Национальный проект «Доступное и комфортное жилье», с которым теперь непосредственно увязано проводимое с переменным успехом вот уже пятнадцать лет реформирование жилищно-коммунального хозяйства, продвигается с наибольшим скрипом. Набор объективных проблем и в самом ЖКХ, и в строительной отрасли поражает воображение. Здесь и изношенность инфраструктуры, и непрозрачность финансовых схем (катастрофическая даже для привычной к коррупции России), и сговор строительных компаний в регионах, и дороговизна жилья, и повсеместная его ветхость. О ветхом жилье с раздражением высказался на очередном заседании Госсовета Владимир Путин, что само по себе свидетельствует о многом. Говорил Путин о Липецке, изумительном русском городе, в центре которого действительно очень много «халуп» самого непрезентабельного вида. Где их, впрочем, нет: не Липецком единым. Рук не хватит все снести и перестроить: мало кто стесняется не признать этого.

Вообще занимательной чертой всех последних лет реформирования ЖКХ является и то, что чиновники различных уровней и ведомств не с легкостью расписываются в собственном бессилии, получая публичные выговоры от начальства. Самый памятный разнос устроил Михаил Фрадков Владимиру Яковлеву. Яковлев «ошибки признал» и «обещал исправить». Вполне возможно, чиновничьим языком выражаясь, «отдельные недочеты» действительно «устранены», но на общей картине это никак не отразилось.

***

И реформа ЖКХ, национальный проект «Жилье» – объективно самый непростой из всех четырех – потонули в ворохе претензий различного рода «хозяйствующих субъектов» друг к другу. В наиболее популярном варианте проблема обычно выглядит следующим образом: столкновение интересов местных властей всех уровней, строительных холдингов и небольших организаций, компаний-поставщиков сырья  и компаний, обслуживающих жилищную инфраструктуру, порождают такой хаос, разобраться с которым в действительности не под силу никому. Ни государство, ни «невидимая рука рынка» не в состоянии решить все накопившиеся противоречия: государство как аппарат слишком неповоротливо, рынок же в России искони заботится исключительно о себе самом (особенно памятно всем участникам строительного рынка двухлетней давности 20-процентное удорожание цемента усилиями компании «Евроцемент групп», монополиста этого сегмента).

Но на самом деле проблема, постоянно возникающая при любом разговоре о ЖКХ и жилье, состоит, прежде всего, не в нехватке … квадратных метров, денег и так далее, нужное – подчеркнуть …, а в принципиальной размытости адресата реформы и национального проекта. Если в трех остальных нацпроектах адресат может быть хоть как-то унифицирован (учителя/ученики, врачи/больные, жители села/фермеры), то в случае с «Доступным и комфортным жилье» все обстоит ровно наоборот. В квартирах, частных домах, коммуналках, на улицах живут все 140 миллионов наших сограждан: они могут быть и учителями, и пациентами, и фермерами, и чиновниками, молодыми, пожилыми, состоятельными, нищими etc.

Можно не прятать презрительной ухмылки, но суть огромного проекта «жилье», включающегося в себя все, что так или иначе связано с этой сферой, лежит, прежде всего, в сфере идеологии, в сфере конструирования общих представлений о том, «кто мы» и что же нам в действительности необходимо. Начинать стоило именно с этого, а не со строительства квадратных метров и создания управляющих компаний.

В России до сих пор не существует никакого представления о том, каким именно должен быть современный российский город. Совершенно очевидно, что деревня и как уклад, и как форма сообщества давно себя изжила, а фермерские хозяйства или небольшие городки-поселения недоразвиты (последние – так называемые «поселки городского типа» - удивительное наследие СССР, переживают сегодня тяжелые времена). А это значит, что основой современного развития может и должен быть именно город. А он, в представлении чиновников и строителей, является сегодня просто суммой домов с необходимым, но, как показывает практика, или совсем необязательным, или вовсе произвольным генпланом.

