На глазах является и ширится универсальный полемический прием. Любые указания на какие-либо недостатки оппозиционных политиков и мыслителей немедля парируется возражением "А Путин? Чем он лучше? Почему про него не сказано?". Существенно, что этот прием используется не только в случаях, когда речь идет о коллизии с участием В.В. Путина – тогда можно понять смысл указания на то, что и другая сторона хороша. Прием именно что универсален. Если деятель оппозиционного склада сообщает, что хлор – это щелочной металл, а ему указывают, что хлор – галоген, следует непобиваемое возражение: "А Путин врал про "Байкалфинанс"!". Т.е. "Байкалфинансом", Ивановым-Сеченовым, коль скоро они не были упомянуты, а упоминать их необходимо при любой погоде и, естественно, в остро-критическом духе, опровергаются претензии к любым суждениям, исходящим от оппозиции.

Безотносительно к предмету речи вы сперва дежурно лягните Путина, а тогда и поговорим. Каковой принцип отражен в народном устно-поэтическом творчестве 70-х гг. - "Моя милка - сексапилка // И поклонница минета. // Мы с ней гневно осуждаем // Генерала Пиночета". Осуди душегуба Пиночета – потом уже можно и про милку. Существенно, что тот же принцип неуклонно выдерживался и в не столь фривольных текстах. Любое постановление ЦК КПСС строилось именно по такой модели. В приступе констатировалось, что в обстановке всевозрастающего подъема весь советский народ дружно созидает, поборает, одобряет, гневно осуждает etc. Собственно содержательная часть начиналась после слов "вместе с тем нельзя не отметить, что в области коммунально-бытового обслуживания населения (патриотического воспитания, внедрения передовых методов в животноводстве etc.) наблюдаются отдельные недостатки". Интересующиеся товарищи начинали читать именно с этого места.

Сходство между освободительными требованиями к тексту путинской эпохи и поэтикой постановлений ЦК КПСС в том, что от текста требуется не только сообщать новые факты и суждения, но и – что ничуть не менее важно – неуклонно подтверждать общую позицию. То, что весь советский народ и т.д., и т.п., было отражено в бессчетном количестве основополагающих документов, причем почти все взрослое население формально было охвачено сетью политического просвещения, так что знание, того, что написано в приступе про весь советский народ, вроде бы за читателем предполагалось – но тем не менее приступ был необходимым элементом. Вероятно, считалось, что если выпустить постановление без приступа, это будет истолковано как признание того, что весь советский народ то ли ничего не думает по животрепещущим вопросам, то ли думает совсем не то, что надо. А также не борется, не созидает etc. Чтобы не быть обвиненными в ереси (пусть даже косвенной), составители постановлений ЦК КПСС посредством приступа прикрывали задницу, в чем и заключался смысл вводной части. См. сходную практику производителей ширпотреба, прилагающих к своей продукции бумажку с указаниями на то, что не следует совать пальцы в розетку, подстригать себе части тела садовым триммером, браться пальцами за вращающийся шпиндель etc. Смысл таких указаний не в защите пользователя (умный и так не станет совать пальцы, дурак все равно полезет, куда не надо, несмотря ни на какие бумажки), а в защите себя от возможных исков.

В принципе можно сходным образом защищаться и от освободителей, слагая текст по строгому плану. Приступ: "Сегодня весь российский народ, все прогрессивное человечество гневно выступает против неслыханных злодеяний В.В. Путина и его клики и требует etc.". Основная часть: "Вместе с тем необходимо отметить, что в антипутинской просветительной работе, ведущейся в массах, наблюдаются отдельные недостатки. Так, тов. X. проявляет глубокую некомпетентность в важных вопросах, тов. Y. откровенно бравирует двойной моралью, тов. Z. дискредитирует важное начинание, производя на широкие массы впечатление местечкового сумасшедшего". Тут и в самом деле не подкопаешься, однако естественно было бы потребовать, чтобы тексты противоположного направления на основе взаимности слагались по той же модели, т.е. в приступе указывалось на бы на глубокую неисправность тт. X, Y, Z etc., а в основной части сообщалось бы, что вместе с тем необходимо указать на тоталитарную сущность кровавых жидочекистов, выразившуюся в etc.

Если пренебречь перерасходом целлюлозы (в бумажных СМИ) и трафика (в электронных), можно было бы строить полемику и таким образом, хотя это мало что изменило бы. Как и во времена ЦК КПСС, читатели отбрасывали бы приступ, начиная чтение с ключевого маркера "вместе с тем". Проще и экономнее взаимно отказаться от мастерского политического хода "А почему не сказано, что у вас негров линчуют?".

Это было бы тем более уместно, если учесть, что вопрос "А Путин (в смысле: "действующий правитель")?" содержит в себе довольно опасные подводные камни. Само указание на то, что Путин не лучше (ибо прямые утверждения того, что Путин неизмеримо хуже, почему-то почти не встречаются), эквивалентно известной пословице про шило и мыло. Если же учесть, что пользующиеся таким аргументом рисуют В.В. Путина в самых черных – чернее некуда – красках, логическое следствие насчет шила и мыла не способствует успеху освободительной риторики.

Тем более что всякая оппозиция и сугубо – оппозиция, ставящая целью радикально изменить положение дел, должна быть существенно лучше действующего правителя. Дело в том, что замечание "А вот и Путин тоже не лучше" предполагает сравнение не вполне сравнимых вещей. Всякое правящее лицо испытывает на себе раздавливающее и развращающее действие власти. Возможно, в 0,1% случаев бывает противоток, но для 99,9% это – непреложное правило. Если человек, сполна подвергшийся развращающему действию власти, и человек, этому действию еще отнюдь не подвергавшийся, могут быть  поставлены примерно на одну доску, это значит, что оппозиционер, сегодня равный Путину в пороках, достигнув власти и неизбежно развратившись, будет существенно хуже нынешнего правителя. Занимаясь сравнениями, нужно на самом деле доказывать, что освободители неизмеримо лучше Путина, настолько лучше, что даже сев на его место, они подвергнутся развращающему действию власти далеко не сразу – столь велик у них запас добродетелей и силы к сопротивлению соблазнам власти. Вероятно, доказывать это трудно, но – необходимо.

Единственный смысл вопроса "А Путин?", заставляющего забывать обо всех подводных камнях, может быть в том, что задающие его мыслят в рамках борьбы с архизлодейством. Например, в 1941-45 гг. политики и пресса стран антигитлеровской коалиции довольно тщательно воздерживались от того, чтобы указывать на какие-либо грехи других держав и персон, сражавшихся против Гитлера (хотя, конечно, после 1945 г. все претензии были припомнены). Естественно, если единственно возможное отношение к нынешней власти - "Ceterum censeo Carthaginem delendam esse", всякое указание на изъяны противников этой власти есть удар в спину, предательский и низменный в тот час, когда идет война народная, священная война, а всякий, сеющий разброд между участниками коалиции, есть что-то вроде гитлеровского пособника. Вопрос "А Путин?" тут эквивалентен вопросу "Так что же, ты за Гитлера?" (в смягченном варианте "Вы советский человек?").

Проблема тут лишь в том, что для задающего такой вопрос тождественность Путина и Гитлера несомненна, тогда как для получающего такой вопрос тождество может быть не столь очевидным. Что портит весь риторический эффект.