Перед Россией, как и перед другими государствами глобалистической «периферии», остро стоит задача модернизации. Об этом говорят как американские гуру этой весьма специфической модели развития мира, так и ее российские приверженцы. Люди с вашингтонской «пропиской», считающие, что стране нужна скорейшая модернизация, правы, потому что это максимально соответствует их интересам. Те же, кто вещает о всесторонней модернизации из святилищ российской политической жизни, умалчивают один факт. Развитые страны Запада уже пару десятков лет назад перешли в эру постмодерна. Напомню, что для нее характерна виртуализация всех сторон жизни, в том числе экономики и политики. Что же имеем мы?

А то, что нам навязывается модель развития, в том числе и политическая, которая обеспечит стране достойное место в мире прошлого века, из которого те же США благополучно ушли в «дальние дали». То есть, за Россией в случае ее модернизации прочто будет закреплен статус одного из лидеров мировой периферии. Почетный статус, ничего не скажешь. Господа, России нужна всесторонняя постмодернизация! Заводы по сборке машин – хорошо. Однако чтобы западный обыватель хоть как то мог в будущем отличить Россию от Польши, мы должны осваивать сверхсовременные технологии. Прицепление России к локомотиву демократии – похвально. Однако в мире постмодерна демократия – всего лишь симулякр, идеологема, с помощью которой, правда, решаются грандиозные геополитические задачи.

Вы можете спросить, какое это отношение имеет к движению «Наши», на которое сразу после появления обрушилась волна критики с редкими проблесками конструктивизма? Дело в том, что движение это – постмодернистское по своей сути. Здесь уместно сделать небольшой экскурс в постмодернизацию политики. В 70-х годах прошлого века американский истеблишмент привлекли идеи небольшой группы экстравагантных ученых, которые заговорили о том, что вскоре привычный мир будет сокрушен наступающей новой эпохой, в которой правит бал мощь иллюзорности и пресловутый «человеческий фактор». Идеология показалась чрезвычайно подходящей для раскачивания СССР как типично модернистского государства. На основе представлений о симулякрах и ведущей роли пассионарности в большинстве процессов нового порядка была создана теория социальных движений, которая при помощи feedback loops начала применяться для свержения неугодных политических элит в далеких 70-х. Начиналось все в странах Латинской Америки, где социологами из США формировались боевые машины нового поколения – пассионарные социальные движения, сметающие на своем пути «апологетов диктатуры». В начале 80-х схема в усоврешенствованном виде была использована в рамках «третьей волны демократизации», после которой на карте Восточной Европы появились государства-зомби, которые с яростью роботов из голливудских фильмов будут долбить очередную указанную из Вашингтона стену до полного выхода из строя. Впечатляющий успех социальных движений был не востребован в течение более чем десятилетия, поскольку победа над советским антагонистом казалась полной, и любые агрессивные действия в этом направлении могли нанести удар по имиджу США и представить ее как страну, которая «бьет лежачего».

Однако хорошо отрефлексированные схемы и стратегии времен «холодной войны» никуда не ушли. Господин Бжезинский, как говорится, «и ныне там» - сопредседательствует в Американском комитете за мир в Чечне. Александр Хейг мл. – один из выдающихся практиков системы – базируется во Freedom House, который был удачно назван «мастерской ЦРУ» (Маривилия Карраско. «Ответственность англо-саксов за Беслан»). Результат – Четвертая волна демократизации, которая прокатилась по нескольким государствам по периферии России. Почерк тот же – прекрасные и яростные люди нового времени берут власть в свои руки. Как говорится, «разом нас багато, й нас не подолати».

Вернемся к социальным движениям. Сама идея использовать бунтарский дух молодежи в большой политике пришла в голову французскому ученому А. Турену, наблюдавшему за так называемыми студенческими революциями в Западной Европе с нескрываемым энтузиазмом. Стало очевидным, что через «раздраконивание» наиболее активных и радикальных слоев населения (а не молодежь ли это с ее юношеским задором, максимализмом и непримиримостью?) возможно воздействовать на большую политику, каким бы «реакционистским» ни было правительство. Ныне теория социальных движений – одно из самых успешных направлений социологии, и явное порождение эпохи постмодерна. Несмотря на главенство человеческой пассионарности в цикле его развития, социальное движение – типичный симулякр. Подобное движение не может отражать волю народа, поскольку его лидеры тренируются по заданной схеме специалистами из других государств, а доля активных участников движения в обществе пренебрежимо мала. Таким образом, оно имитирует народную волю, по крайней мере на начальном этапе «раскрутки». Во-вторых, вступая в конфликт с властью, социальное движение опять же имитирует противостояние. Тривиальные «не стріляй» и розочки в милицейских стволах направлены на создание виртуальной картинки, которая не имеет никакого отношения к реальности и сама по себе начинает работать на сокрушение действующей элиты.

Против технологий постмодерна невозможно бороться модернистскими мерами. В статье Malbrouque s'en va-t-en guerre, недавно опубликованной на сайте, удивляет позиция автора по поводу силового решения вопроса массовых беспорядков. Автор говорит буквально следующее: «вероятно, советник кремлевской администрации исходит из того, что грядущие выступления будут чрезвычайно массовыми и силовые структуры государства с ними не справятся». Позвольте, о каких военных подавлениях демонстраций может идти речь в демократическом обществе?! Полноте, Гопода, Вы что, хотите, чтобы после кровавой бани на Красной площади в страну, как саранча, слетелись надменные бонзы из надправительственных контролирующих организаций и обвинили Путина в геноциде?

Бороться с оружием постмодерна можно только в поле постмодерна. Движение «Наши» - симулякр социальных движений, а значит, симулякр симулякра. Во-первых, он эффективнее симулякра, формируемого извне, поскольку для его создания используются гораздо более мощные, чем пресловутые «85 миллионов», ресурсы государства. Во-вторых, имитируя имитацию, он дискредитирует саму идею имитации. А дискредитация является одной из основных тактик постмодернистских информационных войн. Однако дискредитировать явления постмодерна при помощи набивших оскомину схем модерна (ох уж эти необоримые примитивы диктатуры и демократии) – невозможно, как невозможно сбить «Томагавк» посохом афганского кочевника (то, что это иногда случается, проблема не типа оружия, а тех, кто его бездарно применяет). Более перспективными видятся схемы дискредитации, которые попытаются применить движения, оппозиционные «Нашим». В целом же, как видится, до 2007-08 гг. мы станем свидетелями применения на территории России новейших технологий постмодернистских войн, причем отрадно то, что это не будет игра в одни ворота. И дело здесь не в слабости и страхе правительства. В отличие от зародышевых элит Грузии, Киргизии и Украины, которые были в два счета сметены тремя толпами людей, в кремлевской элите находятся люди, которые могут мыслить схемами вашингтонских стратегов, и хотят защищаться. Кстати, это в то же время и их слабое место. Ведь защищаться в современном мире – пошло и чудовищно недемократично. Но ведь сказано – à la guerre comme à la guerre. Это выражение как никогда актуально и в наши дни.