***

Корень проблемы в данном случае – представление о социальной среде как о неком абстрактном «народе», которому необходимо, паче чаянья, «доступное и комфортное жилье». Представление это зиждется на очень долгой истории монолитности изрядной части населения сначала Российской Империи (это, разумеется, крестьянство), а затем – и Советского Союза (рабочие, крестьяне, служащие). Типовые советские многоэтажки, которые после Эльдара Рязанова не высмеял только ленивый, были продуктом именно этой логики, согласно которой советский человек (как и русский крестьянин веком ранее)  должен быть благодарен государству просто за сам факт своего существования. Все остальное – от плуга до стиральной машины – было лишь необходимым приложением к его нехитрой экзистенции.

Оставим в стороне многочисленные сетования о доступности жилья – проблемы этой сферы хотя бы возможно решить суммой экономико-социальных действий (прежде всего, понижением ставки ипотечного кредита и борьбой со строительным монополизмом) – и обратимся ко второй части национального проекта, «комфортности» жилья.

Что подразумевается под «комфортностью», ясно не вполне: это понятие до сих пор никак не расшифровано. Если имеются в виду минимальные требования к типовой городской квартире (окна в жилых комнатах, санузел, отопление), то ничего особо нового в таком «комфорте» нет: все эти требования соблюдались и при советском строительстве. Смешно предполагать, что батарея вместо буржуйки сегодня кем-то может быть воспринята как достижение. Если же «комфортность» - это какие-то особые принципы планировки (например, кухня площадью более 9 квадратных метров), то почему об этом ни разу не было сказано прямо? Нет, «комфортное жилье» национального проекта – это какая-то специфическая особенность, пока еще не явленная квартирополучателям.

Между тем, комфорт обитания – если выносить это определение за пределы семьи – ключевое звено нормальной социальной среды. И «комфорт жилья», по существу, начинается там, где заканчивается жилье, безраздельно отданное самому человеку и только от человека зависящее. Каждый обустраивает свой дом в соответствии со своими достатком, вкусом и уровнем потребностей, и эта сфера – которую мы, чтобы отделить от понятия «комфорт», назовем «уютом» - не может и не должна быть предметом государственной заботы. Ровно до тех пор, пока твое жилье и твоя манера обитания никак и никому не мешают, разумеется: обустройство в квартире наркопритона – предмет именно что государственного вмешательства, но речь пока идет о нормальном жилье, используемом для жизни, а не для преступного промысла.

***

Итак, комфорт на самом деле начинается там, где заканчивается уют, где частное уступает место общему, пусть и локализованному пределами лестничной площадки, подъезда, дома, нескольких домов etc.

Комфорт жилья – это комфорт сопредельного пространства, и данная среда – бесконечно важная для любого нормального человека – оказалась полностью вынесена за рамки всех проводимых реформ. Причиной этого стало отношение к человеку как к индивидууму без потребностей, т.е. с некоторым набором базовых, часто совсем внесоциальных, запросов, которые можно удовлетворить простой выдачей ключей от квартиры, как в приснопамятной передаче «Поле чудес». К сожалению, с получением ключей самые серьезные и тонкие проблемы только начинаются.

Социальная инфраструктура жилья – самое слабое звено проводимых реформ и насущная головная боль миллионов жильцов. Кто и когда придумал делать в многоэтажках узкие лифты, в которые с трудом входит даже крупная детская коляска, не говоря уже о предметах более габаритных? Кто не вспомнит то и дело шумящих через стенку соседей? Где играть ребенку, когда двор заставлен автомобилями, причем не только компактными иномарками, но и отечественными «Газелями» хорошей проходимости? Кто устанавливает размер квартплаты и что это за нелепая стоимость холодной воды? Почему ЖЭК не меняет в подъезде лампочки, а если эта нехитрая процедура к компетенции ЖЭКа не относится, то кто именно должен заниматься заменой лампочек? Спросите ваших соседей: они обязательно ответят: «Кто угодно, но не я же». Зачем каждый вечер под окнами пьют пиво «эти идиоты»? - вопрос и вовсе риторический.

Россияне, действительно, за последнее спокойное десятилетие научились и зарабатывать, и тратить. Теперь они пытаются научиться жить, и эта наука дается куда сложнее, потому что, вопреки всеобщему представлению, деньги в социальной среде решают далеко не все. По существу, они вообще мало что решают, если их не достаточно для покупки «элитного жилья» или отдельного дома, но и в этом случае все далеко не так радужно, как могло бы показаться. Мы же берем предельно усредненную ситуацию, когда семья (чаше всего с одним ребенком, реже – с двумя, еще реже – с тремя и далее) не голодает и не ходит в обносках, может купить бытовую технику (дорогую – накопив) и автомобиль (в кредит), но совершенно не в состоянии сменить квартиру. Причин тому может быть множество: от дороговизны жилья до невозможности по тем или иным основаниям размена, важен сам факт привязанности семьи к месту жительства. В России – по сравнению с Европой – переездов меньше на порядок, когда-то доставшаяся с трудом или наследованная квартира становится не просто местом обитания, но именно домом, покидать который отважится не каждый.

