Идеальных систем государственной власти нет, но некоторые из них нуждаются в улучшении особенно сильно. По причинам исторического свойства социальные новшества обычно приходили в Россию из-за рубежа, точнее, с Запада – тогда, когда правящий класс или даже общество в целом убеждались, что структура российского государства нуждается в улучшении. И что только по заимствовании определенных достижений соседей Россия сможет получить конкурентоспособную экономику, эффективную армию, разумное законодательство и т.п.

Часто точки зрения общества и государства на корень существующих проблем расходились, что в начале ХХ в. привело к печальным последствиям. Нечего и говорить, что подобная проблема существует до сих пор. В такого рода конфликтах важнее всего существование обратной связи, т.е. зависимость государства от общества, способность властных структур воспринимать общественную критику и позитивно на нее реагировать. Негибкая же государственная машина, подавляющая критику, может с виду казаться мощной и стабильной, но в реальности всегда оказывается колоссом на глиняных ногах.

Способность общества реагировать на вызовы и в соответствии с ними модифицировать систему управления – прямой показатель его жизнеспособности. Чем менее болезнен такой процесс, тем лучше. Переворот и радикальная реформа свидетельствуют о том, что перемены сильно запоздали, и говорят либо о незрелости государства, отваживающегося на необоснованные шаги, либо – о неготовности общества к вводимым новшествам.

Пример радикальных преобразований сверху – петровские реформы, а снизу – события, начавшиеся в 1789 и 1917 гг. во Франции и России. Заметим, что в ходе «Великих Революций» родился новый правящий класс, который опять-таки начал проводить «реформы сверху». В данном смысле государственная и народная революции ничем не отличаются – в ходе последней просто появляется новая власть, которая проводит свою программу тем же насильственным образом. Разница в том, насколько умело и ответственно осуществляются перемены. Исторический опыт показывает, что революционная власть обычно и более безответственна, и более кровава. И менее результативна. Иначе говоря, в меньшей мере способна улучшить жизнь народа.

Не хочется становиться на защиту власти только потому, что она «от Бога». Из давней и совсем недавней истории известно немало застывших государственных систем, жестоко подавлявших любое инакомыслие, не то что умеренные реформаторские идеи. Как правило, о переменах такая власть задумывается только в момент тяжелого кризиса. Иногда этих запоздалых усилий хватает для его преодоления, но куда чаще он заканчивается революцией или иноземным завоеванием. Редким и приятным исключением является гибель режимов, пользующихся минимальной поддержкой общества – тогда их замена происходит почти безболезненно. Примером подобных процессов могут послужить события 1974 г. в Португалии или 1989 г. в Восточной Европе. Сходна с ними и демократизация Испании в 70-х гг.

Пожалуй, не надо никого убеждать, что процесс эволюции общества проходит ныне и на самом Западе, и что он уже с XIX в. принял там форму движения постепенного. Любопытно, что именно наименее опытное в историческом плане общество Новой Европы, не желавшее никакого «постепенства» – германское – принесло в XIX-XX вв. наибольший вред себе и окружающему миру и дважды привело Европу на край гибели.

Опыт общественных преобразований в России не менее печален, чем в Германии – в частности, потому что, с одной стороны, российское общество значительно моложе европейского, а с другой – находясь рядом с Европой и испытывая ее геополитическое давление, Россия неоднократно чувствовала необходимость государственных реформ, которые часто не совпадали со степенью исторической готовности общества. Сопротивление петровским преобразованиям – лишь одна из иллюстраций такого несовпадения. В дальнейшем фазы развития российского общества и государства продолжали не соответствовать друг другу, что принесло нашей родине немало бед.

При этом государство было обычно повинно в косности, а общество – в незрелости. Иначе говоря, государство не было способно оценить, что выдвигаемые передовой частью общества – элитой – требования и идеи часто являются полезными и нужными, а элита, столкнувшись с подобным к себе отношением, избирала для осуществления своих намерений наименее удачный путь.

Наиболее знаменит «случай декабристов». Личное мужество и бескорыстие этих людей продолжают превозноситься. Никто не задумывается, что бы случилось, если б несколько сотен талантливых и реформаторски настроенных представителей элиты продолжали бы сотрудничать с государством вместо того, чтобы идти на конфронтацию. Повлияло бы на боеспособность русской армии времени Крымской войны, если бы в ее рядах, по замечанию современника, находились генерал Пестель и адмирал Бестужев? Что и говорить о других сферах российского общества, из которых участники восстания и все им сочувствовавшие были удалены – от чего больше всего пострадала та самая страна, которую декабристы пытались улучшить (также обычно забывают о сотнях простых солдат, которых, не спрашивая и даже прямо обманывая, благородные командиры повели умирать).

