Америка — страна психозов. Если не «белый порошок», так священники-педофилы. То тут, то там, очередная пожилая миссис — мать двоих детей и пятерых внуков вспоминает, как когда-то на заре ее детства какой-то католический священник нехорошо на нее посмотрел и как-то не так погладил по головке. Скандал захлестывает США, и сейчас духовенство только трех штатов из пятидесяти не получило еще никаких обвинений, более того, покончили с собой (то есть от отчаяния безвозвратно погубили свою душу) несколько священников, против которых были выдвинуты обвинения сексуального характера.

В стране, помешанной на «харасментах», вполне естественно было ожидать, что рано или поздно дело дойдет до неприятной и тяжелой темы «церковь и секс». Слишком уж тема напрашивается, слишком она очевидна и слишком соблазнительна — обвинить католического священника (который, в отличие от православного не может защититься указанием на свой брак) или монаха в чем-нибудь эдаком — самое милое дело. Обвинения сексуального характера, как самые грязные и, несомненно, порочащие священника больше, чем мирянина, были излюбленным оружием против христианских клириков во все времена.

Вне зависимости от подлинности тех или иных обвинений очевидно, что «педофильский» скандал — это мощное оружие в руках американских антиклерикалов, которые весьма активно используют это оружие для подрыва авторитета римо-католиков. В результате — католическая иерархия и, прежде всего, ее абсолютный глава — Папа Римский оказались в щекотливой ситуации. Защищать священников-педофилов и противостоять информационной атаке, отвергая все обвинения, значит ставить себя под жесточайший удар общественного мнения и покрывать несомненный и исключительно гнусный грех. Присоединяться к компании и становиться в первые ряды критики и самокритики означает присоединиться к собственному разрушению. Поэтому позиция Папы, а вслед за ним и католического епископата Америки, принявшего на конференции, закончившейся вчера, определенные дисциплинарные решения, сводится к тому, чтобы «осуждать грех, но миловать грешников». Защитники «прав детей» требуют крови согрешивших, вплоть до лишения их сана и отлучения от церкви, епископы соглашаются на то, чтобы серьезно согрешившие священники были отстранены от служения, а те, кто согрешил единократно, давно и покаялся искренне, могут даже продолжить свое служение. Такое решение не может не удивить даже сторонников самого мягкого подхода — каноны Христианской Церкви требуют для такого рода случаев куда более жесткого наказания, по меньшей мере — извержения из сана. Впрочем, у римо-католиков, вопреки правилам Древней Церкви, практика «лишения священного сана» фактически отменена, в то время как в Православии это наказание за серьезные канонические проступки применяется сплошь и рядом.

Характерен тот факт, что Иоанн Павел II, за время своего понтификата неоднократно продемонстрировавший склонность к «покаянству» (перед кем только и за какие только грехи Папа не каялся), здесь проявил неожиданную твердость: выразив «солидарность» с жертвами развратителей, он отказался от жестких дисциплинарно-канонических мер по отношению к преступникам. Вопросы престижа и авторитета земной иерархии Католической Церкви оказались для Папы важнее авторитета нравственного. В итоге Римский понтифик попал как раз в ту ловушку, которую ему расставили либеральные антиклерикалы — те, используя как предлог несомненный грех некоторых священнослужителей, развернули атаку на земные церковные институты, рассчитывая тем самым потрясти авторитет не иерархической структуры, но конфессии, и, мало того, религии в целом. Папа же бросился на защиту иерархической структуры, полагая, что «удар» по ней потрясет и авторитет возглавляемой им конфессии в целом. И ту и другую сторону в конфликте  занимают скорее «мысли о земном», и та и другая сторона весьма далеки от понимания того, что есть Христианство и что есть Церковь.

Либералы верят только в организацию (поскольку не думают, что в Церкви есть нечто мистическое) и с организацией ведут войну. Папа и его единомышленники исповедуют старинную латинскую доктрину, по которой Церковь свята вне зависимости от праведности ее членов и ее служителей (на этом основан и догмат, согласно которому Папа безошибочен «ex cathedra», даже если он лично самый отъявленный мерзавец), а потому надо защищать «церковь как целое», выражающуюся в иерархических институтах, ради этого даже поступаясь канонической и нравственной правдой. И то, и другое к Церкви, в которую верили стоявшие у основ Христианства Святые Отцы имеет довольно посредственное отношение. Отцы верили в ту Церковь, которая действительно соединяет людей с Богом, а потому грех, тем более систематический грех (тем более священников и епископов), в ней нетерпим даже из высших «политических» соображений, и которой не могут нанести ущерба никакие «либеральные» разоблачения. Но вера в такую Церковь утрачена, увы, не только на Западе, но и в России, где взгляд официальной иерархии на проблему греха в Церкви удивительно схож с римо-католическим.