Знаменитый вопрос, поставленный российской власти 90 лет назад, вынесен нами в заголовок неслучайно. Государственные органы, поставленные вне контроля общества, всегда закономерно совершают действия, достойные подобных определений. Размеры безобразий бывают разные, но реакции они заслуживают одной и той же.

Внезапный запрет на пересылку образцов тканей человека из России можно оценить только однозначно. Напомним, кровь – это тоже ткань (соединительная), так что все ее компоненты: сыворотка, различные виды клеток, белых и красных, анализ которых уже около ста лет необходим для точной диагностики множества болезней, тоже подпадают под данный указ. Этот случай – как раз тот, когда не надо искать выражений помягче, дабы не обидеть никого из высокопоставленных граждан, а то, не дай бог, совсем рассерчают и еще что-нибудь запретят.

К сожалению, дальше уже ехать некуда (только наращивать масштабы содеянного), поэтому лучше дать определение происходящему прямо сейчас, чтобы не было слишком поздно. С точки зрения биологической запрет этот глуп (можно, конечно, сказать «неквалифицирован» или «ненаучен», но мы ведь договорились называть кошку кошкой). С точки зрения медицинской – он просто преступен, а с точки зрения общественной, в том числе, популярной ныне демографической – вреден донельзя. Поскольку напрямую убивает людей, а еще – убивает надежду на жизнь.

Теперь проанализируем ситуацию, потому что ее возникновение вряд ли случайно, как достаточно показательна и общественная на нее реакция. Итак, зачем было издавать такой указ? На недавней встрече с мировой прессой президент России несколько раз сказал, что «надо сделать, чтобы был какой-то порядок в этом отношении», и что «в этом вопросе должны быть выработаны какие-то правила». Это соображение, конечно, правильное – порядок везде быть должóн. Более того, мы не исключаем, что президент сказал именно то, что ему доложили, и представил мировой прессе именно тот резон, благодаря которому данное постановление получило высокую подпись. Но вот фразу о том, что существуют «сомнения, что кому-то оказана какая-то конкретная помощь после вывоза каких-то биоматериалов», оставим на совести президентских референтов – человек, подсказавший ее главе государства, должен быть уволен за профнепригодность и антироссийскую деятельность (доказательства последнего – см. чуть ниже). Если же президент сказал ее по незнанию, то надо уволить тех, кто его не проинформировал о сути дела в течение 24 часов после указанной пресс-конференции.

Пресса муссирует только одну, достаточно невероятную версию появления на свет злополучного указа. Согласно поступившим откуда-то «непроверенным сведениям», ФСБ опасается создания некоего генетического оружия против россиян. Подчеркнем еще раз – сообщения эти никак не подтверждены, поэтому обсудим данную возможность только в теоретическом плане. Кстати, то же касается и остальных сценариев, которые мы приведем ниже – реальные причины издания указа нам неизвестны.

Если резон таков, то проблема не в том, что некоторые офицеры уважаемой организации не знакомы с азами школьной биологии – у них, между прочим, совсем другая и довольно важная работа (значение которой мы сомнению не подвергаем), с биологией не связанная. Не в том и дело, что они, возможно, поддались на «сигнал» какого-нибудь ретивого чудика из недоучек, жаждавшего предотвратить западную диверсию против любимой родины. Как раз на такие сигналы ФСБ должна реагировать, сколь сумасшедшими они бы ни казались. Кстати, известны случаи, когда во времена СССР серьезные офицеры КГБ по-настоящему занимались вопросами о «лучах смерти» и прочих интересных новинках биологии. Как занимались? Очень просто – сначала реагировали на письма «изобретателей», а после того, как искусные шарлатаны демонстрировали ряд впечатляющих фокусов, разобраться в которых без научного образования было довольно тяжело, товарищи с Лубянки приглашали специалистов-биологов, химиков и медиков и просили дать заключение. И те, между прочим, очень даже давали, с легкостью проводя «последующее разоблачение» различных лжеученых. Так вот, если эта версия правдива, то почему на Лубянку перестали звать настоящих экспертов? В России все-таки не один и не два квалифицированных специалиста в области медицинской генетики, и они бы с радостью все объяснили заинтересованным товарищам.

Возможно, кто-то действительно обратил внимание, что в последнее время медицинские учреждения России слишком активно переписываются с заграницей, посылают туда множество пухлых пакетов, разных образцов – нет ли здесь какого ущерба для государства? Тогда стоило бы опять же спросить у врачей, зачем они это делают. Они бы объяснили. В случае индивидуальных пациентов варианта три. Образцы тканей посылаются для поиска подходящих доноров (частный вариант, но от того не менее важный для людей, нуждающихся в пересадке органов по жизненным показаниям), для установления как можно более точного диагноза и для назначения как можно более эффективного курса лечения (последние два варианта связаны, хотя не обязательно).

Объясним ситуацию с диагнозом и/или терапией. Дело не в том, что российские врачи недостаточно квалифицированы и без западных коллег даже диагноза поставить не могут. Просто в медицине бывает довольно много сложных, неочевидных случаев. Тогда считается необходимым (уже несколько сотен лет) запросить мнение коллег, провести консилиум и проч. Времена изменились – теперь члены консилиума могут находиться на разных континентах и смотреть анализы больного каждый в своей лаборатории. Даже странно, что кто-то этого может не понимать.

Однако нельзя не упомянуть, что некоторые, особо сложные и тонкие виды диагностики, от которых часто зависит назначение необходимой терапии (особенно в онкологии – хотя и не только), гораздо более доступны за рубежом, чем в России. При этом необходимые лекарства в России часто есть – да и семьи больных их, в крайнем случае, достанут из-под земли. Только надо знать, какие именно.

