«Что ж? Будем ли мы обвинять за такое мнение иностранцев? Обвинять их в ненависти к нам, в тупости; смеяться над их недальновидностью, ограниченностью? Но их мнение было высказано не один раз и не кем-нибудь; оно выговаривалось всем Западом, во всех формах и видах, и хладнокровно и с ненавистью, и крикунами и людьми прозорливыми, и подлецами и людьми высоко честными, и в прозе и в стихах, и в романах и в истории, и в premier-Paris (парижских передовицах – В.С.) и с ораторских трибун. Следственно, это мнение чуть ли не всеобщее, а всех обвинять как-то трудно».

Цитата размером с кирпич – украшение студенческой курсовой. Но что делать, если Достоевский уже исчерпывающе описал отношение Запада к России? Размазывать ли то же самое на нескольких страницах пластмассовым языком XXI века? Нет, надо цитировать, цитировать обильно классиков, чтобы не подумалось, что русофобия – недавнее изобретение.

Может, действительно, никого не обвинять, расслабиться? Лгут? Клевещут? Так ведь тем дезориентируют собственных правителей. Пусть последние потом не удивляются сюрпризам от крепнущей России. Невежественны? Оно иногда даже к лучшему. Вот, Андре Глюксман – виднейший западный борец за независимость угнетенной Ичкерии – порадовал мир открытием, что Петр Первый убил собственного отца (получается, в четыре годика мальчик это совершил). Как теперь с этим «философом» дискутировать? Возможно ли нам ему излагать соображения серьезным тоном?

Но факт, что дурь очевидна, не утешает, не греет. Смотрим западное TV. Человечество отмечает то ли Миллениум, то ли новое тысячелетие. Репортажи со всего мира: ночные фейерверки, лазерные шоу, иллюминации, концерты. Первыми эпоху встречает Тувалу (это славное государство тут недавно чуть не смыл прилив). Радостные аборигены исполняют танцы в набедренных повязках. Кто-нибудь сомневается, что в Москве на улицах палили, пили и пели не меньше, чем в Лондоне? Смотрим репортаж из России: «Московские бомжи хмурым новогодним утром в подземном переходе». Впечатляет.

Россия конкурирует за влияние в мире – и это не может не сказываться в информационном пространстве. Есть, например, некий американский эксперт Владимир Сокор, посвятивший свое плодовитое перо почти исключительно обоснованиям постройки нефтепроводов в обход нашей страны, что призвано спасти закавказские и среднеазиатские демократии. Тут как раз все понятно. Кем-кем, а бескорыстными журналистами нас не удивишь. Но новогодние бомжи – явно не заказ, это – по велению сердца.

Николай Трубецкой утверждал, что каждый народ прежде всего замечает в другом общие со своими собственными черты психологии, поведения, культуры. А общими оказываются элементы наиболее базовые, природные, примитивные. Подобный «оптический обман» заставляет различные народы, и даже разные социальные страты, видеть друг в друге больших детей (это в лучшем случае). Что-то в подобном рассуждении есть. Кажутся же нам вечно улыбающиеся американцы с гамбургерами идиотами. А ведь именно они и изобрели интернет, в котором мы сейчас находимся. А русские, например, улыбаются редко – и тем могут производить впечатление людей мрачных и злоумышленных…

Утверждение на Западе идей мультикультурализма должно было сделать рассуждения Трубецкого устаревшими. Современный образованный европеец считает себя обязанным видеть сокровища мысли и духа в любом экзотическом племени. Но ведь никто никогда не призывал переносить принципы мультикультурализма на политическую сферу. Вот и видят в российской общественной жизни западные комментаторы в основном то, что легче понимают: идеи примитивные, клишированные, одномерные, «одноклеточные». Иными словами, декларации нашей «демократической» оппозиции.

Хотел я тут привести примеры поярче да поубедительнее. Но на глаза попалась передовица Михаила Никифоровича Каткова из «Московских ведомостей» 1863 года. «К стыду нашему, иностранцы на этот раз не из ничего сочиняли свои взгляды на Россию. … Для иностранцев довольно было иметь хотя бы поверхностное понятие о том, что печаталось по-русски, например, в Лондоне, и знать при том, что весь этот отвратительный сумбур, невозможный ни в какой литературе, пользовался в России большим кредитом, что русские люди разных сословий пилигримствовали к этим вольноотпущенным сумасшедшего дома, питались их мудростью и возлагали на них надежды в деле обновления своего отечества». Хлестко. Сейчас так не умеем писать. Но дело даже не в удачно совпавшем злободневном Лондоне. Западные СМИ готовы видеть на наших улицах преимущественно бомжей, а в российской общественной мысли прислушиваться почти исключительно к маргиналам – и полтора века назад, и теперь. Подобное счастливое обстоятельство необходимо как-то объяснять, да и предпринять что-то хочется.

