Лев Гумилев не раз высказывал мысль: не успехи армий, искусство миссионеров или просветление правителя, но характер самого народа определял выбор той или иной религии. Действительно, гибель внука пророка Мухаммеда могла остаться в истории лишь трагической датой. Но группа приверженцев (по-арабски «шиа») имама Хусейна превратилась в массовое движение против узурпаторов Омейядов, а затем в религиозное течение, и только шиизм, а не ортодоксальный суннизм смог «покорить» Иран, который не имел к этой гражданской войне никакого отношения. Почему? Очевидно потому, что иранцы – наследники ахеменидской, парфянской и сасанидской империй – не желали признавать духовное превосходство вчерашних кочевников. Им нужен был свой ислам.

Точно так же духовного господства арабов и других «пастухов» (вплоть до арамеев и ассирийцев) не могли признать жители южного Междуречья, за плечами которых к тому времени было то ли четыре, то ли пять тысячелетий цивилизации. Здесь тоже утвердился шиизм.

А вот для горцев-курдов главным орудием борьбы за идентичность всегда было, собственно, оружие. Религии же в этих горах прижились разные: суннизм, шиизм, христианство и езидизм, совмещающий три названные, а также немного от Талмуда, учений Заратуштры и Мани, и тех верований, которые бытовали в этих горах еще до прихода курдов. Курды (20-21% населения Ирака) не любят, когда статистика отмечает их религиозную принадлежность и иные различия, они – единая нация. Границы двух десятков племен, как правило, совпадают с водоразделами долин и единству не мешают. То же можно сказать о полумиллионе туркоманов, ориентирующихся на Турцию.

Остальные народы подчеркивают конфессиональную принадлежность, и она определяет принадлежность политическую. Арабов-шиитов в стране около 55% (30 племен), 19-20% составляют арабы-сунниты (10 племен), остальные – христиане (несториане и католики), мандеи (почитатели Иоанна Крестителя) и др. Время от времени сообщается, что в болотах южного Ирака и сегодня живет несколько сотен манихеев.

Почти три тысячелетия ассирийцам, Ахеменидам, Селеквкидам, Сасанидам, багдадским халифам, монгольским Хулагуидам, османам, англичанам и Саддаму Хусейну удавалось если не сглаживать, то разными методами «деактуализировать» религиозные и этнические противоречия. В ближайшие недели и месяцы в Междуречье могут вернуться границы трехтысячелетней давности: по южным отрогам иракского Загроса и через древнюю область Ирак («меж берегов») в сотне километров к северу от Вавилона. Через Багдад.

Интересно, что еще при разделе Османской империи в ходе Первой мировой войны среди прочих обсуждался вариант, при котором Курдистан получал формальную независимость, к Британии отходила южная часть Междуречья с Багдадом, а к французской Сирии — суннитские районы. Британия добилась расширения своей зоны и нисколько не смущалась ее разнородностью - «разделяй и властвуй». После обретения независимости в 1932 году власть в Королевстве Ирак оказалась в руках суннитской династии.

Еще в 1960 – начале 70-х, после баасистской революции, казалось, оставалась возможность для вовлечения шиитов и курдов в политическую жизнь страны и постепенного складывания действительно единой иракской нации. Обсуждались даже планы квотирования мест в парламенте и государственных органах по ливанской модели. Конечно, о том, чтобы отдать шиитам 55% «власти», речь не шла, но они не получили и будто бы согласованных 33%. В 1979 в соседнем Иране победила исламская революция и к власти пришло шиитское духовенство. В этом же году президентом Ирака стал один из революционных лидеров – Саддам Хусейн, открыто враждебный к шиитам. Их стали вытеснять и из экономической жизни. В частности, из торговли в северных городах.

