GlobalRus.ru
Раздел: Суждения
Имя документа: Что может быть после марта-2008
Автор: Сергей Шелин
Дата: 14.12.2007
Адрес страницы: http://www.globalrus.ru/opinions/784580/
Что может быть после марта-2008

Границы нового курса

Много говорят о новой расстановке фигур в высшей власти. Гораздо меньше говорят о том, какой курс эта власть выберет. Но при всем значении фигур, тем более у нас, стратегическая линия зависит не только от личных их желаний и предпочтений.

Есть еще настроения верхов и низов, идейные моды, внешние веяния – все, что называют общественной атмосферой. А если торжественнее – духом времени. Этот изменчивый дух довольно внятно диктует границы властного курса, а во многом и его траекторию. Линия власти не была одинаковой и при путинском президентстве. Одно дело 2000-й год, другое – 2007-й. Не будет она прежней и после весенних перестановок 2008-го, породят ли они тандем Медведев-Путин, или какую-то другую руководящую конфигурацию.

Не верой в стабильность, а предчувствием перемен проникнут был вторничный диалог Примакова и Путина, который комментировался самым подробным образом, но, кажется, без понимания всего его внутреннего драматизма.

Ведь именно Евгений Максимович Примаков, премьер в 1998-99, стоял у истоков долгосрочной, как оказалось, политики, которая уже при нем сводилась к четырем примерно постулатам: разгром олигархов, усмирение самовластных региональных правителей и местных авторитетов, огосударствление экономики, завинчивание идеологических гаек.

И вот сегодня, взирая на ситуацию с высоты накопленного с тех пор опыта, а также и с нынешнего своего поста главы Торгово-промышленной палаты РФ, Евгений Максимович Примаков деликатно, по-номенклатурному, намекает, что пора повернуть корабль в более умеренные воды.

«…Нужно особое внимание уделить тому, чтобы работали очень-очень экономически эффективно государственные холдинги, которые создаются, потому что если они будут отставать, так сказать, в эффективности, тогда больше появится сторонников того, что слишком много государство берёт на себя… Мы будем стараться всячески преемственность курса, стратегического курса защитить. Мы видим две опасности сейчас реальные для этого дела. Одна опасность – это младолибералы, сращивающиеся с олигархами, которые хотели бы развернуться в сторону 90-х годов. А вторая опасность – это сращивание части государственного аппарата с бизнесом… Это реально, мы видим эту опасность, и мы считаем, что против этого и Вы настроены…»

Младолибералы, от которых Евгений Максимович в недлинной своей речи успел предостеречь раза три или четыре – это, видимо, пятидесятилетние Немцов, Чубайс и Кудрин, сегодня довольно далеко друг от друга отстоящие, а лет десять назад игравшие в одной команде. Едва ли именно им особо присуще «сращивание с олигархами», в которых они видели чаще конкурентов, чем партнеров. Как раз Немцов некогда одним из первых, если не первым, ввел в оборот словцо «олигарх» в современном его смысле. И как раз Чубайс в свое время выступил как неудачливый предшественник Путина, попытавшись выдавить этих самых олигархов из власти и получив в ответ «книжное дело».

Впрочем, Примаков, говоря о младолибералах, имел в виду не столько, видимо, конкретных лиц с конкретными биографиями, сколько весь круг реально и потенциально обиженных и недовольных засильем государственных холдингов (они же – госкорпорации). Каковые ставят под вопрос права собственников прежнего призыва, да и вообще слишком похожи на олигархические империи старого образца, отличаясь, правда, от них более мощной государственной защитой.

Возникает ощущение, что от этого не в восторге не только гипотетические младолибералы, но и сам Евгений Максимович Примаков – в качестве умудренного государственного деятеля, а также и официального главы российских промышленников и торговцев.

Знаменателен ответ Путина: «…По поводу госкорпораций. Я считаю, что мы правильно сделали… Вместе с тем не считаю, что нужно совсем сбрасывать со счетов тех, кто критикует принятие таких решений, и нужно внимательно следить за деятельностью этих корпораций, с тем чтобы они не подавляли другой бизнес… Мы не собираемся создавать государственного капитализма, это не наш выбор… Мы не намерены вечно держать эти госкорпорации в таком виде, в котором они создаются… После того как они встанут на ноги…, мы… будем создавать условия для того, чтобы они работали исключительно в рыночных условиях, будем привлекать туда бизнес, причём в различных пропорциях, может быть, и в ключевых, в контрольных пропорциях в будущем…».

Такова декларация о намерениях, смысл которой, помимо прочего, и таков: перераспределительно-карательные манипуляции над частной собственностью себя исчерпывают. Экспансию госкорпораций пора притормозить. Не за горами и обратный процесс – официальная их приватизация.

Конечно, это лишь предварительный обмен мыслями, который к тому же обрисовывает только один из возможных вариантов обновления курса. Да и касается только одного, хотя и важного, участка большой политики. Но разнообразные обмены мыслями, а точнее, предъявления запросов, непубличные и публичные, но при этом все более прямые и откровенные, станут происходить чаще и чаще. Новые решения неизбежны по всему политическому фронту.

Новый курс будет прокладываться в трехмерных координатах: общественные потребности и запросы – внутренние и внешние вызовы – материальные и политические ресурсы системы.

Начнем с потребностей.

Что касается верхов, то очевиднейшая их потребность – хоть более или менее закрепить права частной собственности. Начавшись лет двадцать назад с неофициальной приватизации, перешедшей потом в официальную, процесс раздела плавно перешел в передел, страх перед которым все больше давит на имущих, включая и слой новейших собственников и держателей. Общеизвестная трусость бизнесменов не помешает им всеми способами добиваться того, чтобы это было сделано. Слишком уж многое стоит на кону.

