Великая Отечественная неизбежно отходит в область «преданий старины глубокой». Всё меньше остаётся тех, кто был свидетелем войны в сознательном возрасте, а настоящих фронтовиков, т.е. людей, занимавших боевые должности на передовой, осталось, видимо, вообще единицы. Дееспособность этих людей по объективным причинам сильно ограничена. Поэтому войну теперь свободно можно использовать для политических спекуляций.

Еще в середине 60-х партийно-политическое руководство СССР осознало тот факт, что война – это почти единственное, чем мы можем гордиться. Ситуация, конечно, сюрреалистическая – катастрофическое начало (всю ответственность за которое несёт властная верхушка), гигантские людские и материальные потери, но ведь действительно, гордиться-то больше особо и нечем. А тут был массовый героизм и выдающаяся победа, колоссальным образом повысившая значение страны в мире. К тому же побежденный нами противник представлял, фактически, абсолютное зло, что было официально признано во всём мире. Началось создание своеобразного «культа войны».

В эпоху перестройки и гласности выяснилось, что официальная история войны за годы строительства ее культа подверглась тотальной многоплановой фальсификации. Правда, это не отменило массового героизма и выдающейся победы над инфернальным противником. Они остались фактами, от которых никуда не деться.   

В 90-е годы руководство новой России пыталось, но, увы, не сумело построить новую идеологию и мифологию. Великая Отечественная при этом с официальной точки зрения осталась единственным безусловно положительным моментом советской истории. Это признание позволяло власти привлекать на свою сторону часть традиционалистского электората. Культ войны ослабел, но сохранился.

При втором президенте России культ этот практически вернулся на уровень времен застоя. Власть, представители которой родились после 1945 г., начала использовать войну как основу своей легитимности. Ситуация получилась еще более сюрреалистическая, чем в советское время, но другого варианта не нашлось. 90-е нынешний агитпроп объявил годами позора и провала (несмотря на недавнее официальное обожествление Б.Н. Ельцина по факту его смерти). Советский и царский периоды истории, наоборот, в целом канонизируются. Однако между собой они несовместимы, принять за основу какой-то один из этих вариантов по различным причинам не представляется возможным. В итоге пришлось сойтись на Великой Отечественной, как хорошо отработанном, многократно проверенном и единственно возможном варианте.

Поначалу эта тема, как и раньше, использовалась для внутреннего потребления. 9 мая и 22 июня каждого года страну охватывала всеобщая любовь к ветеранам, завершавшаяся 10 мая и 23 июня. Миллионы солдат так и лежат неопознанными и непохороненными по полям, лесам и болотам от Баренцева до Черного моря.

В последнее время тема войны получила и внешнеполитическое наполнение. Она вписалась в контекст официозного антизападничества в виде лозунга «не дадим пересмотреть исторические итоги войны!»

Что подразумевается под этим пересмотром – не очень понятно. Скажем, лишить нас места постоянного члена Совбеза ООН невозможно без нашего согласия. Если, конечно, не распустить ООН вообще (откровенно говоря, никто не заплачет, кроме дикой прорвы дармоедов-чиновников этой конторы). Территориальные итоги в значительной степени уже пересмотрены (нет СССР, ГДР, Чехословакии, Югославии). Разумеется, в этом деле еще есть неиспользованные резервы, но если их начать использовать, нам останется только посмеяться.

Например, вернет ли Румыния Венгрии Трансильванию? А Чехия отдаст ли Германии Судеты? А Польша отдаст ли той же Германии всю свою западную и немного северо-восточной части? А потом та же Польша предъявит ли солидные территориальные претензии Литве, Белоруссии и Украине? Правда, забавная будет картина? Вперед, ребята, всяческих вам успехов в этом многотрудном деле.    

Не очень понятно и с идеологическим пересмотром в виде приравнивания коммунизма к фашизму. Во-первых, мы в значительной степени могли бы сами снять этот вопрос, признав, что «некоторые недостатки» у коммунизма были, но мы воевали не за него (сам Сталин ни Рузвельту, ни Черчиллю, ни, вообще-то, советскому народу не доказывал, что мы воюем за коммунизм), а за Родину и против фашизма. В 90-е, кстати, никто ничего пересматривать точно не собирался, несмотря на периодические конвульсии отдельных восточноевропейских правительств. Во-вторых, не очень ясен механизм пересмотра. Как это будет? Придет в Кремль… кто? Секретарь вашингтонского обкома? И скажет: «Мы (кто мы?) тут решили разжаловать вас из победителей и приравнять к побежденным»? Не напоминает ли это элемент той антизападной паранойи, которая сегодня совершенно явно охватила очень значительную часть общества?

К сожалению, борьба с «пересмотром итогов» принимает крайне унизительные для России формы. Самый яркий пример – недавняя антиэстонская истерия.

Сам по себе перенос памятника и братской могилы из центра города на военное кладбище никаким кощунством не является. Вопросы вызывали форма, в которой это делается, и время, для этого выбранное (прямо перед 9 мая), а также ряд заявлений официальных лиц, сопровождавших данное мероприятие. И Европа, несмотря на «желание пересмотреть итоги», явно готовилась Эстонию осудить. Но тут в дело вступила Москва, устроившая истерику в СМИ и вакханалию у эстонского посольства. После этого у Европы просто не осталось выхода – она была вынуждена поддержать Таллин.

Причем совершенно непонятно, в чем же была цель истерии и вакханалии? Чего Россия хотела от Эстонии? Отказа от переноса памятника? Неужели нужна была именно такая реакция, недостойная великой державы-победительницы, а достойная именно какой-нибудь эстонии-грузии? И, главное, почему после того, как эстонские власти целиком и полностью претворили свои намерения в жизнь, истерика и вакханалия мгновенно прекратились?   

Скоропостижное выдвижение Виктора Геращенко в президенты РФ вызвало в памяти общественности его фразу, сказанную в эфире «Эха Москвы» по совсем другому поводу. Форма была нецензурна, а смысл был: «украли, нехорошие люди». К памяти о Великой Отечественной войне это тоже, увы, относится.