Рассудительность, пожалуй, самая яркая черта эстонца (если читатель готов признать рациональность яркой чертой). Крестьянская рассудительность, по свидетельству Солженицына, помогала эстонцам выживать в ГУЛАГе. Знакомый, служивший на базе в Палдиски в дни крушения СССР, не долго думал над вопросом, что ему запомнилось в те дни: «Чисто стало. В один день. На конечной в трамвай влетели две женщины и за пять минут все вычистили: поручни, сиденья, пол. Тогда только обратил внимание, понял, почему в конце дня ехал не в заплеванном вагоне». Чисто – это рационально. По рейтингу коррупционности (точнее, ее отсутствия) Эстония впереди многих стран старой демократии. «Эстония – маленькая страна, - просветил эстонец, предприниматель. – Если ты решил уезжать и никогда не возвращаться, то можешь немного поворовать. Если нет, то очень-очень усложнишь жизнь себе и детям. Вся Эстония будет 50 лет помнить эту несчастную крону». Коррупция – это нерационально. Понятно даже то, почему не 1000 и не 100 лет, как сказали бы мы, а именно 50. Это тоже проявление рационализма.

Есть только одна тема, при обсуждении которой рассудительность, кажется, изменяет эстонцам. Тема оккупации.

15 ноября президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес подтвердил, что одобренный парламентом страны в первом чтении законопроект может коснуться судьбы памятника воину-освободителю («Бронзовый солдат») в центре Таллинна. При этом г-н Ильвес высказал некоторые соображения, призванные смягчить трактовку закона как направленного на уничтожение памятников советским воинам. Первое соображение – возможность преобразовать «Бронзового солдата» в мемориал «Павшим сынам Эстонии». Но вряд ли воин в гимнастерке и с ППШ сможет одновременно представлять эстонского парня, сражавшегося в рядах Красной Армии, и его товарища по парте, оказавшегося в рядах Вермахта. То есть речь идет о сохранении места для памятника, но не самого памятника. Второе соображение – памятник должен находиться в более подходящем месте, «например, на кладбище». Господин президент не может не знать, что памятник-надгробие и памятник-произведение искусства для увековечения в общественном сознании исторического события или заслуг исторического лица – это объекты разного порядка. Если их смешивать, то на площадях эстонских городов останется место только для памятников здравствующим особам, например, Сапармурату Ниязову или Ким Чен Иру.

И есть только одно объяснение того, почему при обсуждении темы оккупации рассудительность изменяет эстонцам. Она изменяет им с их оппонентами. Эстонцы знают, что в 1940 году в отношении их страны было совершено жестокое насилие. И оппоненты это знают. Проблема в том, что оппоненты могут легко доказать, что в 1940-м (или 1944-м) не было акта оккупации, а с 1944-го по 1991-й не было состояния оккупации. Из четырех прибалтийских государств-«лимитрофов» одно отказалось принять юридически безупречные предложения советского правительства, и это стоило ему потери десятков тысяч жизней и части национальной территории. Демократически избранные парламенты трех других государств и демократически утвержденные ими правительства приняли эти предложения, основываясь на своих догадках о том, что произойдет, если они этого не сделают. «Это было единственное разумное решение», - говорят эстонцы, имея в виду свои действия в 1940-м. «Россия поступит разумно, если признает свою ответственность», - говорят эстонцы, имея в виду действия СССР в 1940-м. Такое совмещение неразумно.

Но давайте признаем, что оккупация была. Ведь была же! (Мы-то можем позволить себе быть иррациональными.) Давайте согласимся с эстонскими ультраправыми и скажем: «Русские – оккупанты!». После чего глубоко вздохнем и снова попытаемся мыслить рационально.

Ни национальное, ни международное право не знает уголовно наказуемого деяния под названием «оккупация». Подразумевается, что это действие совершают военнослужащие (а также гражданские лица вспомогательных служб и т.п.) враждебного государства. По окончании состояния войны бывшие оккупанты и гражданские лица, оказавшиеся под юрисдикцией ранее оккупированной страны, могут либо вернуться на родину, либо остаться в некогда оккупированной стране. Например, если считают, что возвращение на родину для них опасно или нежелательно по каким-то другим причинам. Интернированные лица поражены во многих правах (избирательных, занятия определенной деятельностью, выезда и т.п., придумаем для них условный термин - «неграждане»), но, в конце концов, как правило, в течение 10 лет они получают права гражданства.

