрести навыки для дальнейшей службы. Как в передаче «Служу Советскому Союзу», разве что личной свободы побольше – дозволено приплетать братьев и девушек, обнаружить себя. В этом и состоит то радикальное отличие, на фоне которого сюжетные и типажные параллели с «9 ротой» не только были прокомментированы в российских медиа, но уже успели превратиться в клише. Тогда в Кувейте и сейчас в Ираке морпехи не составляли коллективную жертву, в отличие от тех, кого советская власть отправляла в Афганистан, а российская отправляет в Чечню. Пусть новобранец Своуфорд и входит в казарму под вопль: «Новое мясо!», но его превращения в настоящее мясо никто не допустит. Такова железная догма американского общества, где личность действует в добровольном союзе с государством и верит всей пропагандистской галиматье. Пусть сержант, надсаживаясь, орет: «Вы никто!», но все понимают, что таковы правила игры. В конце концов, у любого солдата остается право на истерику, и каждому удается его использовать.
Неслучайно в «9 роте» истерик не было – действовал другой социальный код. Мыслима ли была на среднеазиатском полигоне ситуация, драматически показанная Мендесом на полигоне в Америке, когда ползущий под пулями пехотинец неожиданно вскидывается и падает замертво, а сержант разражается нравоучительной бранью? Что весь этот бред значит? Что тяжело в учении – легко в бою (особенно, если его не будет)? Бог с ним, с «не верю». Стремясь показать главенство человеческого фактора, Мэндес доходит до вершин отвлеченности, пусть и руководствуется при этом соображениями вполне критического реализма. Вряд ли он ругает Америку за то, что ее граждане слишком человечны, чтобы походить на солдат. Он жалеет их независимо от того, стали они героями или нет (Бондарчук восхищается, но не жалеет). Взявшись за жесткую тему, Мэндес растерялся, но сориентировался и вовремя ушел в недосказанность, оставив киноманам цитаты из Стэнли Кубрика и Валерио Дзурлини, кадры из «Апокалипсиса» Копполы и коробку от «Охотника на оленей» Чимино, в которой одному из солдат прислали порно с участием его жены. Все прочее – напыщенная литература, которую теперь преподает на гражданке реальный Своуфорд.
|