Известно, что киноматограф Джармуша любят почти все. И неудивительно: «Мертвец», что и говорить, великое кино, а «Таинственный поезд», «Пес-призрак», «Кофе и сигареты» - фильмы, как минимум, очень обаятельные. А потому и сейчас, отправляясь на получившие Гран-при в Каннах «Сломанные цветы», я не ожидал подвоха. Да и отзывы как официальных критиков из СМИ, так и многочисленных интернет-рецензентов Livejournal.com отличались полным единообразием – «прекрасное, восхитительное, чудесное, замечательное, волшебное кино». По всей видимости, у рецензентов, привычных к многолетним художественным успехам Джармуша, отключилось нечто важное в голове.
Ибо «Сломанные цветы» - откровенный провал. Поразительно, что этого никто не замечает.
Вроде бы выстраивающийся поначалу сюжет крайне аскетичен и тем прекрасен. Немолодой миллионер и (якобы) этакий Дон-Жуан сидит дома, как медведь в берлоге. Ему приходит письмо неизвестно от кого, с сообщением о сыне, родившемся 20 лет назад. Сосед, доморощенный негритянский Холмс, уговаривает белого и уставшего от жизни «Дон-Жуана» провести расследование - отправиться по Америке в поисках бывших подруг, дабы узнать, кто все-таки мать и что сей сюрприз означает. И миллионер нехотя едет.
Замечательная, казалось бы, история – сколько всего занимательного и осмысленного могло бы случиться в фильме с такой немудреной, но многообещающей фабулой. Если бы «Сломанные цветы» были, как и подобает нравоучительной комедии, сделаны в Голливуде, продюсерами были братья Вайнштейны, бюджет – миллионов на 100, режиссером – Стивен Спилберг или какой-нибудь Земекис, а главного героя играл бы Дастин Хоффман или Джек Николсон, получилось бы и в самом деле то кино, превосходными эпитетами к которому так разбрасывались критики. Было бы весело, динамично, сентиментально, психологически продуманно, да и вообще занятно. Но ничего и близко похожего на потенциальный голливудский шедевр у Джармуша нет.
А есть – тоска зеленая и вопиющий непрофессионализм, проистекающий, впрочем, как мне кажется, не от действительного неумения, а от сознательного нежелания снимать кино так, как того требуют законы жанра и базовые принципы психологизма в искусстве Ровно то же стремление повернуться спиной к основам драматургии характерно и для многих других модных авторов псевдо-кино - Тарантино, Ларса фон Триера, Линча, Гринуэя, однако Джармуш, вообще-то довольно консервативный (эстетически) художник, занялся откровенной "арт-хаусной" чепухой впервые. Думаю, что именно поэтому ему и дали Гран-при в Каннах, премиальная политика которых строится именно на поощрении дурного квази-авангардного кинематографа – до этого Джармуша в Каннах особо не жаловали.
Что же не так с этой картиной?
Во-первых, крайне неудачен сам выбор актера на главную роль. Нам вроде бы рассказывают историю постаревшего Дон-Жуана – а точнее, пытаются мифологию такого рода обольстителя разоблачить (ибо весь его путь в фильме строится на неудачах). Однако Билл Мюррей ничего подобного не способен (или не хочет, не должен) сыграть. Никакой психологически достоверной картинки соблазнителя не дано, равно как не дано и мотивированного ее опровержения – вместо этого на экране молча сидит непривлекательного вида мужчина. Сидит и, повторяю, ничего не играет, ни о чем не говорит, ничего не показывает. Почему он Дон-Жуан? Или, если вся соль в том, что он и не Дон-Жуан никакой вовсе, отчего мы должны принять его за такового? «Концепт» у Джармуша, видите ли, такой – «Дон-Жуан», которого нет, герой, которого нет, психология, которой нет, эмоция, которой нет. Но это еще полбеды.
Дело в том, что в фильме начисто отсутствует и сама история как таковая. Вникнув в суть завязки в первые 15 минут фильма, ждешь с нетерпением – ну! что же дальше? ух, что они сейчас придумают?! А ничего. Разочарование оказывается таким, что впору звать городового - точнее, продюсера, поскольку ни один большой продюсер такого сценария никогда бы не пропустил, заставив все переписать подчистую. Путешествие героя по прежним его девушкам в нормальном голливудском фильме обернулось бы целыми новеллами – мы узнали бы, кто кого бросил и как так произошло, герои бы вспоминали, страдали, делали то и это, действие бы развивалось, за перипетиями фабулы просматривалась бы точная социальная канва современной Америки, а в конце концов мы бы узнали нечто поразительное, смешное, трогательное и душещипательное одновременно. Я, кстати, почти весь фильм думал, что загадочное письмо написал сам этот разыскиваемый сын – а матерью его окажется единственная из экс-пассий, уже умершая к моменту действия (герой в какой-то момент приходит на ее могилу). Вполне себе возможная концовка – равно как и любая другая, да только вот у Джармуша нет никакой, равно как нет и драматургии, должной подвести нас к финалу. Вместо подробно прорисованной комедии (трагикомедии, драмы) – пустота.
Едва начавшись, картина начинает буксовать, увязать в зануднейших паузах (которые, в отличие от случая с не менее медлительным «Мертвецом» вовсе не снабжены красочной операторской картинкой), а затем действие и вовсе оказывается брошено. Кто послал письмо? Неизвестно. Где сын? А где угодно. Что из всего этого получилось? А что хотите, то и думайте. Тьфу. От этих трехкопеечных в своей ложной многозначительности приемов – оборвать сюжет без развязки, показать, как все в мире странно и непонятно – сводит скулы. Джармушу не хочется заниматься унылым делом – сводить концы с концами и рассказывать историю, ему хочется погнаться за Дэвидом Линчем и Гарольдом Пинтером. Я тоже, дескать, умею «непонятное сделать». Прогрессивная общественность, обожающая дешевые эффекты в стиле «за умного сойти», неистово аплодирует. Меня же только тошнит – ибо подлинное мастерство заключается в том, чтобы убедительно придумать, кто именно и почему убил старушку-процентщицу, а вовсе не в том, чтобы туманно сообщить нам, что «ее убила жизнь, та жизнь, в которой уже нет прошлого и еще нет будущего, а есть только непостижимое настоящее, дыхание которого мы можем почувствовать».
Так вот дудки. Говори, дяденька, кто убил – или фильм твой фуфло.
|