После этого чаяния авангарда российского общества и стремления государства более не совпадали – что в итоге привело к трагедии 1917-го. Подчеркнем, что сторон в общественных отношениях три: власть, общество в целом (народ) и наиболее способные и активные члены общества – т.н. элита. Для поступательного движения социума между этими тремя элементами должен существовать некий консенсус. Когда власть совместно с элитой реформируют общество или просто управляют им, как заблагорассудится, то получаются либо петровские преобразования («Россию поднял на дыбы»), либо стратифицированное общество неравных (древняя Спарта или средневековая Европа). Когда власть совместно с народом топчет элиту, то образуется общество коммунистическое или фашистское. Когда же элита вместе с народом оборачивается против власти, то имеет место революция. Ни один из перечисленных вариантов не является желательным ни для сегодняшней России, ни для какой-либо другой страны.

Как известно, проблема взаимоотношений российского общества и государства обсуждается сейчас особенно сильно. Слабые стороны нынешней власти увидеть легко – так какую позицию должно занять общество? Его элита – люди умеющие и образованные? Всегда нет недостатка в конформистах, заботящихся лишь о своем благе и готовых сотрудничать с любым тираном. Достаточно и радикалов (искренних и убежденных), которые готовы объявить любую (и уж точно – эту) власть преступной и встать по отношению к ней в непримиримую оппозицию. Есть ли какой-то иной путь?

Для того, чтобы решить этот вопрос, ответим сначала на другой: легитимна ли нынешняя власть и отражает ли она состояние современного российского общества. И окажется, что да, легитимна и да, отражает. Это не значит, что данная власть идеальна, не подлежит критике и должна оставаться именно такой во веки веков (чего любой власти инстинктивно хочется). Нет, это значит, что ее реформирование и отношения с ней должны строиться в первую очередь с учетом общественного блага, а не эмоций и придуманных неквалифицированными людьми теорий. И реформировать надо в первую очередь общество, а не власть. Власть же должна испытывать при этом значительное давление, которое может побудить ее «не отстать» от общества, а в реальности хотя бы учитывать некоторые запросы и интересы социума – интересы, меняющиеся со временем. Слишком большой разрыв между степенями развития общества и государства, слишком большое их расхождение во всех случаях пагубно и всегда неплодотворно.

Нынешняя власть понимает свою некоторую от народа зависимость, а потому о народе думает, то есть старается его мнением манипулировать и установить максимально устраивающие ее, власть, правила «общественной игры». Она не беззаконна и не безответственна, но может стать таковой, если не поставить ей определенные барьеры. В случае: резкого изменения Конституции, искоренения независимой прессы, массовой национализации крупных компаний и т.п. – власть свою легитимность утратит, после чего окажется в международной изоляции и, что важнее, загонит в оппозицию всю элиту, а в перспективе – и весь народ, т.к. условия его, народа, жизни будут при таком режиме неминуемо ухудшаться. Развитие событий по подобному сценарию необходимо предотвратить.

Как это сделать? Открытой борьбой с властью? Повсеместной фрондой? Умыванием рук и заявлениями о том, что «с этими никакого дела иметь невозможно»? А может, наоборот, стоит «отдаться власти», как то делали многие интеллигенты советского периода, и пробовать реформировать ее изнутри? Кажется, что есть третье решение, и, следуя за Аристотелем, мы почитаем его наиболее верным.

Элита должна обращаться и к народу и к власти, она должна сотрудничать или критиковать власть в зависимости от обстоятельств, но при этом обязательно что-то делать для  улучшения реальной жизни людей. Классическая формула: «Сначала накормить, потом обучить» – верна по-прежнему. Только образованный и сытый народ сможет постепенно установить власти известные пределы, сделает ее максимально ответственной, т.е. сумеет придти к реальной демократической системе управления. Здесь заключается и ответ на то, какие действия власти нужно поддерживать? Все, которые повлекут улучшение экономического благосостояния.

Можно, конечно, руководствоваться принципом «чем хуже, тем лучше», алкать общественных потрясений и гроз. Свойственно это людям молодым и честолюбивым, а также личностям закомплексованным и страдающим различными маниями. Что происходит, когда исторические обстоятельства складываются в пользу подобных людей, известно. От того, что власть тоже виновна в своем крушении, погибающим под ее обломками ничуть не легче.

За всю историю ответить невозможно, но за собственное поведение отвечать необходимо. Люди, предпочитающие «постепенство» р-революции, должны гласно и внятно отстаивать свою точку зрения и при этом не пресмыкаться перед властью, даже когда они с нею согласны. Трудно? Конечно. Подавать пример своим поведением труднее, чем возглавлять парад или толпу – или сливаться с ней. Вообще, быть индивидуумом сложнее, чем потонуть в коллективном бессознательном.

Гораздо легче взять Бастилию, чем возвести Эйфелеву башню. Пусть современники клянут ее за уродливость, а со временем выясняется, что на ней можно и радиостанцию устроить, и каток организовать. И кстати, очень неплохо огребать с любопытствующих иноземцев.