Попробуем объяснить, не вдаваясь в большое число научных деталей. Две опухоли, гистологически (то есть – внешне) совершенно одинаковые, находящиеся в одном и том же органе и на той же стадии заболевания, могут иметь различный генотип (т.е. набор действующих генов). Почти любая опухоль утрачивает так называемые гены защиты, которые обычно должны убить клетку, еще только «собирающуюся» стать раковой, но процесс этот может идти самыми разными путями. У одного больного какой-то из этих генов (также называющихся «генами клеточного самоубийства») может быть в порядке, но пребывать в заглушенном, «подавленном» состоянии, у другого – придти в полную негодность. Поэтому первому больному можно дать лекарство, способное активировать этот ген – что приведет к массовому самоубийству опухолевых клеток и улучшению состояния пациента; план лечения второго больного должен быть иным. Это – очень и очень упрощенная картина.

Подобная ситуация – плод открытий последних 20 лет, которые постепенно подводят медиков и биологов к решению старой проблемы, долгое время казавшейся нерешаемой: двух пациентов с совершенно одинаковым онкологическим заболеванием лечат одним и тем же набором лекарств – но один выживает, а другой нет. Почему? Теперь мы знаем – эти опухоли только казались одинаковыми, их генетический профиль был различным, потому они по-разному и отреагировали на терапию.

Процесс этот не завершен (люди, увы, умирают от рака и на диком Западе), но идет вовсю. И если российские врачи не будут участвовать в таких работах, не будут сотрудничать со своими коллегами, набираться опыта, создавать диагностические лаборатории с учетом последних достижений мировой науки, если не смогут проверять точность своих результатов, отдавая образцы на перекрестный «слепой» анализ в медицинские учреждения других стран, то эти методы никогда не станут доступными среднему российскому пациенту. Поэтому жить он станет меньше – и хуже. Поэтому мы назвали обсуждаемый указ преступным с медицинской точки зрения – он укорачивает жизнь людям. Прямо сейчас.

Упомянем еще об одном факторе, связанном с новыми лекарствами – с нашей точки зрения, именно он был реальной причиной появления злополучного рескрипта. Новые лекарства не выходят на рынок, не пройдя клинических испытаний. Прежде чем давать что-либо миллионам людей, лекарство проверяют на тысячах. В случаях относительно редких болезней и лекарств исключительно точного действия (а таково большинство препаратов, разрабатываемых сейчас мировой фармакологией) ни одна страна не в состоянии набрать в течение нескольких месяцев необходимого количества пациентов. Вот тут тоже вступает в силу международное медицинское сотрудничество. Те больницы, квалификация которых находится на мировом уровне, начинают участвовать в клинических испытаниях, проводимых крупнейшими фармакологическими корпорациями, работают с большими группами больных, ведут их, следят за реакцией на новое лекарство, отправляют их ткани на анализ. Кстати, его обычно делают «слепым» способом – тот, кто проверяет образцы, не знает, поступили ли они от больного или от здорового испытуемого. Получают больницы и плату за проведенную работу. Немаленькую – так ведь и работа серьезная. И важная – не правда ли?

Только не в этом ли причина произошедшего? В том, что множество российских клинических учреждений участвуют в совместных проектах с западными коллегами, проектах, находящихся на самом переднем крае мировой науки – и получают за это разумные деньги. Напрямую. И не распиливают бабло с разными ответственными товарищами, которые по долгу службы должны блюсти здоровье нации или, говоря в целом, отстаивать ее интересы, а не собственные. Обидно, Вань! Еще бы не обидно. Вору вообще неприятен сосед, не ворующий, а зарабатывающий. Надо бы эту лавочку закрыть, и пока не будет механизма дележки с нами, присматривающими – не пущать!

Теперь напоследок – три соображения о российском государстве и обществе, которые эта история не могла не породить. Первое – появление такого антинародного во всех отношениях указа означает, что хороши все: и низовой бюрократ, постановление придумавший, а экспертов не пригласивший, и начальник повыше, поверивший своему усердному работнику на слово и тоже не спросивший мнения со стороны, и начальник совсем высокий, проштамповавший то, что ему принесли на подпись. Виноваты все – и царь, и бояре, и топтуны боярские. Вертикаль не сработала. Кого-то (топтунов) надо уволить уже сейчас, вертикаль тоже пора менять. По конституции – в будущем марте.

Второе – тревогу об этом постановлении забила только так называемая «оппозиционная» пресса, или скажем точнее, «некремлевская». Все сервильные российские СМИ отделались молчанием. Стыдно – и поделом им. Как бы ни относиться к оппозиции и к симпатизирующим ей СМИ, здесь они исполнили главную роль прессы в обществе – бить в набат, когда власть оконфузилась и информировать об этом общество. Но не злорадства для, а ради как можно более скорого исправления оного конфуза.

И третье. Заметная часть российских комментаторов, включая автора, придерживается мнения о том, что нынешняя российская власть для страны много предпочтительнее нынешней же шизоидной оппозиции. Потому что власть эта поддается медленной (ну, очень медленной) эволюции, а оппозиции потребен в первую очередь квалифицированный психиатр, а более никто. Обидно будет оказаться неправым – и не из-за того, что оппозиция поумнела.

Способность российской власти признать ошибку в данном случае или хотя бы ее быстро исправить будет свидетельствовать в пользу оптимистов-государственников. Значит, кое-какие общественные механизмы в современной России уже заработали. Если же власть будет упорствовать и уходить в несознанку, то путь, предстоящий нашей родине в деле создания данных механизмов, выглядит долгим и извилистым. Ответ на эту дилемму будет дан нам очень скоро. Говорят даже, на этой неделе. Вот и посмотрим. Не каждый историко-социальный эксперимент совершается с такой невероятной скоростью.