В последнее время в прессе все чаще встречается уверенное утверждение: «единственное, что еще связывает страны СНГ с Россией – их потребность в наших энергоносителях». Ох уж эти энергоносители! От них – то чрезмерное укрепление рубля, то катастрофическое ослабление мозгов…

Постсоветское пространство остается ментально интегрированным. Миллиард миллиардов нейронов связывают его гораздо крепче всех трубопроводов на свете.

Друг нашей страны Дж. Буш-мл. помнит об этом. Например, он неоднократно упоминает Грузию как светоч свободы в мире. Даже рискуя испугать своих соотечественников словами «о свержении диктатуры in Georgia». При том, что сам по себе переворот, случившийся в Тбилиси, никак не уникален в «третьем мире» и даже типичен для стран подобного уровня развития. В чем его исключительная ценность – события произошли на постсоветском пространстве. Будь последнее действительно разобщено, разделено переборками – изгнание разгоряченной толпой законно избранного президента не объявлялось бы Западом невиданным прогрессом и великим счастьем.

Итак, каковы признаки, доказательства братского единства наших народов и государств, если брать не «от противного»? Каковы наиболее заметные тенденции, проявившие себя в этой части мира?

Главное социальное событие последнего десятилетия в нашей стране – появление и утверждение в своих правах «среднего класса». Попытки определить данную субстанцию в параметрах дохода – абсолютно бесперспективны. В Москве это одни цифры, в Волгограде – другие. 2005-й год может в разы отличаться от 2001-го. А самоощущение слоя городских людей, считающих себя «средним классом», будет сохраняться во времени и пространстве.

Все здесь достаточно субъективно, так что возможно не только выявлять черты «среднего класса», но даже саму эту страту выводить именно через приверженность ее представителей определенным ценностям. 

Мировоззренческое ориентиры и политические предпочтения этой группы людей есть основа ее самоидентификации. Именно поэтому «средний класс» выступает силой, определяющей стратегический курс движения любого серьезного государства.

Каковы же сущностные характеристики этой доминирующей социальной прослойки? При взгляде с высоты «птичьего полета» (очевидно вынужденном в данной конкретной статье) их две: рыночная идеология и национализм.

С первой чертой все более-менее понятно. Она подразумевает опору на собственные силы («самостоянье человека»), готовность к конкуренции, консюмеризм (по-русски не так благозвучно: «культ потребления»).

Термин «национализм» здесь употребляется в западном понимании, которое ближе российскому «патриотизму», а не «шовинизму». Тезис о том, что именно «мелкая буржуазия» есть питательная среда для фашизма – не потерял своей актуальности (см. межнациональные отношения в сфере розничной и мелкооптовой торговли). Но ассоциировать сегодняшний «средний класс» с «мелкой буржуазией» вековой давности – в корне не верно. И самое главное: российский «национализм» традиционно имеет имперский характер, то есть по определению не расистский.

Откуда национализм? Слишком богат опыт девяностых. Ради своего материального благополучия русский человек, если не всегда шел под пули, но точно имел опыт общения с «крышей», предательства партнеров, борьбы с чиновником. Почти обязательно хоть раз успел все потерять и начать снова. И был при этом справедливо убежден, что ни государство, ни страховая компания, ни профсоюз ему никогда не помогут. А милиция так обязательно ограбит. Преодолев все это, почувствовав себя героем вестерна, российский «средний класс» имеет высочайшую самооценку, что сказывается на его отношении к Западу, к соседям по СНГ (и, увы, к местному не «среднему классу» тоже).

Сначала на уровне отдельного человека, и только затем в масштабах всей страны произошла интеграция экономического либерализма с державно патриотической доктриной. Это стало главным политическим событием последних лет. Сегодня можно дать вполне четкий ответ на вопрос: «Who is Mr. Putin?» Российский президент есть политическая эманация воли, интересов, стилистики и эстетики «среднего класса».

Стала «успокаиваться» Россия  - разом «посыпались» режимы в сопредельных странах. Это «вашингтонский обком» окружает «санитарным кордоном» Россию, «встающую с колен»? Очень глупая мысль. Если за океаном надеются, что опереточный Саакашвили способен поколебать кремлевскую твердыню, то какова же должна быть сила воздействия Москвы на свои бывшие провинции?

А она и вправду громоподобна. Российская модернизация не оставляет шанса полусоветским режимам на пространстве бывшего СССР.

