Раз в четыре года весь крещеный и некрещеный мир с большим любопытством следит за президентскими выборами в США. Это естественно – политического лидера меняет самая мощная страна современности и делает это публично. Поэтому хорошо заметны все сильные стороны подобного процесса и все его недочеты, самый громкий из которых имел место в 2000 году.

Механизм смены жильца Белого Дома содержит множество черт, не столько политически значимых, сколько попросту любопытных, имеющих ценность историческую либо культурную. К ним относится, например, использование коллегии выборщиков или голосование по вторникам, в отличие от остальной демократической части планеты, делающей это на выходных. В Америке XIX-ХХ вв. такое было бы невозможно, ведь по воскресениям все почтенные граждане ходят в церковь (а в старое время многим до избирательных участков надо было добираться не час и не два – поэтому именно вторник, а не понедельник, оказался наиболее разумным днем для выборов).

Благодаря историческим факторам выработался и уникальный механизм утверждения кандидатов от основных партий – так называемые первичные выборы (праймериз), когда партийные активисты каждого штата постепенно определяют будущих выдвиженцев. В настоящее время почти повсеместно в праймериз разрешено участвовать не только активистам, а всем избирателям, зарегистрированным в качестве членов той или иной партии (для регистрации санкция партии не нужна), а многие даже позволяют делать это «независимым» избирателям – нужно лишь в день голосования объявить себя демократом или республиканцем. Однако сути дела это не изменило – на первичные выборы приходит наиболее политически активная часть населения. Поэтому на них особенно велика роль дисциплинированных экстремистов – самых правых республиканцев и самых левых демократов. Оттого поначалу все кандидаты делают весьма радикальные заявления, дабы привлечь на свою сторону своих «ультра», и только ближе к всеобщим выборам смещаются к центру.

Сейчас уже почти забыт тот факт, что еще 40 лет назад победа на праймериз вовсе не означала поддержку кандидата всей партией – традиционные правила «ограниченной демократии» давали партийному истеблишменту возможность все переиграть прямо на съезде партии. Однако в какой-то момент стало невозможно противостоять давлению недовольных этим рядовых избирателей, и такое положение дел стало меняться. Постепенно роль делегатов-аппаратчиков и политических лидеров, имеющих право голоса на партийных форумах (сенаторов, конгрессменов, губернаторов и т. п.), начала уменьшаться. Теперь как демократы, так и республиканцы приходят на съезды уже с заранее утвержденными кандидатами в президенты и вице-президенты. Отчасти поэтому общенациональные конференции обеих партий уже лет 20 назад превратились в шоу – во время их не принимается никаких важных решений. В лучшем случае, яркая речь какой-нибудь восходящей политической звезды местного масштаба (например, сенатора Обамы в 2004 г.) сделает ее фигурой, известной всей стране. Поэтому несколько лет назад один из ведущих американских тележурналистов Т. Коппель, приехавший на такой съезд, вскоре ошарашил зрителей, в прямом эфире объявив, что уезжает вместе со своей командой обратно, потому что никаких «новостей здесь не будет и освещать нам нечего».

Однако ерничать не стоит – да, партийные съезды в Америке уже не те, что раньше, постепенно уходит в историю традиционная «демократия для меньшинства» – когда небольшая группа (может быть, в национальном масштабе несколько тысяч человек) обладала полной монополией на политическую жизнь страны. Это – наследие молодых демократий XIX века, в которых избирательный ценз регулировался весьма строго. По сравнению с Западной Европой Америка чуть запоздала с введением всеобщего избирательного права – оно реально стало реализовываться только после антисегрегационных законов 50-60-х гг. прошлого века. И сразу же после этого политические силы США взялись за демократизацию собственной  внутрипартийной жизни. Теперь право на кандидатство желающим надо было доказывать не в кулуарах, а перед теми самыми избирателями, которые и должны являться главным субъектом избирательной власти.

При этом праймериз существовали давно, имея поначалу «рекомендательный» характер. Поэтому их система – тоже исторически обусловленная – была неплохо отлажена. Так как Америка – страна обширная и разнообразная, то показалось логичным, что кандидаты должны двигаться из штата в штат, начиная с относительно небольших регионов, где и стоимость кампании меньше, и почти с каждым избирателем можно поздороваться за руку. Желательно также, чтобы это были штаты, находящиеся в удаленных друг от друга географических и культурных зонах. Постепенно установилась традиция. Сначала проходит голосование в глубинке – Айове (чуть ли не единственный штат, где на праймериз по-прежнему голосуют только активисты на специальных предвыборных собраниях), затем в Нью-Гемпшире (Новая Англия), потом – в Южной Каролине, и т.д. До больших штатов дело доходило заметно позже: если первые полноценные первичные выборы в Нью-Гемпшире проходили в феврале, то Калифорнии приходилось ждать до мая-июня. Некоторое время это всех устраивало.