В 1980 году Хуссейн бросил иракскую армию против ослабленной революцией иранской в расчете на легкий успех и присоединение нефтеносной провинции Хузестан. На минные поля гнали пехоту, сформированную из шиитов, за ними шли танки с экипажами, состоящими из суннитов. После бесславного завершения иранской авантюры почти без перерыва последовала кувейтская, а за ней в 1991 году – операция многонациональных сил «Буря в пустыне». Шииты восстали, надеясь на то, что американцы не остановятся на подступах к Багдаду. Но те остановились. Президент Джордж Буш (старший) решил, что взять Багдад – значит взять ответственность за судьбу страны и ее восстановление. Восстание шиитов было подавлено напалмом, фосгеном и массовыми казнями. Те же методы власти применяли в 1988 году против восставших курдов, но тем в 1991 году все же удалось взять в свои руки и удержать большую часть иракского Курдистана.

Возможно, Саддаму Хусейну или его преемникам удалось бы еще некоторое время удерживать страну в единых границах, но именно в правление Саддама была похоронена идея иракской нации.

И тут президент Джордж Буш (младший) решил, что именно ему удастся эту нацию возродить. Удастся «подправить» то, что заложили Саргон Великий, Ашшурнасирпал, Муавия, Али, Сулейман Великолепный и лорд Керзон. Для чего нужно всего лишь освободить иракцев от диктатуры и объяснить им очевидные преимущества демократии. Саддам Хусейн был свергнут. Подконтрольные суннитам органы власти, армия и полиция были распущены. Вместо них создавались органы власти, армия и полиция, подконтрольные шиитам. Шииты «восстанавливали справедливость» обычными революционными методами: отнимая собственность у суннитов. Когда сунниты восставали в Самарре, Рамади, Фаллудже (все эти города расположены в зоне чересполосного расселения суннитов и шиитов), американцы их бомбили, а затем «зачищали»: обыскивали дома в поисках боевиков. Вспомогательные шиитские отряды тоже обыскивали дома: в поисках бытовой техники и других ценностей. Если косвенные признаки указывали на достаток, но найти ценности не удавалось, то забирали сыновей: родственники все принесут сами. Если хозяева оказывали сопротивление, то автоматически оказывались «суннитскими боевиками» и уничтожались. Что вызывало новые восстания. Когда американцы попытались навести порядок, это вызвало возмущение и выступления шиитов.

Сегодня шииты и сунниты методично истребляют друг друга, в перерывах постреливая в американцев. Истребляются как случайные прохожие, так и политики, деятели культуры, бизнесмены. Истребляются лидеры и активисты религиозных партий, но в первую очередь, те, кто выступает за единое государство. В Ираке оно уже никому не нужно. Шииты владеют 80-90% иракской нефти и хотят своего исламского государства. Сунниты уже смирились с потерей этой нефти и в отчаянии провозгласили свое государство. Курды считают, что свое государство у них уже давно есть, и ждут, когда сунниты и шииты сделают остальное. «Молодежь уже не знает и не хочет учить арабский язык», «Курдистан никогда не примет управления из Багдада», - это говорит ни кто иной, как номинальный президент Ирака, курд Джаляль Талабани.

Спорная шиитско-суннитская зона по широте Багдада стремительно сужается, кристаллизуется в линию. Десятки тысяч суннитов бегут на север, шиитов – на юг. В следующем году в спорных арабо-курдских районах Киркука и Мосула должны пройти плебисциты об их принадлежности Курдистану. Большая часть первого, очевидно, отойдет к курдам, второго – к арабам-суннитам. Границы определены, вопрос в том, станут они государственными сразу или через период «цивилизованного развода».

Союзники Иран и Сирия поддерживают соответственно шиитских и суннитских боевиков, воюющих друг с другом, и одновременно предлагают некое содействие в сохранении единого Ирака. При условии, что будет оглашен график вывода иностранных войск. Пока США эти предложения отвергают, поскольку их принятие означает поражение и зависимость Ирака от Ирана и Сирии. Но у США нет и сил для разгрома Ирана и Сирии – тылов повстанцев. Это новый Вьетнам. США придется уйти. Наводить порядок в Ираке силой Иран и Сирия не станут. «Убеждение» (под которым в политике подразумеваются экономические рычаги – как санкции, так и помощь) им не под силу.