В отличие от «оккупации», законодательство практически всех стран предусматривает наказание за «пособничество врагу». Имеется в виду служба в армии и силах правопорядка оккупирующей страны, членство в ее преступных организациях (от правящей партии и ее молодежного крыла до проправительных профсоюзов, культурных, спортивных и прочих организаций, основанных на враждебной идеологии). Разумеется, сюда же относятся служба в оккупационных органах власти, работа на военных предприятиях и предприятиях, чья продукция имеет стратегическое значение (скажем, рыбные консервы, служащие частью стратегического запаса вооруженных сил), и даже обучение в высших учебных заведениях, предусматривающих военнообязанный статус (например, медицинских).

Для справки: в 1989 году среди одного с небольшим миллиона эстонцев было около 65 тыс. членов и кандидатов в члены КПСС и около 130 тыс. членов ВЛКСМ. Наверное, будет не слишком большой ошибкой предположить, что 99 из 100 эстонских парней либо проходили службу в рядах Советской Армии, либо получили военный билет по окончании советского вуза. После чего в меру способностей делали карьеру в вышеназванных органах власти, общественных организациях, на предприятиях.

Конечно, было бы неразумно от всего этого отказываться. Впрочем, был я дружен с одним умнейшим парнем, который люто ненавидел советскую власть, почти не учился в школе, в 17 лет отрубил себе пару пальцев на ноге и затем работал простым лесорубом. Правда, он не эстонец, а украинец из-под Тернополя. И почему-то так получилось, что и сейчас работает лесорубом. В 1988-м или 89-м умылся, побрился, съездил в Киев, посмотрел, плюнул, вернулся. Очень любит русскую литературу.

Можно было бы развить тему «пособничества врагу». Ведь это преступление не имеет срока давности. А по логике действий некоторых государств, распространяющих преступление «оккупации» на детей «оккупантов», следует, что это применимо и к детям пособников врага. Трудно подсчитать, скольких граждан должно постичь неотвратимое наказание со стороны эстонского правосудия, но очевидно, что пенитенциарная система маленького государства с таким количеством осужденных справиться не сможет. Как страна – бывший оккупант, Россия просто обязана взять на себя ответственность за тех, кого приручила, и срочно восстановить Мордлаг, Воркуталаг... И очень интересно, какие решения примет эстонский Сейм, когда в пустой зал войдут представители новых граждан – бывших интернированных. Но довольно. Все разумное можно довести до абсурда.

Например, возмущение российских законодателей реваншистскими поползновениями эстонских коллег. Особенно умилительно звучат призывы к экономической блокаде и – классика жанра - «отключим газ!». Хорошо бы думцам вспомнить, например, о международном соглашении, запрещающем пересечение двух подводных трубопроводов. Это значит, что, оказавшись в тяжелейшем положении, Эстония будет вынуждена обратиться к партнерам по ЕЭС и потребовать проложить трубу (или хотя бы «трубочку») поперек Финского залива. В братскую Финляндию. Сценарий настолько неразумен, что кажется вполне реальным. Ну, хотя бы как повод разным деятелям побороться за что-то очень важное. Может быть, действительно очень важное.

Когда сербы покидали районы, отходившие по дейтонскому соглашению к мусульмано-хорватской федерации, они везли на единственной телеге не домашний скарб. Они увозили гробы своих близких. Это неразумно. Не знаю, что говорит по этому поводу православная церковь, но мне кажется, это по-православному. Пусть следующая мысль противоречит предыдущей, но единственное разумное решение для России – это забрать памятники. Из тех сел, городов, стран, где их оскверняют, где им нет больше места. Попросить разрешения и молча забрать памятники нашим солдатам. Если понадобится, попросить разрешения и молча забрать останки солдат. Не нужно ничего говорить, объяснять, предрекать.

Ахиллес, убив Гектора, безрассудно издевался над трупом. Но когда старец Приам явился к нему за телом сына, Ахиллес начал приходить в себя. Он отдал троянцам останки ненавистного врага, чтоб погребали они конеборного Гектора тело, как раз из тех чувств, из которых сейчас ставят памятники - ибо "боги судили всесильные нам, человекам несчастным, жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны". Эта сцена из "Иллиады", многократно потом изображенная и трактованная, осталась в веках как "Великодушие Ахилла". Способность к великодушию - черта настоящего воина и признак настоящей силы. Бессмысленно, как делает российская пропаганда, требовать этого от эстонцев, в том числе, через ООН - великодушия не требуют, и отсутствием великодушия не попрекают. Но забрать свои гробы Россия обязана. В отличие от царя Приама мы ничем не рискуем. И даем Эстонии, беспечальной, как боги, к тому же шанс прийти в себя.