Удивительное дело – чем богаче мы становимся, тем больше проблем у России в отношениях с Европой. Не будем брать усиливающуюся критику в тамошней печати – дело Литвиненко, убийство Политковской, традиционная Чечня, нефтегазовый шантаж. Посмотрим с другой стороны, более близкой обычному человеку. Казалось бы – богатеющим гражданам РФ следовало бы не вылезать из тамошних столиц и курортных мест, но не тут-то было. Визовые проблемы растут как снежный ком. То во Францию не пускают наших туристов, то с германским посольством заморочка. Немцы ввели обязательное собеседование для въезжающих на лечение или по делам бизнеса. В прошлом году в немецком консульстве неоднократно возникали задержки с выдачей виз, что приводило к срыву сроков поездок. Порой въездные документы россиян, выданные ранее посольством, были аннулированы. Про конфуз с Михаилом Прохоровым мы и не говорим. Если «они» так обращаются с миллиардером, то что уж говорить про рядовых граждан.

Откуда же растут корни  проблем? По европейским столицам проходит презентация социологического исследования «Восприятие россиянами европейских ценностей». Брюссель и Стокгольм, Париж и Мюнхен узнают о том, как к ним относятся 145 миллионов русских (не в этническом смысле, а в смысле гражданства). Социологи «Левада-центра» засвидетельствовали следующее (отметим наиболее существенное). Большинство русских (71%) не считают себя европейцами; почти половина опрошенных уверены, что ЕС представляет угрозу для России, ее финансовой и промышленной независимости; около 30% опрошенных считают, что западная демократия не подходит России; лишь четверть респондентов считают демократическую систему справедливой; каждый третий опрошенный отдал предпочтение советской системе государственного управления.

Это, так сказать, пассив, актив же следующий – почти половина респондентов думают, что Россия может позаимствовать много полезного у западной  демократии и культуры; треть русских обеспокоены серьезными нарушениями прав человека.

Что можно сказать по поводу этих цифр? Россия находится в переходном состоянии. Мы еще не Европа, но уже не Азия, или, дабы не обижать Восток, не СССР. А главное, конечный результат этого транзита не предопределен.

В какой уже раз в своей истории Россия находится на перепутье, как тот богатырь перед камнем – «направо пойдешь, налево пойдешь…». Возможности европейского выбора выпадали не меньше трех раз – при Петре I, перед убийством Александра II и после февраля 1917-го. В первом случае мы выбрали формальное копирование европейских установлений без следования их духу, во втором вместо конституционного строя образовался Храм на Крови, в третьем – беспредельная свобода привела к быстрому скатыванию в анархию, с последующей невиданной диктатурой.

Но тогда Россия Европу не знала. Во всяком случае, подавляющая часть нашего населения. Сегодня – ситуация иная. Поездки в Европу стали реальностью для миллионов русских. Но те, кто не выезжал лично, видит тамошнюю жизнь по ТВ, Интернету и т.д. Информационная эпоха переформатировала понятие границ. Если посмотреть на повседневное бытие соотечественников, то примет европейства – предостаточно. Молодежь носит те же штаны и куртки, что в Кельне и в Гааге, так же слушает музыку из iPod’ов и так же гоняет  на скейтбордах и великах BMX. Их родители используют при стирке те же порошки, что в Польше, пьют чай из таких же электрочайников и т.д. Внешне – мы истинные европейцы.

Но вот в головах – сущий хаос.

Маленькое лирическое отступление. Меня  всегда поражало при турпоездках по Европе восприятие соотечественниками  увиденного. В загранице они видели некий гигантский Диснейленд – отдавая  должное чистоте, культуре, порядку, никто не принимал увиденное всерьез, точнее, не пытался задуматься о фундаменте благополучия и спокойствия.  Логика была такая: «Ну, они – это они, а мы – это мы». (Почему-то думается, что таджики-дворники и киргизы-строители в Москве, наблюдая сытую жизнь москвичей, также полагают, что у них это невозможно по определению; почему и стремятся остаться здесь всеми правдами и неправдами).

