Система нестабильности

Странным образом летом 2002 года политический бомонд увлекся казалось бы пустой и отдаленной темой. Выборами. Напомним, что очередные парламентские выборы России предстоят в декабре 2003 г., а президентские – той же весной. От первых нас отделяют полтора года, от вторых – почти два.

Кажется, в самом начале зимы 1996/97 г. ведущий популярной тогда политической телепрограммы Евгений Киселев ввел в своих еженедельных «Итогах» постоянную рубрику – «столбики»: каждую неделю он посвящал пять минут эфирного времени обсуждению уровня популярности ведущих политиков. «Столбики» демонстрировали полученные ФОМ данные ответа на вопрос: «за кого бы вы проголосовали, если бы выборы состоялись в следующее воскресенье». Некоторую нелепость ситуации – выборы президента прошли всего полгода назад – можно было поверхностно объяснить состоянием здоровья Бориса Ельцина. Но лишь поверхностно. Истинной причиной явления «столбиков» было то, что сама по себе предвыборная раскачка, жизнь в условиях политического форс-мажора была естественной средой существования основных бизнес и элит-групп, сложившихся в середине 90-х. Этот постоянный форс-мажор являлся по сути политической системой, отражавшей сложившиеся отношения собственности и хозяйственно-экономические механизмы ее перераспределения.

Бюджетный дефицит, бартер, долги по зарплатам и различные формы концессии на государственные финансовые потоки – все это были механизмы перераспределения, формировавшие основы экономической системы, а перманентный, но не критичный для страны политический стресс – адекватной ей системой политической. Так что «столбики» были неспроста. Время между выборами, период естественной устойчивости демократического режима оказывался элитам не нужным, точнее – противопоказанным. Совершая символический акт выборов, они, на самом деле, не считали их делом вполне серьезным, признавая легитимными лишь результаты продолжающегося закулисного торга и сделанные денежные вложения.

Иное, вроде бы, дело сейчас. На календаре новые нули, на дворе стабильность. Исход выборов, кажется, известен. Победит Путин. Саспенс напрочь отсутствует. И все же еще полгода назад Глеб Павловский настойчиво предупреждал тех, кого это касается: в России политический год начинается сентябрем, к сентябрю 2003 г. все уже будет решено, так что для выстраивания коалиций и определения позиций решающим будет сезон 2002-2003. К июлю мысль Павловского овладела элитарно-политическими массами. Учреждаются партии, создаются газеты, перекупаются журналисты и сети распространения печати, а на «общественном» телевидении учреждаются какие-то вовсе невиданные Комитеты и Аналитически службы. Пиар-отечество готовится к Кампании.

Причем – к странной кампании. Исходной точкой и сюжетообразующим фактором ее является именно несомненная победа Владимира Путина весной 2004 г. и отсутствие оформленной угрозы таковому исходу. Российская элита искушена, но ленива, осторожна и ориентирована на успех малой кровью. Как правило, большинство сегодня делает то, что имело успех вчера. И так как всем известно, что победит Путин, то главным политическим товаром становится «лояльность». Точно также, как главным политическим товаром конца 90-х была «оппозиционность». Хозяйствующие элиты охотно меняют знамена и интегрируются в путинскую вертикаль. И можно констатировать, что точно также, как ресурс оппозиционности поддерживал и усиливал хозяйственный клан во второй половине 90-х, сегодня его поддерживает и усиливает ресурс лояльности.

Несколько преждевременный и нервный интерес элит к предстоящим выборам связан именно с возникшей внутри «вертикали» перенаселенностью и необходимостью аппаратного реванша, ощущаемой – как ни странно – большинством интегрированных в «вертикаль» групп. Будь то новые питерские, старые московские, вечные лужковские или разношерстные региональные хозяйственники.

И эта ситуация есть прямое следствие отсутствия институциональной оппозиции.

С первых дней горбачевской демократизации, когда политическое пространство только-только начало приобретать черты «плюрализма», как тогда говорили, центризм стал голубой мечтой российской Власти. О центризме мечтал Горбачев, предполагавший сохранить доминирующие позиции в политической системе, постоянно балансируя между ретроградами и демократами. В середине 90-х, как только новые кланы и структуры ощутили потребность в стабилизации, уже Борис Ельцин заговорил о правоцентристском и левоцентристском блоках, которые должны были стать двумя опорами властной коалиции. Центристом представлялся Лужков в 1999 г. Наконец, формирование в Думе центристского большинства, непосредственно подотчетного Кремлю, стало политическим выражением путинской стабилизации.

