О том, что стоит за периодическими публикациями в "Комсомольской правде" – самой тиражной русской газете – весьма резких и даже довольно конфронтационных государственнических текстов, можно только гадать. Диапазон толкований широк – от произносимого шепотом "Сам Хозяин приказал напечатать" до предположения, что главред "Комсомолки" В.Н. Сунгоркин сам себе хозяин и просто время от времени размещает провокативные тексты, "чтобы цепляло", ибо от цепляния (по предположению) подписка растет.

В любом случае последняя заметка бывшего купца и яблочника, а ныне автаркического идеолога М.З. Юрьева под названием "Внутренний враг и национальная идея" зацепила, и весьма, поскольку автор, отбросив предрассудки, предписывающие обращаться со словом "враг" – и уж тем более "внутренний враг" – поосторожнее, предлагает ввести такое понятие в повседневный практический обиход. Идея заметки в том, что есть национальная идея, вкратце выражаемая как "Россия – великая православная империя". В рамках согласия с этой идеей не только допустимо, но даже и поощряемо всяческое разномыслие, направленное на то, как лучше реализовать эту идею, как достичь в империи большего благоустройства, а разномыслящих следует считать оппонентами-единомышленниками. "Милые бранятся – только тешатся", - замечает автор.

Напротив, тех, кто отвергает сказанные базовые ценности, подобает называть врагами. К ним относятся сторонники переговоров с Масхадовым, а равно капитуляции на Дубровке и в Беслане, требующие Хасавюрта-2, считающие, что России армия практически не нужна, ибо Запад – гарант мира во всем мире, тоскующие по гусинском НТВ, утверждающие, что лишь западные экономические рецепты могут быть полезны, считающие, что не надо сажать честолюбивых богачей, ибо это портит хозяйственный климат, люди, приверженные бездуховному гедонизму etc.

Давая крайне расширительный список – от увлеченно поющих на митингах боевые ичкерийские песни до считающих, что главное в жизни есть деньги и удовольствия (вряд ли эти две подгруппы сограждан сильно пересекаются), - М.З. Юрьев делает понятие "враг" не более внятным (в чем вроде бы и заключалась цель заметки), но, напротив, весьма неопределенным. "Дайте мне Бл. Августина, я его сейчас по 58-й статье запишу!".

Это при том, что враги России, т.е. люди, относящиеся к самим основам ее национального быта с нескрываемой неприязнью и открыто жаждущие ее унижения и умаления, исполняющиеся нескрываемой злой радости от любых ее неудач, готовые в желании совершенно изменить ее базовые ценности солидаризоваться хоть с чертом, хоть с дьяволом, несомненно, существуют. Можно было видеть, как иных от вражды и злобы даже корежит. Вопрос не в том, есть ли враги – а куда они денутся? – а как к этому относиться. Тут же М.З. Юрьев нарочито невнятен, во всей обширной заметке есть лишь одна фраза, которую как хочешь, так и понимай - "Даже если и не иметь в виду оргвыводов, которые, впрочем, непременно и совершенно естественным образом достаточно быстро встанут в повестку дня". Насчет непременности и естественности это чем-то напоминает труд "Государство и революция" В.И. Ленина, у которого все нестыковки в начертанной им конструкции легко устранялись, ибо тут же из-под ленинского пера являлся deus ex machina, т.е. "отряды вооруженных рабочих", а уж они легко и быстро решали все проблемы.

Между тем вопрос об оргвыводах куда сложнее, чем то кажется автору. Характер и интенсивность мер, применяемых к врагам отеческих преданий и общенациональных ценностей, могут разнствовать очень сильно – от презрительного безразличия до весьма жесткой репрессии – и зависят не от степени враждебности, а от степени опасности. Ибо враждебность есть субъективное состояние души, а опасность есть реальный вред, причиняемый носителем такого душевного состояния.

Заранее же установить однозначную связь между первым и вторым невозможно. Многим читателям интернетовского "Живого журнала" знаком дневник страстного автора, не устающего изливаться в своей ненависти к органической России и готового брататься со всяким, кто, по его разумению, этой России есть враг. По меркам М.З. Юрьева, автор достоин оргвыводов в виде не то что расстреляния, но как бы и не четвертования, между тем с иной точки зрения горячечное продуцирование самопародийных русофобских текстов столь укрепляет традицию снисходительного "Собака лает – ветер носит, Борис у Глеба в морду просит", что скорее способствует – при виде того, куда заводит беспочвенность, доведенная до логического конца – укреплению более основательного миросозерцания. Это при том, что нынешняя неопасность персонажа никак не является гарантированной на вечные времена. Карты всяко раскладываются, и при ином раскладе нынешний полусумасшедший Менахем-Мендл из «ЖЖ» мог бы стать неврастеником из чрезвычайки (не прямиком же из преисподней они брались), что уже совсем не так смешно и в случае реализации такого расклада склоняло бы к более энергическим оргвыводам.

