Петербургский «Марш несогласных» многими воспринят как очень значительное событие – едва ли не историческое.

Первые сообщения средств информации пестрели загадочными словами: «Смольный дворец», «канал имени Грибоедова», «здание дореволюционной Государственной Думы на Невском проспекте». Неточное знакомство с петербургской топонимикой и топографией было простительно. Когда вершится нечто грандиозное, недосуг разбираться в деталях.

И только позднее, из сообщений очевидцев, а также путем заимствований и взаимных консультаций создалось некое связное изображение происшедшего, предъявляемое ныне публике. Похоже, ему суждено стать общепринятым и в таком виде войти в историю. Подобное уже не раз бывало. Со штурмом Зимнего, например.

Абсолютный разнобой - только в эмоциях от субботнего марша. Опять же, такова судьба всего большого. Насчет штурма Зимнего до сих пор тоже нет консенсуса.  

Огромный, колоссальный успех; мощный народный протест, варварски подавленный ОМОНом; в Питере получилось то, что никак не удавалось в Москве – так говорят устроители марша. Огромные, варварские беспорядки, с трудом, но умело и тактично пресеченные правоохранителями; их учинили нанятые Березовским бесчинствующие толпы провокаторов, целыми вагонами, если не эшелонами, завезенные из Москвы. Таково впечатление властей.

Коль скоро разброс впечатлений столь велик, то сначала – о реальном масштабе событий.

Акция продолжалась примерно два с половиной часа – от  начала первого митинга близ площади Восстания и до разгона последнего митинга близ Гостиного двора. Между тем и другим был прорыв демонстрантов на Невский. Толпа преодолела изрядную часть проспекта, пытаясь добраться до Дворцовой площади, но была остановлена на подходе к каналу Грибоедова и осталась митинговать около Гостиного и здания дореволюционной Городской думы.

Устроители марша говорят о многих тысячах демонстрантов. Петербургское ГУВД в разное время выдало несколько противоречивых цифр – от 800 до пары тысяч.

Думаю, что на пике событий в них участвовали тысячи две-три людей, считая активистов вместе с присоединившимися к ним прохожими. Плюс - примерно столько же ОМОНовцев и других милицейских.

Можно ли это назвать серьезными беспорядками?

Можно, если серьезные беспорядки – это перекрытие движения на главной улице города и выкрикивание обидных для начальства речевок.

Если же серьезными беспорядками, следуя европейским стандартам, на которые равняется Северная Пальмира, считать: битье витрин, поджог автомашин и неспровоцированные нападения на милицию, то этого не было.

Магазины по пути следования демонстрантов продолжали по большей части работать. Нападений на милицию не было или почти не было. А если бы были в заметных масштабах, об этом наверняка оповещали бы публику самым широким образом.

Устроители марша говорят о повальных жестокостях ОМОНа. По нашим меркам, больших жестокостей не было. Но довольно многих задержали, а сопротивляющихся лупили. Среди потерпевших – фактический руководитель демонстрации, депутат городского Законодательного Собрания Сергей Гуляев, которого свинтили, чтобы не дать провозгласить некую резолюцию от лица митингующих.

Обладал ли марш могучим агитационным воздействием, потрясшим город и страну?

Страну – не знаю, а город потрясен умеренно. Непосредственно на месте событий агитационный эффект имел место, хотя и был неоднозначным. Часть зрителей вслух осуждала марш.

Пожилая, бедно одетая дама пыталась узнать у юной нацболки, на чьи деньги она все это устроила. Нацболка говорила, что даром, но доверия не добилась. Другая пожилая дама возмущенно спрашивала, как можно устраивать такое в самом центре – тут ведь полно иностранных корреспондентов!

Но люди, политически подкованные, оставались в меньшинстве. Многочисленные зеваки на тротуарах взирали на происходящее скорее с любопытством, а часть из них, вслед за демонстрантами, принималась скандировать: «По-зор! По-зор!»

В общем, акция, вполне средняя по масштабам и даже не отмеченная вандализмом, но зато проведенная в самом удачном месте и очень шумно разрекламированная.

И в первую очередь – самими же властями, вклад которых не только в рекламу, но и в саму организацию мероприятия просто невозможно переоценить.

С телепризывом не ходить на марш обратилась к горожанам Валентина Матвиенко. Такого же рода предупреждения раздавались из репродукторов на станциях метро. Благодаря предусмотрительности начальства, об акции были оповещены решительно все. Странно еще, что явилось так немного.

Столь удачный (для агитационной эффективности акции) маршрут тоже был продиктован начальством, хотя и невольно.

Устроители хотели пройти по Суворовскому до Смольного и там помитинговать. Им запретили.