Есть и другое соображение. Многие из нас вполне искренне полагают, что Европу мы уже догнали, так что работать над собой вроде как и не нужно. К тому же после стольких лет тяжелой жизни в 90-е, когда Россия воспринималась на Западе как страна-лузер, так хочется вновь ощутить себя представителем сильной и уверенной в себе державы. Нефтедоллары сильно шибают в голову, создавая опасные иллюзии. Да, в наших энергозапасах Брюссель заинтересован. Но найти им альтернативу в перспективе возможно. Арабы уже через это прошли в 70-е. После их эмбарго Запад стал еще сильнее, а Третий мир – слабее.

Быть европейцем – не значит одеваться как среднестатистический лондонец или пражанин. Подобно разрухе, «европейскость», в первую очередь, в головах. Если не принимает Европа категорически смертную казнь, то и не надо лезть со своим уставом, прося разрешения оставить ее у нас. Считается там хорошим тоном (единственно допустимым) не бравировать своей национальной исключительностью, поддерживать кросскультурный диалог, внимательно относиться к мнению «иного», считаться с правами меньшинств – давайте поступать аналогично, а не отвергать с порога попытки непростого разговора о совместной истории, например.

Результаты соцопроса показывают, что в России существует очевидный  ментальный разрыв между видимым благополучием среднего класса, которого все больше с каждым днем, и отсутствием понимания того, что необходимо иметь для поддержания оного. Спокойствие среднего класса в Европе базируется на элементарных вещах – гражданское общество, правовое государство, уверенность, что от тебя зависит многое и что твой голос  будет услышан. А по данным Левада-центра, 94% респондентов считают, что оказывают крайне малое или не оказывают никакого влияния на то, что происходит в России; подавляющее большинство (82%) не чувствуют практически никакой ответственности за происходящее в стране.

Но что дальше? Элита отправляет своих детей учиться в Европу, туда же она едет отдыхать, даже если и бойкотирует Куршавель, то перебирается в  Кицбюхель. Т.е. можно сколько угодно говорить вслед за Шпенглером о «закате Европы», но на нее мы уже «подсели». Да что говорить – туда уже стремительно уходит после Нового года Беларусь!

Но если русские не примут тамошних правил игры, то дальнейшие визовые ограничения –  неизбежны. Уже сегодня резко сократились возможности самого дешевого туризма – автобусного. И это при том, что его востребованность, как и  вообще востребованность поездок, только растет. Да, наши энергоресурсы заставляют европейцев быть толерантнее. Но чем больше будет появляться между нами и ними «непоняток», тем выше будут  вырастать барьеры.

Яркий пример нашего нежелания считаться с европейскими правилами – заявления Юрия Лужкова на последней встрече с мэрами крупнейших городов мира. Рассуждая о прошлогоднем запрете гей-парада в Москве, он употребил совершенно неуместные в Европе определения по адресу геев, отразив давно там изжитые страхи и комплексы по поводу «заразности» гомосексуализма. Пикантность ситуации придал тот факт, что двое его ведущих коллег – мэр Парижа Бертран Деланоэ и мэр Берлина Клаус Воверайт - открыто заявляют о своей принадлежности к секс-меньшинствам, что не мешает им побеждать на выборах. «Там», в Европах, так заведено, и Лужкову приходится подавать им руку, есть с ними за одним столом, хотя видно, как ему тяжко. Воспитанный Деланоэ не стал устраивать скандала, а вежливо попытался объяснить московскому коллеге, что как есть от рождения люди с разным цветом глаз, так и от рождения не у всех одинаковая сексуальная ориентация. Но Юрий Михалыч только саркастически улыбался в ответ - спасибо, что не сплюнул.

Нельзя стремиться в Европу, отгораживаясь от нее ментально. В ближайшие годы это противоречие будет особенно остро прочувствовано. Примеры того же Лужкова, того же Прохорова показывают, что попытки переноса «за бугор» своих поведенческих стереотипов – чреваты. Либо русские  окажутся на положении мусульманских иммигрантов, которые оседают в своих  этнических кварталах, не принимая правил игры, и на которых опасливо и брезгливо косятся, несмотря на всю политкорректность, либо процесс адаптации европейских ценностей развернется и в России: третьего не дано.