Изменения начались в эпоху телевидения и резко возросшей стоимости избирательной кампании. Стало ясно, что кандидаты, неудачно выступившие в первых 4-5 штатах, перестают привлекать спонсоров, как индивидуальных, так и корпоративных. Кому охота ставить на неудачливую лошадь? Касса проигравших тут же скудеет, они оказываются не в состоянии платить за телерекламу в больших штатах и почти всегда продолжают проигрывать. Поэтому знатоки помимо рейтингов кандидатов всегда смотрят на состояние их финансов – которые по закону подлежат обязательному оглашению. Оттого в демократическом лагере недавно так прогремел сенатор Обама: вскоре после выдвижения своей кандидатуры ему удалось догнать по размеру пожертвований саму мадам Клинтон, впрочем, к настоящему моменту восстановившую статус-кво.

В последние избирательные циклы все становилось ясно после голосования в первом десятке штатов – даже занимавший второе место кандидат обычно уже не имел шансов на продолжение борьбы. К тому же на него начинали давить свои – чтобы не нарушал внутрипартийного единства и сплачивался вокруг победителя. Немудрено, что остальные штаты почувствовали себя ущемленными и стали переносить свои праймериз на как можно более ранние сроки. В результате вместо того, чтобы переезжать из Южной Каролины в следующий штат (или два), кандидаты столкнулись с тем, что после этого им приходится вести борьбу сразу в десятке штатов – и что тот из них, кто запасся наибольшим количеством денег (или имеет лучшую общенациональную известность), сразу получает заметное преимущество.

Больше демократии обычно означает больше сумбура, но это не причина от нее отказываться. А с сумбуром – да, надо бороться. Поэтому беспорядок начали организовывать – иногда удачно. Ведь теперь кандидатам (и следующим за ними по пятам журналистам) приходится метаться по штатам, заранее учитывая, что в разных местностях у них по очевидным причинам различные шансы на успех. Поэтому иногда надо преднамеренно пожертвовать конкурентам менее важный или заранее проигранный регион. Многие пользовались такой ситуацией, объявляя, что собираются наверняка выиграть только в таком-то штате – и в случае успеха сразу раздували свои достижения. Например, сейчас такой стратегии придерживается бывший губернатор Массачусетса Ромни. Данные национальных опросов среди республиканцев выглядят для него не особенно впечатляющими – однако он твердо лидирует в штатах, проводящие первые праймериз – Айове и Нью-Гемпшире, и надеется, что победы в них обратят на него внимание всей страны.

Обратная ситуация – с сенатором Маккейном, которого несколько месяцев назад, казалось, можно было считать почти утвержденным кандидатом в президенты. Ан нет – положившись на свой высокий национальный рейтинг, он забросил работу в штатах, а потом вдруг выяснилось, что политическая позиция сенатора делает его кандидатуру непривлекательной как для рядовых избирателей, обычно делающих немалые взносы в кассу поддерживаемого ими кандидата, так и для крупных жертвователей. Борьба за иммиграционную амнистию отвратила от Маккейна консерваторов, а выступления за войну в Ираке сделали его, по мнению многих, «непроходным». В результате касса кампании Маккейна пересохла, а его рейтинг упал до нескольких процентов.

Однако неожиданно самой главной проблемой стала календарная. Отдельные штаты продолжают сдвигать дату своих праймериз все раньше, несмотря на угрозу санкций со стороны партий, которые хотят сохранить какой-то порядок. Пока тщеславие одерживает победу над логикой – всем хочется быть первыми. Недавно градус этой гонки поднялся еще выше. Флорида перенесла свои первичные выборы на 29 января, «обогнав» и Нью-Гемпшир и Южную Каролину. Каролинские демократы решили покориться воле начальства и объявили, что тоже проведут праймериз 29-го, а республиканцы не захотели и перенесли свои выборы на 19-е (дабы сохранить титул «первых на Юге»), предварительно договорившись об этом с руководством Нью-Гемпшира.

Последнее же, в соответствии с конституцией штата, должно теперь, в свою очередь, тоже перенести праймериз, дабы они оказались самыми ранними по стране. Вариантов у них два: 8-е и 15-е января. Последняя дата слишком близка к южнокаролинской и может размыть особую нью-гемпширскую роль, которой жители «гранитного штата» привыкли гордиться. Но если они назначат выборы на 8-е, то под раздачу попадет уже Айова, конституция которой требует проведения предвыборных собраний за 8 дней до первых (читай – нью-гемпширских) праймериз. В Новый Год никто голосовать не будет, в Рождество – тоже, поэтому не исключено, что айовские выборы пройдут аж в середине декабря. Голосовать на выборах-2008 в 2007-ом году – такого в истории Америки еще не бывало.

Сложно все это организовать? Еще как. Все ли получится? Вряд ли. Но никто не говорил, что демократия – это просто. Никто не обещал, что все ее правила неизменны. Наоборот, только та политическая система жива, которая меняется. Желательно – вместе со временем.