О мультикультурализме. Он ведь не на всех равномерно распространяется. Вот назвали нас «Верхней Вольтой с ракетами» - наверное, обидеть хотели. А что мы знаем о Верхней Вольте? Сейчас это государство называется Буркина-Фасо, что переводится как «страна честных людей». Живет там племя Мосси, а самоназвание у него совсем ласковое - «Моси-Хруси». Обитает в гармонии с жестокой природой пустыни, трудится, танцует, поет. О нем западный человек никогда не напишет то, что про нас писать можно. Ну, газета Ottawa Citizen действительно перегнула палку, назвав Россию «куском дерьма» - это перебор даже для западной прессы. А остальное – зачем цитировать, если цитировать можно бесконечно? -  любой пользователь может выбрать материал на свой вкус на сайтах ИноСМИ или Инопресса, там все переведено в целом грамотно. Не приходится сомневаться в реакции публики: первый из указанных ресурсов с недавних пор завел к каждой статье отдельный форум. 9/10 материалов, касающихся непосредственно России, встречают почти единодушные возмущение и отпор российских читателей. Такую искреннюю консолидацию встретишь только у спортивных болельщиков. Есть над чем задуматься – и им, и нам.

Кто-то сказал: «Русским на Западе не повезло, что они не негры». В том смысле, что на белых политкорректность не распространяется. Можно сколько угодно говорить про «русскую мафию», а попробовал бы кто-нибудь в Нью-Йорке заикнуться про «мафию африканскую»?! 

Все вроде остроумно, но не верно по сути. Наша беда не в цвете кожи и волос, а в том, что мы сами не решаемся признаться себе и не смеем заявить прямо и открыто миру, что мы другие, иные. И со спокойным достоинством стоять на этом. От неизбежных издевок укрепляться в своем мнении. Лишь тогда всеобщая хула в наш адрес со временем рассеется – и не от политкорректности, а от всяческого к нам почтения и уважения. А до того счастливого момента полезно мудрости и сдержанности поучиться, например, у Тютчева: «…Враждебность, проявляемая к нам Европой, есть, может быть, величайшая услуга, которую она в состоянии нам оказать. Это, положительно, не без промысла. Нужна была эта, с каждым днем все более явная враждебность, чтобы принудить нас углубиться в самих себя, чтобы заставить нас осознать себя. А для общества, также как и для отдельной личности, - первое условие всякого прогресса есть самопознание».

 «Так! – воскликнет вдумчивый читатель – снова про наш «особый путь», славянофильство, почвенничество. И во что на практике красивые теории вылились? Община обернулась колхозом, соборность – партийностью, духовность – комсомольским энтузиазмом». Конечно, чаемое великими гениями отечественное жизнеустройство они не мыслили вне христианского начала и в этом служат нам наставниками на все времена. Конечно, они ошибались, рассчитывая обустраивать общественную жизнь по небесным лекалам. Идеи их были не от мира сего, полны поэзии, так легко поддавались извращению, особенно в грубом ХХ веке. Теперь мы знаем, не можем не знать – заплатили слишком большую цену – что мечты (а нельзя не мечтать) не отменяют макроэкономику. Но верно и обратное: если русский человек подчиняется закономерностям каких-нибудь кривых безразличия Хикса - Парето, то это вовсе не перечеркивает возможность его инакости. «Всемирной отзывчивости», например. «Национальное, коренящееся в иррациональных слоях духа, может уцелеть и жить, если только найдет в себе жизненные силы. Не от Атлантической Империи грозит ему гибель, а от истощения и скудости собственных сил» - это Георгий Федотов указывает нам из 1943 года, что нечего на глобализацию пенять, если в голове ветер.

Нам нужно для самих себя утвердить на русской земле неприкосновенную частную собственность, суд присяжных, подотчетность власти, ипотеку и еще много чего другого. И для самих себя искать «русскую идею». Будут ОБСЕ, Совет Европы, западная пресса мешаться – пошлем их куда подальше. Как искать? Я один не знаю. Вон, Борис Николаевич самому Сатарову поручал ее найти, да и тот не справился. А потребность в ней есть, причем каждодневная.

Тут какая-то «влиятельная международная организация» (а они все влиятельные) раздавала странам рейтинг «свободы прессы». Россия получила 121-ое место. Где-то рядом с той же Буркина-Фасо.

И что на это ответить? Что опровергать? Какая у них методология? В России в год выходит 75 000 наименований печатных изданий, а в Уагадугу в основном – листовки о пользе мытья рук. С равной эффективностью мы могли бы опровергать пациента больницы им. Кащенко, ища методологию доказательств того, что он – не Наполеон.

Но не надо и делать бронзовое лицо, вставать во фрунт и молодцевато отчеканить: «В России нет цензуры!» Действительно, такого государственного института не существует. А «Время» и «Вести» все равно без отвращения смотреть не получается.

Без подручной «русской идеи» - все, ступор. Что ж, начали Достоевским, разумно закончить Толстым. Лев Николаевич и не про наш случай писал, и длинно, а все равно лучше него сказать не сможем – не обучены, да и Бог не дал. «В Англии, Америке, Франции, Германии зловредность правительств так замаскирована, что люди этих народов, указывая на события в России, наивно воображают, что то, что делается в России, делается только в России, а что они пользуются совершенной свободой и не нуждаются ни в каком улучшении своего положения, то есть находятся в самом безнадежном состоянии рабства – рабства рабов, не понимающих того, что они  рабы, и гордящихся своим положением рабов.

Положение нас, русских, в этом отношении тяжелее (в том отношении, что совершаемые насилия грубее), и лучше в том, что нам легче понять, в чем дело…»