Что же до низов, то слезы буржуев вряд ли встретят у них сочувствие. Тут другие запросы, первый из которых – рост жизненного уровня. За девять лет хозяйственного подъема к нему привыкли и будут требовать, чтобы он продолжался, невзирая ни на что. В случае заминок первыми объектами атак станут наниматели (нынешние мелкие и редкие забастовки сделаются массовыми и частыми), а вслед за ними и власти – с одной стороны, как наниматели же (каковыми, благодаря успехам политики огосударствления, они являются для половины рабочей силы), а с другой – как виновники распределительной несправедливости и плохого управления.

Выделяя по нашей традиции из народной массы интеллигенцию, отметим, что специальным дополнительным раздражителем для нее являются перекрученные гайки, которые уже срываются с резьбы.

Низы, интеллигенты и богачи хотят разного и с разной силой. Более или менее дружно раскачивать систему они примутся лишь при серьезных проблемах в экономике. Эти проблемы, видимо, и станут главным вызовом предстоящих лет.

Наше бюрократизированное, расточительное, негибкое, завязанное на нефтедоходы народное хозяйство должно будет въехать в кризис – медленно и плавно при высоких нефтяных ценах, быстро и резко при низких. «Должно», конечно, не в любом случае, а только в том, если качество экономической политики останется таким, как нынче.

Но шансов на резкое упреждающее усиление этой политики, по-моему, не так много. Запросы на ее усиление едва слышны, а вот требования еще больше ее ослабить звучат очень громко – и сверху, и снизу. Поэтому надеяться, конечно, следует на лучшее, но готовиться правильнее к стандартному развитию событий, когда за разумную экономическую политику берутся лишь после того, как кризис уже просто не оставляет другого выбора.

Но если кризис, хоть и не обязателен, зато вполне вероятен, то и тема его преодоления, в свой черед, становится вполне вероятной главной темой предстоящих лет. А развитие этой темы зависит уже от ресурсов системы. Точнее, от запаса ее прочности.

Что касается запасов материальных, то они пока велики, хотя последние пару лет транжирятся и, видимо, будут плавно сокращаться и впредь. Впрочем, политические ресурсы при любом раскладе важнее.

Прочна ли система политически? Формально – да, по существу – нет. Дело не в том, что нет демократии западного типа. Она у нас сейчас неосуществима. Но нет ведь и управляемой демократии. Во всех своих жизнеспособных воплощениях – мексиканском, японском, итальянском, управляемая демократия держится на «партии власти», которая – не только профсоюз влиятельных лиц, но и ядро политического класса, в достаточной мере уважаемого народом и способного сладить с ним в кризисные моменты.

А есть ли у нас вообще федеральный политический класс? Такой, куда попадают в результате политической карьеры, то есть карьеры, которая опирается на общественную деятельность и общественное доверие?

Теоретически такие карьеры возможны и сегодня. Можно стать выборным мэром муниципального образования, потом, благодаря своей популярности, оказаться включенным в партийный думский список, пройти в парламент, а еще потом удостоиться, скажем, министерского поста. Такое возможно, и даже, говорят, такие люди есть. Но шансов попасть в тот слой, который у нас исполняет обязанности общенационального политического класса, у них, конечно, меньше, чем у олимпийской бегуньи-попрыгуньи.

Этот «класс» в своей массе комплектуется по службе, по дружбе, по родству, по успехам в спорте и шоу-бизнесе, в лучшем случае – по наличию профессиональных познаний. Политический вес его минимален, народ его не знает, дела с ним иметь не желает, и нежелание это взаимно.

Помню, в позапрошлом году в одном провинциальном мегаполисе в разгар беспорядков по случаю монетизации льгот, мы, журналисты, искали хоть одного единоросса федерального уровня, который бы не то что вышел к народу, но хоть публично высказал свое мнение. Как вы думаете, нашли?

Политические реформы 2004 года (отмена выборности губернаторов и депутатов по округам, резкое ослабление принципа выборности на муниципальных уровнях) еще больше усугубили положение, и без того плачевное. В результате тот маргинальный, но живой политический актив, который сейчас существует на обочине, не имеет допуска в систему и поэтому при любом сотрясении почвы будет выступать как антисистемная сила.

Вот со всем этим комплектом противоречий, вызовов и обременений система и выходит навстречу встряскам предстоящих лет. Какой способ правления будет эффективным? Из реально возможных, конечно.

Возврат к ельцинским нормам партийной и государственной жизни? Он не совсем исключен и наверняка захватывающ, но вряд ли жизнеспособен. Система Ельцина уже была однажды сломана, и не Примаковым и не Путиным, а дефолтом.

Продолжение курса последних четырех-пяти лет? Он себя исчерпал, да и вообще был возможен только в тепличной атмосфере нетрудового нефтегазового процветания, которая уходит в прошлое.

Самый поучительный опыт из того, что есть у нас в наличии, это, пожалуй, опыт раннепутинского режима 2000-2002.

Это было время сильной экономической политики, здорового роста без опоры на нефтедоходы, относительной стабильности собственнических прав, попыток модернизации общественных институтов, разрядки с Западом и довольно умеренного (по сегодняшним меркам) централизаторского и идеологического зажима. «Политический класс», правда, и тогда был в печальном состоянии, но все же в лучшем, чем нынче.

Вернуться в те годы нельзя, обратиться к тогдашним установкам – можно. Не знаю, способна ли к этому система, но более эффективных образцов у нее в запасе нет.

Ежедневный аналитический журнал GlobalRus.ru ©2024.
При перепечатке и цитировании ссылка обязательна.