Об августе 1991 года в эти дни написано и сказано даже слишком много; многочисленные, почти болезненно навязчивые переливания из пустого в порожнее, в сотый или двухсотый раз публикуемые воспоминания очевидцев (очевидцы, как им и полагается, с годами вспоминают все больше сенсационных подробностей, освежая в памяти читателя верную поговорку «Врет как очевидец»), какие-то архивные документы и прочее, - все это беспощадно обесценивает собственно историю. Взявшись отметить юбилей валом дежурных публикаций, отечественные СМИ рискуют навсегда отбить у общества желание разобраться в том, что все-таки случилось в нашей стране пятнадцать лет назад.

Не будем уподобляться новоявленным историкам. Вместо того, чтобы в тысячный раз рассказывать о том, почему застрелился Пуго, каким словом Горбачев обругал гэкачепистов и что делал Коржаков на танке с Ельциным, обратимся к, может быть, наиболее серьезному итогу августа 1991 года. Август 1991 года сделал Россию во всех смыслах открытой страной. Именно после августа словосочетание «государственная граница» из мистического сакрального символа с вечно стоящим на страже пограничником Карацупой, превратилась в нечто легко преодолеваемое и доступное. В обе стороны границы немедленно после августа хлынуло буквально все, от товаров и секретов до идей и смыслов – из страны вывозили архивы КГБ и «красную ртуть», танки и холодильники, в страну ввозили «сникерсы» и порнофильмы, религиозных проповедников и астрологов. С тогдашним идейным импортом в массовый российский обиход вошла и советология – странная заграничная наука, призванная восполнять пробелы (проще говоря, домысливать) в представлениях западных элит о нашей власти, о Кремле. Таким образом пятнадцатилетие августовских событий вполне можно считать юбилеем презентации отечественной советологии.

Любимое занятие советологов вошло в анекдот – советологи любили дважды в год исследовать расстановку членов политбюро на трибуне Мавзолея, чтобы на основании этой расстановки сделать выводы о том, кто в политбюро сегодня усилил свое влияние, а кто, наоборот, слаб и рискует лишиться власти. Подобные игры выглядели сверхнаивными уже тогда, а теперь вообще без улыбки не воспринимаются, но - то ли в силу общей тогдашней тенденции, то ли в силу того, что новая власть оказалась вполне старой в том числе и в смысле своей закрытости, подобные гадания (термин «советология» устарел, а содержание осталось неизменным) оказались востребованными и в постсоветской России. Из статей о Бурбулисе, потом о Коржакове, потом о «Семье» можно сложить огромные тома – сложить-то можно, читать никто не будет. Сегодня советология исследует (очевидно, с таким же, как и десятилетия назад, успехом) не менее важную проблему – проблему конфликта «двух башен Кремля».

Цена этому конфликту – такой же грош, как и гаданиям на Мавзолее, по той же причине, по которой, например, нет и не может быть никакого большого конфликта, допустим, между ГАИ и «Аэрофлотом», - то есть понятно, что гаишник может несправедливо оштрафовать торопящуюся в полет стюардессу, или стюардесса в полете может отказать гаишнику-пассажиру в просьбе налить ему водки бесплатно, но системным конфликтом называть такие недоразумения, по меньшей мере, странно, и в этом смысле авторы пространных исследований по поводу «очередного витка противостояния между Сурковым и Сечиным» далеки от истины не меньше, чем публицисты, записывающие того же Суркова в «питерские силовики» или относящие объединение «Родины» с «Партией Жизни» к очередным дьявольским сурковским интригам.

Но все же отказывать «межбашенному» конфликту в праве на существование не стоит. В конце концов, если конфликт существует в сознании многих людей, значит, он в той или иной мере (пусть не в той, в какой принято считать) действительно есть, к тому же нельзя сбрасывать со счетов и хоть и немногочисленные, но очевидные внешние его проявления – то при формальной монополии одной башни на СМИ другая вдруг запускает собственные издания и радиостанции, то та же «другая башня» организует объединениие двух партий, что опять же никак не входит в ее компетенцию. При желании конфликт «Сурков-Сечин» можно считать существующим – давайте и мы оттолкнемся от этого допущения, тем более что в дни юбилея презентации отечественной советологии это вполне позволительно.

Мы еще вернемся к этому конфликту, а пока взглянем на ситуацию в стране безо всякой советологии – просто взглянем. Есть Владислав Сурков – с некоторых пор вполне медийная фигура, занимающая в общественном сознании место главного теневого вершителя судеб страны. Соответственно, любой оппозиционер – от распоследней демшизы до мрачноватого нациста с татуировкой «Русских людей обижают» на скошенном лбу - всю свою антипатию к власти автоматически распространяет чуть ли не в первую очередь на Суркова. Это тоже легко объяснить: простое «Банду Путина под суд!» - банально и неинтересно, а когда «Все это интриги Суркова» - здесь уже претензия на глубину и на аналитику, поэтому неприязнь к Суркову – едва ли не более распространенная в оппозиционных кругах история, чем неприязнь к Путину, и гораздо более распространенная, чем неприязнь к Сечину, которой, по большому счету, вообще не существует как таковой – где там этот Сечин, не видно его, а как может быть неприязнь к тому, кого не видно?

А теперь, как и было обещано, вернемся к конфликту Суркова и Сечина, пусть и полувиртуальному. Принципа «враг моего врага», даже если он не артикулируется и на него никто не обращает внимания, никто не отменял, он действует автоматически и сам по себе. И получается очень интересная вещь – общеоппозиционная неприязнь к Суркову всегда сама собой конвертируется в симпатию к Сечину.

Не верите? Проверьте. Что ни один из профессиональных кремлеобличителей не сказал о Сечине и сотой доли того, что говорится о Суркове, – это ладно, это можно списать на непубличность Сечина. Но ситуации, в которых можно обойтись без имен – в них совпадение позиций поразительное!

О «деле Сычева» уже и говорить неловко – но нельзя не отметить, что вся оппозиция, от либералов до нацболов (что сейчас почти одно и то же) с самого начала конфликта встала на сторону «сечинской» Главной военной прокуратуры.

История с байкальским нефтепроводом – то же самое: в конфликте «сурковской» «Трансенефти» и РЖД, более близких к «другой башне», оппозиция однозначно встала на сторону РЖД.

Слияние «Родины» и «Партии Жизни», инициированное «другой башней» - здесь вообще все, как говорится, ярко и выпукло – в первые дни после объявления об инициативе оппозиционные СМИ хоть и не без иронии, но все же с симпатией отзывались об «актуальных левых» как о возможной реальной альтернативе «Единой России». Жесткая критика началась только после публикации выступления Суркова перед активом «Партии Жизни».

И так далее, и так далее, и так далее. А если (конспирология не противоречит базовым принципам советологии) еще вспомнить о Станиславе Белковском образца 2003 года – кто сказал, что он перестал быть рупором «сечинской башни»? Может быть, просто перестал это афишировать? Впрочем, конспирология делает нашу картину плоской – гипотеза о стихийном союзничестве кремлевских «силовиков» и российской оппозиции завораживает безо всякой конспирологии.

Советология – конечно, лженаука. Но иногда – вот, например, в дни юбилеев - обращаться к ней совсем небесполезно.