Экономистам и демографам давно известна такая проблема как "поседение" развитых стран. Доля пожилых людей увеличивается повсеместно. Численность работающих сокращается, падают налоги и производительность труда, а нагрузка на пенсионные фонды возрастает. В таких странах, как Германия и Япония, через одно-два десятилетия прогнозируется нехватка средств пенсионных систем. Не просто превышение текущих расходов над приходами, а сокращение основного капитала – фактически, проедание пенсий в ноль. Многие страны подумывают над тем, чтобы повысить пенсионный возраст – но мера эта дается тяжело. Наступление на социальное государство сталкивается с резким сопротивлением все тех же пенсионеров, которые не хотят мириться с тем, что долгожданный отдых надо отложить на пять-десять лет. Пенсионеры – это избиратели. В результате под нож идут социальные программы для детей и юношества – эти пожаловаться через избирательную урну не могут, да и вообще политическая активность у каждого поколения все ниже (если не считать относительно небольшой части радикализированной молодежи, которая всегда была и будет).

Нынешние новые и вот-вот будущие пенсионеры – это уже не те старики, что пережили войну. Это бэби-бумеры, бунтари 1960-х, запрещавшие запрещать и привыкшие жить не ведая тормозов и запретов. Военное поколение, родители и старшие сиблинги бэби-бумеров, заставшие войну молодыми людьми и подростками, почти уже покинуло мир. Как ни мала была эта возрастная когорта, с ней из мира уходит что-то важное.

Известное исследование "World Values Survey" показало интересную динамику: все послевоенные годы доля "ценностей выживания" падала, а "ценностей самореализации" росла. Под ценностями выживания понимается примерно "работа как источник дохода", под "ценностями самореализации" – "работа в кайф". Однако в 1990 годы у Европы впервые начались серьезные экономические проблемы – и рост ценностей самореализации тут же замедлился.

Оказалось, что работать не оглядываясь на деньги, в кайф только пока есть родители, которые работают, чтобы прокормить и себя и детей. Военное поколение знало, как хрупко благополучие, и всю жизнь трудилось без оглядки, чтоб хотя б дети не знали ужасов и нищеты. Европа стояла их трудом. Но вот поколение ушло – и оказалось, что стареющие бэби-бумеры так и остались избалованными эгоистичными детьми первых послевоенных лет. Трудности повергают их в панику, но за папины штаны и мамину юбку уже не спрячешься. Надо быть старшим в семье и роду, а этому они не научились, хотя и свои головы уже седые.

Теперь дети-старички невоенного поколения жадно цепляются за жизнь, которую они так привыкли любить. Современный образ жизни живет по умолчанию молодыми потребителями – реклама создает образ вечно молодого, вечно скачущего от моды к моде, от туфель к туфлям, от парфюма к парфюму, от гаджета к гаджету, хватающего новую игрушку, играющего, и тут же отбрасывающего. Но не следует думать, что старики вне общества потребления – просто они потребляют не вещи.  Они потребляют время! Время в виде дополнительных лет жизни. Страховая медицина, новейшая фармакалогия – все эти отрасли в основном ориентированы на старшее поколение. Бэби-бумеры страшатся смерти и готовы платить за продление жизни.

Бэби-бумеры сейчас – наиболее многочисленное поколение мира, оно доминирует и в культуре, и в политике. Буш, Блэр и Браун, Берлускони, даже Путин – все они бэби-бумеры если не по числу поколения, то по возрасту и образу мыслей. Однако их желание остаться навсегда и жить бесконечно уже начинает вступать в противоречие с ожиданиями поколения их детей. Новое поколение не всегда терпеливо ждет своего часа. Иногда оно берет свое. Примеры были.

Секрет политического успеха Сталина ищут давно, но почему-то до сих пор никто не обратил внимания на самую очевидную деталь. Сталин был единственным, кто сделал ставку на молодежь. Вспомним состав сталинского политбюро: это была не геронтократия, а наоборот, в основном люди молодые и энергичные. Сталинский нарком торговли Микоян стал членом Политбюро и наркомом, едва минув тридцатилетие. Сталинский нарком оборонной промышленности Устинов занял свой пост в 35 лет, и пробыл на нем до самой смерти почти полвека спустя. И таких биографий среди сталинских назначенцев всех уровней – масса. Старейшим членом сталинской группировки во власти был сам Сталин.