И вряд ли авторитарные соседи смогут и захотят сохранить единый федеративный Ирак. Федеративное устройство государства подразумевает не слишком быстрые, но далеко идущие изменения в мировоззрении и психологии граждан. Научившись поиску компромисса, убедившись, что компромисс, «половинчатость» договоренностей между регионами дает, в конечном счете, гораздо лучший результат, чем навязывание директивной воли, народы распространяют навык компромисса на другие, низшие уровни. То есть «вертикаль» демократии строится как снизу, так и сверху. Так она рождалась и укреплялась в Швейцарской Конфедерации и США, так она «закалялась» в унитарных демократических государствах, где федерализма больше, чем в авторитарной федерации.

Очевидно, Иран и Сирию больше устроит («вынужденно согласятся на») раздел и превращение Южного Ирака в сателлит Ирана, а Северного – Сирии.

Хорошего для США и их союзников в регионе (Израиля и монархий Залива) в этом мало, но ущерб вполне приемлем: не критично, если к 75-миллионному шиитскому Ирану прибавится 15-миллионный иракский «Шиитистан» (Шумер), а к 15-миллионной Сирии – 5-миллионный «Суннитистан» (Ассирия). Для союзников США это не большая опасность, чем некогда саддамовский Ирак. Кроме того, избавившись от одного «старшего брата», шииты Ирака вряд ли захотят получить другого, и вскоре начнут от него дистанцироваться. То же можно сказать о суннитах после трех лет пребывания в роли младшего брата. Да и Сирии почти 30-летний протекторат над Ливаном принес одни расстройства.

Курдистан уже в 2003 году был на пороге провозглашения независимости, когда отряды пешмерга заняли Киркук и Мосул. Ее провозглашению под угрозой ввода вооруженных сил воспрепятствовала Турция. Дело в том, что в этой стране курдов больше, чем в Ираке, и многие из них поддерживают борьбу за автономию. Турция опасается, что появление независимого Курдистана придаст новый импульс этой борьбе. Много курдов и на северо-востоке Сирии. Да, Сомали пыталось отвоевать у Эфиопии провинцию Огаден, где сомалийцев живет больше, чем в Сомали. Попытка закончилась поражением и разрушением сомалийского государства, от которого оно не может оправиться до сих пор. Претензии Афганистана на Северо-Западную Пограничную провинцию Пакистана (где афганцев-пуштунов, опять же, больше, чем в Афганистане) полвека тормозят развитие и Афганистана и СЗПП. Куда больше выигрывает Лаос и лаосцы Таиланда (здесь их в 3-4 раза больше, чем в Лаосе) от конструктивных отношений между двумя странами. Азербайджанцы Ирана – элита экономики и духовенства, а восточные диалекты курдского настолько близки фарси, что принадлежность некоторых племен (луры, бахтияры) вызывает споры. Очевидно, Курдистан будет не меньше заинтересован в добрых отношениях с соседями, чем они. Отказ от притязаний на Мосул и правобережье Тигра, ответственное отношение к принципу невмешательства во внутренние дела других государств обезопасят и соседей и Курдистан. Похоже, курды к этому готовы.

Распад Ирака не станет чем-то из ряда вон выходящим для арабского мира. Через несколько лет, после намеченного ООН референдума на юге страны, престанет существовать современный Судан (возможно, от Судана отделится и западная провинция Дарфур). На грани новой гражданской войны и развала балансирует Ливан. Тем более трудно согласиться с прогнозом особо катастрофических последствий развала Ирака для мира, когда память о развале Югославии и СССР регулярно освежается событиями в Косово и на Кавказе.