Исходным замыслом и сутью центристского проекта является то, что он позволяет Власти, той реальной власти, которая управляет, судит и перераспределяет, оставаться беспартийной. Оставаться Властью как таковой. Единственной в своем роде. «Центризм» - это политическая идеология бюрократии, политическая идеология бюрократического государства. Центризм фиксирует и «замораживает» ситуацию, когда реальный политический диалог между группами социальных интересов в рамках демократической процедуры не происходит, а политический процесс вместо естественных координат «правый», «левый», «либеральный», «консервативный» разворачивается в координатах «стабильность-нестабильность». Соответственно, центризм утверждает самостоятельную политическую роль бюрократии, ее эксклюзивную роль гаранта политической устойчивости.

Естественным и основным электоральным ресурсом беспартийной власти является «электоральное болото», т.е. те, чьи выборные предпочтения опираются не на осознание своих экономических и социальных интересов, а на обывательские сиюминутные предпочтения, страхи и комплексы. Оное «болото» характеризуется замечательным сочетанием недоверчивости и неискушенности – это его главный врожденный комплекс, определяющий структуру его коллективной личности. Оно не доверяет традиционным политическим силам («все – один обман») и потому передает свои голоса внесистемному политическому проекту, эксплуатирующему утопию непосредственного народовластия. Так, аполитичный чрезвычайный министр Шойгу и олимпийский чемпион Карелин становятся лицом новой партии «большинства» и как бы прямыми делегатами этого «большинства», связывающего свои надежды с Путиным.

В отличие от устойчивых политических систем, где основными игроками являются традиционные партии, постоянно озабоченные привлечением на свою сторону части электорального «болота», в России главным политическим проектом является именно само по себе «болото». Его страхи и сомнения («все обман», «кругом коррупция») становятся главным сюжетом политической жизни, охотно эксплуатируемым не только оппозицией, но и хозяйственно-бюрократической партией власти. Успех «Единства» на прошлых выборах был связан в известной мере с тем, что вместо традиционного центристского проекта – партии бюрократии (партии власти) - на поле была выведена непосредственно «партия болота», партия обывателя.

Еще в феврале заместитель главы президентской администрации, отвечающий за внутреннюю политику Владислав Сурков посетил партийные учения «Единой России» и устроил партийцам товарищеский разнос. Суть выступления сводилась к тому, что, созданная под патронажем Кремля и благодаря его организационным усилиям (на это указал слушателям сам Сурков), «ЕР» является бюрократическим образованием, не дающим никакой отдачи, интеллектуальная внутрипартийная жизнь находится на нуле, отсутствуют инициатива и драйв, а также «умение себя продавать».

Владислав Сурков имеет репутацию одного из самых блестящих и успешливых российских менеджеров в области public relations, что и отразилось в необычной для традиционных партийных дискуссий терминологии его речи. Сам по себе призыв относиться к партийной работе, как к работе в фирме, и добиваться эффективности сделанных вложений выглядит свежо и бодро. В целом партийные единороссы поняли Суркова. Они развесили много бойких агитационных плакатов, пообещали облететь Россию на самолете «Фалькон» и следить за выплатой зарплат. Это однако не развеяло опасений Кремля относительно успеха их на предстоящих выборах.

Впрочем, призыв Суркова вполне восприняли и другие профессионалы политического проектирования, быстро уловившие предложенные управлением внутренней политики принципы административного политического рынка. Грубо говоря, модель успешного политического проекта выглядит сегодня так. Необходимо завоевать кусок электорального пирога и принести его в Кремль. За что и получить свое место в святая святых нового государственного устройства – «вертикали власти». Обилие конкурирующих проектов по завоеванию электорального болота – селезневская «Россия», райковские «народники», пыжисты спикера Миронова, на подходе, по слухам, еще специальная «спортивная Россия» с хоккеистом Фетисовым во главе – связано именно с этой перенаселенностью вертикали, с обилием конкурирующих хозяйственно-бюрократических кланов, готовых обменять лояльность на хозяйственный статус-кво.

Очевидно, что сама возможность административного политического рынка обеспечена прежде всего сохраняющимся высоким рейтингом Путина. Именно он является предметом распродажи на предстоящих парламентских выборах, а все предлагаемые на этом рынке проекты будут строиться по модели «Путин+» (плюс Райков, плюс Миронов, плюс Селезнев - или кто там еще найдется). В то же время результат торгов, как предполагается, задаст рамки и общую конфигурацию коалиции «второго путинского проекта», а значит – и общей идеологической программы следующего президентского срока.

Отсюда такая нервозность.