В субботу за ланчем Берлускони рассказал коллегам по евросоюзовскому саммиту анекдот. «Лечу я, значит, на вертолете с гостями над площадью Святого Петра, а внизу народ толпится, Папу ждет. Я и говорю: вот сброшу сейчас вниз купюру в 1000 евро и сделаю счастливым одного человека, а сброшу тысячу монет по одному евро и сделаю счастливыми тысячу человек. Тут мой  пилот оборачивается и говорит: давайте сбросим Вас, синьоре Премьер: так мы осчастливим всех». Воцарилось неловкое молчание: в этот момент в обеденный зал входил премьер-минстр Польши Лешек Миллер. На его теле, не видные под костюмом, еще оставались повязки: следствие недавнего крушения его собственного премьерского вертолета.

Досада Берлускони понятна. Он мечтал вновь сделать Рим моральной столицей Евросоюза, местом рождения единой Европы, каким он уже был однажды: в 1957 г. шесть стран подписали Римский договор о создании Европейского экономического сообщества. Европейский союз мог бы отмечать День Конституции вместе с нами. Уже в субботу вечером иезуитская шутка Берлускони была бы встречена аплодисментами. Из-за известного по классической русской литературе польского упрямства намеченное одобрение первой европейской конституции главами 25 действительных и будущих членов ЕС не состоялось. Польша отказалась вернуть 27 голосов в Евросовете, которые были выделены ей на саммите в Ницце в декабре 2000 г. и практически уравнивали ее с абсолютными лидерами ЕС – Германией, Францией, Англией и Италией, получившими по 29 голосов. Вдобавок 27 голосов делали Польшу абсолютным лидером среди стран-кандидатов – роль, к которой поляки и без того чувствуют призвание. Точно так же повела себя Испания, которой в Ницце пообещали те же 27 голосов. Европейский Конвент, последний год работавший над проектом конституции, предложил гораздо более простой и ясный способ определения большинства, чем суммирование абстрактных голосов стран. Решение считается принятым, если за него проголосовали более 50% стран (со следующего года это значит - не менее 13), и при этом в них проживает не менее 60% населения Евросоюза. Ни для равенства Польши «грандам», ни для ее лидерства среди малых народов в новой системе места нет. Логика польского упорства понятна: пока не принята новая система, действует старая. А значит, есть шанс в следующем году, когда присоединяющиеся страны начнут голосовать, всеми своими 27 голосами приняться за решение насущных проблем, скажем, - выделение европейской финансовой помощи для подтягивания отстающих. Какова сила 27 голосов, ясно на простом примере. Население Испании и Польши - каждой – около 40 миллионов, т.е. вместе меньше, чем у одной Германии. При этом по ниццкой системе испанцы и поляки вместе имеют 54 голоса против немецких 29. Испания и Польша – преимущественно аграрные страны, поэтому, когда дойдет до голосования о финансировании Единой аграрной политики (это когда ЕС из специальной кассы доплачивает буквально за каждый килограмм картошки или апельсинов, чтобы сделать крестьянские хозяйства рентабельными), обе страны проголосуют за выделение денег по максимуму. Однако основным донором европейских касс является Германия. Понятно, что Шредер был абсолютно серьезен, когда сказал, что голосование двойным большинством – единственная позиция, с которой немцы не сойдут вовек. Для французов здесь тоже проходит новая линия Мажино (вернее, линия Ширака-Д'Эстена). Учитывая, что Франция и Германия последние годы действуют в ЕС только консолидированно, двойное большинство дает им очень большую власть. Все население Европы 25-ти – 350 млн человек, при этом суммарное население Германии и Франции – около 140 млн. Значит, заручившись поддержкой еще одной большой страны, или одной-двух малых, Париж и Берлин могут блокировать предложение любого числа стран. Учитывая финансовые возможности  и авторитет крупнейших государств, создателей и доноров единой Европы, трудно представить, чтобы Франция с Германией не собирали вокруг себя, когда потребуется, необходимое большинство из 13 стран. Помешать этому может только агитация Америки (как в случае с Ираком). В остальном Европа приближается то ли к новой империи Карла Великого, то ли новому Священному Рейху.