Обращаю нужду в добродетель? Разве силы, приходящие там к власти, не имеют горячего антироссийского накала? Хотя, справедливости ради, следует заметить, что и Кучму и Шеварднадзе пророссийскими назвать тоже затруднительно.

При этом мы забывали замечать любопытную аномалию: ненавидящий Россию Саакашвили с самого начала позиционировал себя как «грузинского Путина» (в меру своего понимания). Поскольку данное обстоятельство никак не вписывалось в систему догм нашей «интеллектуальной элиты», она решила игнорировать то, что была не в силах объяснить. И Ющенко прозрачно намекал, что он тоже отчасти «Путин». Это продолжалось по крайней мере до тех пор, пока наш президент открыто не поддержал Януковича.

В бишкекской «арматурной» революции запомнился один образ, который можно считать универсальным. Киргизская немолодая женщина восторженно кричит в камеру: «Мы прогнали Акаева, и теперь будем жить хорошо, как в России!».

В России пока не очень хорошо. В Америке продолжительное время будет жизнь лучше. Но Америка – абстракция. А соседняя Россия на протяжении семидесяти лет жила значительно хуже Грузии и Украины (такова была «имперская» логика советской власти). И нынешнее «зеркальное» положение дел нашим соседям душевно невыносимо. Чем глубже фрустрация, тем выше пафос революции.

Однако почему импульс модернизации, происходящий из России, заставляет наши «братские» республики, забыв приличия, бежать за западным покровительством?

Можно назвать причины совсем конкретные: пророссийский сепаратизм Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья.

Важны геополитические универсальные закономерности, по которым всегда не любят «ближнего». Например, самыми активными союзниками США в Ираке оказалась восточноевропейская «мелочь», опасающаяся доминирования в ЕС крупных держав, прежде всего, соседней Германии.

Но, в конце концов, отчего нельзя «сближаться с Западом» прилично, а не «задрав штаны»? Если в современном мире всем суждено поступаться частью абсолютного суверенитета, то почему бы не держать его как «ставку», а не сдавать при первой же возможности?

На загадки и парадоксы ответ существует. Экономические и социальные реформы в России были радикально глубже, чем в ныне «революционных» странах. Соответственно образовался мощный «средний класс», который является носителем одновременно рыночной идеологии и национализма (патриотизма).

Явление проявилось настолько масштабно, что не могло не сказаться на соседях. Которые, однако, оказались к такому влиянию совершенно не готовы.

Наши былые советские «братья» национализму научились быстро. В понимании его как ненависти к москалям. С содержательной стороной явления – повышенной ответственностью за судьбу страны – случились проблемы. Поэтому новое строительство социализма на берегах Днепра и стремление перенести столицу из Киева в Брюссель (даже без особого желания к тому последнего) – две стороны одной медали.

Кстати, как раз на Украине «средний класс» существует. Только говорит и пишет он в подавляющем числе по-русски. От такого неудобства «оранжевым» надо скорее в НАТО. А также максимально увеличивать расходы государственного бюджета: авось его дефицит смоет чуждый средний класс бурным половодьем социалистических маргиналов.

В деле реформирования страны Украина на несколько лет отстала от России. Средний класс оказался слабее, соответственно, политическая элита – безответственнее. Настолько безответственной, что допустила революцию и приход еще более безответственной власти – Кучма хоть социализма не строил. Сегодня точнее сказать – «националистического социализма». Да, окончание первого слова здесь имеет принципиальное значение. Подлинный «национал-социализм» тоже грезил об «объединенной Европе», но мыслил себя ее центром, а не задворками. Так что пугаться надо в первую очередь не воображаемого нацизма на Днепре, а вполне ощутимой перспективы социально-экономической деградации соседней с нами страны.

Россия с ее модернизационным импульсом на постсоветском пространстве является отчасти невольным виновником произошедшего. Значит, нам и быть первыми в лечении «оранжевой заразы», которую следует определить как гипертрофию национализма при атрофии ответственности.

Репрессивная политика по отношению к соседям и внутренним оппозиционерам здесь не поможет. Как «подожгли» примером, так и «тушить» примером следует. А именно утверждением – через российскую государственную политику и идеологию – безусловной истины о том, что как не бывает суверенитета без модернизации, так немыслима и модернизация без суверенитета.