Отсутствие насущной потребности ежедневного выживания – первопричина роста социальной напряженности. Когда борьба за жизнь уступает место самой жизни, все, что раньше казалось несущественным (те же лампочки в подъезде) обретает совсем иное значение. Соседи, до которых не было никакого дела, оказывается, тоже имеют к твоему жизненному пространству вполне непосредственное отношение. Скудость и старость детских качелей во дворе не замечаются ровно до тех пор, пока твои дети дорастают до этих качелей.

Суть проблемы в случае с социальным пространством состоит, прежде всего, в том, что целый ряд значительных неудобств исправить – без кардинального вмешательства – невозможно. В стандартную девятиэтажку не впихнуть второй лифт (не говоря уже о том, что существующий лифт – не расширить), двор не освободить от автомобилей etc. Другая часть неудобств – «идиоты под окнами» и шумящие соседи – лежит на участковых (или милиции в целом), которые при скудости довольствия попросту не в состоянии оперативно реагировать на кажущиеся столь «незначительными» происшествия. Действительно, законодательством определены размеры штрафов за соответствующие административные нарушения, но выезжать – особенно в крупном городе – на каждый звонок из серии «эти сволочи третий день празднуют свадьбу» милиция физически не в состоянии. Строго говоря, эти ситуации решаются созданием дружин из средств самих жителей, но именно здесь возникают самые тяжелые социальные противоречия современной России.

Большая часть населения, гордо именуемая «собственниками жилья», на самом деле в упор не понимает, что собственность – это ответственность особого рода, в том числе – и материальная. К сожалению для многих, ЖЭКи (МУЖЭПы и проч.) больше никогда не будут красить лавочки во дворе, потому что дома к концу реформы ЖКХ (отложенному по известным причинам на послевыборный период) перейдут во владение управляющих компаний, которые должны будут на собранные с жителей деньги заниматься всем: от капитального ремонта до благоустройства придомовых территорий. Уже сегодня очевидно, что большая часть товариществ собственников жилья в качестве управляющей компаний выбрала все тот же – уже переименованный – ЖЭК. Еще более очевидно, что никаким капитальным ремонтом без существенного повышения цен на все услуги управляющие компании заниматься не будут (вполне вероятно, не будут они этим заниматься и после повышения – непрозрачность самой системы ЖКХ вполне это позволяет). Стоит ли говорить о том, что любое повышение стоимости услуг вызовет массовую и искреннюю волну недовольства, которая может вылиться в настоящие «жилищные бунты»: все предпосылки этого есть уже сейчас.

Обвинять корыстные управляющие компании, неспособные к реформированию самих себя ЖЭКи, пассивные муниципалитеты и жадные власти городов, и впрямь, есть в чем. Но в том, что в большей части российских домов ТСЖ не созданы до сих пор, в том, что ТСЖ не хотят и не умеют отстаивать свои права и понимать свои обязанности, в том, что жители одного дома не способны к элементарной самоорганизации – в этом винить, кроме «собственников жилья», некого.

***

Неустроенное социальное пространство – мина замедленного действия. Где и когда рванет, не знает никто, но в том, что рванет, сомнений почти не осталось. Слишком долгое время государство должно было заниматься всем и, разумеется, занималось всем, как попало, а люди, возведя очи горе, ждали, когда же власть снизойдет до их скамеек, лампочек и площадок во дворе. К новым вызовам в итоге не оказался готов никто.

Если и есть время учиться отвечать за свое жилье самим, то время это стремительно уходит. Следующее поколение, не видевшее ни пустых полок конца 80-х, ни хронического безденежья начала 90-х, будет требовать все больше, а уметь все меньше. Такова извечная расплата за семь сытных лет, и запасать хлеба стоит именно сегодня.