То же и с более статусной фигурой. Читая не менее пылкие речи мужественной журналистки А.С. Политковской, в борьбе против тирании пришедшей к выводу, что "Черные истории, как раковая опухоль, всегда возвращаются, и против них существует только один – радикальный – способ лечения: время от времени смертельные клетки необходимо вырезать", тоже можно констатировать, что по враждебному состоянию духа мужественная журналистка вполне достигла уровня французской фурии Теруань де Мерикур, устраивавшей поход женщин на Версаль, или же отечественной Розалии Землячки, так успешно вырезавшей смертельные клетки во взятом большевиками Крыму. Вопрос, однако, в том, действительно ли ее революционный потенциал столь опасен, как у названных конгениальных ей фурий, или же мы имеем дело всего лишь с сумасшедшей Нюркой Мазепой, раздающей неистовые интервью левым лондонским газетам – пока большинство нелюбителей А.С. Политковской склоняется скорее ко второму мнению.

Объективная же оценка опасности врага – с выстраиванием надлежащих оргвыводов – это одна из самых сложных областей государственного творчества. Тут действует закон "недотерпеть – пропасть, перетерпеть – пропасть". Что искоренение измены по методике Иоанна IV, когда опаснейшие враги мерещатся всюду, что такая манера, когда топору невозбранно давали рубить, а топор своего дорубится; что безумные жертвоприношения обожествленному государству, что трусливое малодушие государства – в итоге кончаются сходно. Смутой.

И благо тому правительству, которое, видя и опасность людодерства, и опасность малодушия, умеет вычерчивать среднюю линию, чуять страну до такой степени, чтобы знать, когда лучший ответ на враждебные нападки – это презрительное безразличие и когда опасность столь велика, что безразличие есть трусость. Продвинь автор нашумевшей заметки если не к практическому разъяснению того, как точнее чуять и вычерчивать, то хотя бы к убеждению аудитории в том, что точное чувствование опасности необходимо, выступление было бы полезным, но у него все свелось к усиленному доказыванию того, что враги существуют и соответствующее слово должно быть реабилитировано. Хорошо. Реабилитировано. Дальше-то что?

Возможно, впрочем, что образ врага, на котором все так зациклились, вообще не имел столь первостепенного значения, а у автора случилась композиционная ошибка. Речи о врагах России могли быть леммой, т.е. промежуточным доказательством, а теоремой, т.е. доказательством финальным, ради которого все и затевалось, был тезис о необходимости чуткого и бережного отношения к оппонентам-единомышленникам. "Не только чтобы не наказать лишних, но и чтобы не выплеснуть с водой ребенка в виде полезных для страны новых мнений". Однако – конечно, если это предположение верно – произошел смысловой перекос. Лемма доказывалась так пространно, с таким рвением и увлечением, а теорема – такой сбивчивой скороговоркой, что главный смысл теоремы, ради которого все и затевалось - "Я не такая, я жду трамвая" – совершенно потерялся.

Но композиционные ошибки, связанные с неправильной расстановкой смысловых акцентов, весьма часты (см. сходное акцентирование темы свиней в "Письме к ученому соседу"). Хуже другое – автор даже хотя бы для порядка не рассмотрел тот вполне отчетливо рисующийся вариант, когда пред властью Долгорукий абсолютно неотличен от буйного стрельца. При чем даже не в том смысле, что она обоих страшно казнит, а в том, что она обоих одинаково не слышит, пребывая в своей герметической прелести. "Такая ты или не такая, ждешь ты трамвая или всеочищающей березовой революции – мне все равно, я и так знаю, что я на свете всех милее, всех румяней и белее". В настоящий момент – подчеркиваем: в настоящий, ибо за все возможные будущие расклады никто не может ручаться – опасна вовсе не маргинальная оппозиция, которая в объективном смысле скорее подыгрывает власти, всем своим видом убедительно отвращая от мыслей об оппозиционности. Не любить В.В. Путина - это одно, а не любить В.В. Путина в такой компании – это другое, и Кремлю для увековечивания своей власти стоило бы выдавать специальные гранты И.М. Хакамаде, Г.К. Каспарову, "Новой газете" etc.

Опасно именно отсутствие умеренной и вменяемой оппозиции, которая не исполнена брызжущей ненависти к России и которой – в частности, и благодаря последнему названному качеству – можно при случае сдать власть, не опасаясь ужасных потрясений. Если бы М.З. Юрьев взялся развивать эту мысль (которая при благожелательном подходе к тексту с трудом, но вроде бы вычитывается), он сделал бы благое дело, но, предавшись яростно-упоительным рассуждением о врагах, он всю песню испортил. Если свою собственную – то полбеды, если же это была не совсем его, а еще чья-то комбинация – ну, значит, еще один пробный шар прогадили.