А надо сказать, что Суворовский проспект по количеству и качеству публики значительно уступает Невскому. Что же до Смольного, то перед ним разбит обширный сад, окруженный, в свою очередь, надежной оградой, хорошо приспособленной к обороне. Выражать несогласие пришлось бы поэтому отнюдь не под губернаторскими окнами, а где-нибудь на площади Пролетарской диктатуры, месте скучном и немноголюдном.

Перекрытая ОМОНом дорога к Смольному и возможность прорыва на Невский стали для демонстрантов настоящим подарком. Подарком, настолько очевидным, что циркулирует догадка, будто это нарочно подстроено некими недругами петербургской администрации в силовых структурах.

Но эта гипотеза гипотезой и остается, поскольку ничем конкретным не подкреплена. Перекрыть все подходы к Невскому почти невозможно. Чтобы не пустить туда толпу, пришлось бы атаковать ее всеми наличными силами, многих избить, задержать уже не сотню, а добрую тысячу человек, для размещения которых, пожалуй, понадобился бы целый стадион.

Хорошо, что от этого воздержались. Чем бы это решение ни диктовалось, в конкретных обстоятельствах оно было правильным.

Внеся такой солидный вклад в обеспечение зрелищности мероприятия, власти предварительно многое сделали, чтобы вообще возникла вся эта странная коалиция «несогласных».

В чем «несогласные» согласны друг с другом?

Что объединяет Лимонова с Касьяновым?

Националистов или АКМ-овцев с петербургскими «яблочниками»?

Везде и всюду есть маргиналы-протестанты, профессионалы и карьеристы скандалов. Нормально, когда реакция на их профессиональную деятельность соразмерна. Когда смотрят сквозь пальцы на умеренные их выходки и наказывают за неумеренные. Выпустить пар всегда дальновиднее, чем перекрыть клапаны. Но еще дальновиднее - позволить маргиналам остаться маргиналами, не толкая людей системных к альянсам с ними.

Э.В.Лимонов не изменился. Он работает все там же – где эстетическая провокация плавно переходит в провокацию просто. Изменился М.М.Касьянов. Он бы и рад остаться тем, кем был – мирным администратором коммерческой складки, неотличимым от несметного множества прочих таких же администраторов. Но с Касьяновым обращаются как с Лимоновым.

Его профилактируют, подозревая в нем яркий политический талант, несокрушимую волю к высшей власти и реальную способность эту власть захватить. И то, и другое, и третье весьма и весьма преувеличиваются. Но результаты профилактирования налицо:  Касьянов начинает видеть родственную душу даже в Лимонове.

С недавних пор, но самым решительным образом профилактируют и петербургских «яблочников». И результаты тоже налицо. Достаточно посмотреть на поведение их депутатов в петербургском парламенте до того, как «Яблоко» не допустили к городским выборам, и после этого. Люди, которые так недавно взвешивали каждое слово, сегодня радикализируются на глазах.

Но при этом чувствуют, что своими силами им реванша не взять. Между прочим, не далее, как пару недель назад, «Яблоко» самостоятельно провело митинг протеста против плохого с собой обращения. Вполне легально и, кстати, там же - на Невском.

Прямо скажем, это не стало общенациональной новостью. Малочисленная немолодая публика напомнила устроителям, что массовая база у них нынче скромная, что нужно искать хоть каких-то друзей. Удивительно ли, что системные люди, ни с того, ни с сего выставленные на улицу, начинают дружить с теми, кому улица – дом родной? Неужели от них ждали чего-то другого?

И, кстати, какие новинки ждать нынче от маргиналов «кадровых»? Власть демонстрирует им какую-то преувеличенную беспощадность, за которой они просматривают столь же преувеличенный страх перед собой.

В ноябре несколько нацболов ворвались в зал заседаний петербургского Законодательного Собрания, разбросали листовки с вполне стандартными популистскими призывами, попытались забраться на трибуну, были схвачены и без драки позволили себя вывести. Один приковался наручниками к креслу и был вынесен вместе с креслом. Все мероприятие заняло от силы минуту.

Что полагается за такое злодеяние? По-моему, это тянет, максимум, на несколько суток административного ареста. Тем более, в городе, который славится своим либерализмом в отношении лиц, убивающих студентов-иностранцев.

Ан нет. Двое участников этой акции уже четвертый месяц в Крестах. Все никак не получается начать процесс. Большинство остальных скрылись от правосудия и явно выглядят героями и в собственных глазах, и в глазах собратьев.

Спрашивается, зачем властям одиночество? Почему им не нужна мирная системная оппозиция, да и зачем без нужды распалять оппозицию маргинальную? Зачем сначала создавать эти уличные союзы ежей и ужей, а потом преувеличивать их мощь и начинать их бояться?

При нынешнем-то процветании бояться вообще некого. А на случай, если с процветанием выйдет заминка, очень кстати пришлись бы критики примиримые, которые не вызывают физического страха. Именно те, кого сейчас с таким успехом превращают в непримиримых.