Вспомним обстановку конца 1920х годов, период так называемого угара нэпа. Ленин умер. У власти – ленинские диадохи, которых в рядах партактива полуофициально  называли "бонзами". Бонзы ведут образ жизни западных мультимиллионеров: живут в особняках и поместьях (госдачах), ездят по Москве на роскошных автомобилях, проводят время за границей в развлечениях. В экономике страны доминируют государственные корпорации (тресты), которые контролируются все теми же бонзами.

Партийные активисты, с другой стороны, в своей массе молодые ребята и девушки, ровесники века, бывшие комсомольцы гражданской войны, вступавшие в партию кто на польском фронте, кто по ленинскому призыву. Многие из этих молодых людей – рабочие и крестьяне только по анкетам, а на деле бывшие гимназисты и студенты. В биографиях Хрущева, Ворошилова, Маленкова и многих иных будущих вождей есть престранные и не проверенные моменты – скажем, откуда у Хрущева на фотографии 1913 года смокинг и бабочка, до сих пор не понятно. Но это не давно не домашние детишки. Бросившись в революцию, выжили немногие. За плечами оставшихся в живых – война, тиф, пули в упор, и десятки ответственных постов и миссий. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее – "гвозди бы делать из этих людей", сказал про них один из певцов этого поколения. Они уже давно – не маменькины сынки и дочки, заболевшие  революцией со всем азартом молодых гормонов, а жесткие, закаленные, тертые лидеры, повидавшие все виды. Они работали, или как тогда говорили, "служили" на средних должностях, жили на партмаксимум – 600 рублей, крайне скромная сумма, которую каждый год подъедала скрытая инфляция, и понимали со всей трезвостью, что революцию они делали не для народа и не для себя, а для того, чтобы эти бонзы сладко ели и пили. И что бонзы никогда не подпустят их к верхним эшелонам власти, потому что там все занято – это они тоже отлично понимали. Чистки 1930-х годов были для сталинской молодежи именно чистками: они очищали не только дело революции от "угара нэпа", но и места свергаемых бонз для молодых.

Эта партийная молодежь на подходе к кризису тридцатилетнего возраста и ухватилась за Сталина как за мессию – потому что он был их единственным шансом. Для этих людей "отец" было не почетным титулом вождя, а фактом их политической жизни. Он и был для них их политическим отцом. Единственный из всех старших товарищей, он нашел их, заботился о них, вывел их из безвестности и безнадежности и дал возможность вырасти дальше – "безродного пригрел и взял в секретари". Любил ли Сталин своих младших соратников? Неизвестно. Но именно на основе их когорты он создал режим, который, единственный из всех постмонархических режимов России, пережил его. Костяк сталинских выдвиженцев был размыт окончательно только в 1980 годы Горбачевым – за которым тоже стояло молодое и амбициозное поколение. Может быть, не будь смены правящей группы, режим бы и устоял под двойным шоком внутреннего банкротства и низких цен на энергоносители. Может, конечно,  и не устоял бы. Но что сталинская молодежь была способна на много большее того, на что были способны аппаратчики мирного времени – это выглядит очевидным.

Вряд ли бэби-бумеры повторят судьбу ленинских кадров. Но пока они не стремятся оставить новому поколению свой мир лучше, чем получили его от своих родителей. Скорее, они стремятся не отпускать его до упора. В своем эгоизме они уже не приумножают, а разрушают общее достояние всех поколений. В жизни, как и в театре, хороший актер уходит под аплодисменты, а плохого провожают зеванием и помидорами. Бэби-бумеры пока не хотят повторять жизненный подвиг поколения своих родителей. И не дай Бог, если их собственные дети заставят их уступить им место.

Горе той стране, судьбу которой решают старики. И благо той, где старики вовремя передают право решать молодым.