Берлускони, действующий председатель Евросовета, не спал всю ночь, предлагая Польше и Испании компромиссы, главный из которых – ввести в действие систему двойного большинства с 2009 или даже с 2014 года: в этом случае обе страны успели бы проголосовать за выделение средств на программы развития всеми своими 27 виртуальными руками. То, что Варшава хочет именно этого, ясно из слов министра иностранных дел В.Цимошевича: «Надо дать системе Ниццы шанс и на практике посмотреть, плоха она или хороша».

Польша сработала, как «система ниппель» из детской поговорки – впустив в себя определенный объем европейской власти, она уже не может его выпустить. Правда, события могут пойти так, что более подходящим окажется затертое сравнение с обезьяной и орехами: получив голоса, она не может разжать кисть, на которой повис хрупкий кувшин ЕС. Но и полакомиться ей вряд ли удастся: Германия, главный донор Евросоюза, уже намекает, что у нее на выбор множество способов наказать бунтовщиков европейским рублем.

Евросоюзовская придворная этика запрещает анатомировать конфликты национальных эгоизмов. Свою непреклонность Германия и Франция представили как сражение за простоту и эффективность механизмов ЕС. Польша позиционировала себя в качестве защитника интересов малых и слабых стран, Давида против Голиафа, маленького Ганса, залезшего на бороду великана-людоеда, чтобы прокричать ему дерзости в самое ухо. Что только отчасти правда: Польша считает себя большой страной, и, кроме голосования, по большинству спорных вопросов – о президенте и премьер-министре Евросоюза, количестве членов комиссии и другим – блокируется с большими.

В действительности Польша выступила не защитником малых, а защитником всех недовольных первой европейской конституцией: а чем-нибудь в ней был недоволен каждый. Благодаря Польше, которая оскандалилась за всех, остальным удалось соблюсти куртуазные приличия. Даже про Испанию, которая ничуть не меньше виновата в срыве саммита, говорят меньше. Это и понятно. Ее упрямство не так раздражает: испанцы как-никак давно свои, а поляки – только что облагодетельствованные приемом в ЕС бедные родственники. Не исключено, что не будь на саммите загипсованного Миллера, все в один голос поносили бы сейчас Блэра. По новой конституции, даже самые важные вопросы предлагалось решать большинством, а Великобритания готова была стоять до конца за сохранение национального вето в вопросах внешней политики, обороны и налогообложения. Малые и, особенно, новые страны были недовольны записанным в конституции составом Европейской комиссии (правительства и в частных вопросах – законодателя ЕС). В нынешней комиссии – 20 комиссаров, по одному от каждой из 15 стран и по одному дополнительному от пяти больших, все с портфелями и все голосуют. Авторы конституции посчитали, что 25 – это чересчур даже для целой Европы, и предложили комиссию из 15 полноправных комиссаров и 10 комиссаров без портфеля  и голоса (и те, и другие – на 5 лет). Разумеется, среди первых 15 по очереди будут заседать представители всех стран, но малые и новые страны, чье влияние и так ограниченно, ни за что не хотят даже на время оставаться без своего человека в правительстве Европы. По сообщениям источников, близких к переговорам, Ширак и Шредер уже готовы были сдаться и благословить огромный европейский кабинет из 25 комиссаров с портфелями. Лешек Миллер избавил их от этой необходимости. Благочестивые католики – Польша, Ирландия и Мальта не готовы пропустить конституцию, в преамбуле которой не упоминается христианское наследие Европы. Маниакально секулярные французы обещали устроить Аустерлиц всякому, кто полезет в конституцию с религией. Еще один вопрос, который не был решен к началу саммита, – расширенные полномочия, которые дает новая конституция Европейскому парламенту. Теперь одобрения Европарламента требовали бы не только решения по таким вопросам, как энергетика, транспорт, окружающая среда, юстиция, но и – как в настоящем государстве - бюджет Евросоюза. Против была Еврокомиссия и правительства многих стран-членов, начиная с Англии. В самые последние дни перед провалившимся европейским «учредительным собранием» со скрипом удалось загнать в подполье множество других протестов. Против поста Президента ЕС были почти все малые страны: нынешняя система смены председательства раз в полгода давала им гарантированную возможность хотя бы раз в несколько лет порулить всей Европой. Пост президента и министра иностранных дел ЕС долго не могли переварить англичане: с ними объединенная Европа слишком начинала напоминать федеративное государство, а они против любой европейской федерации. Проамерикански  настроенные скандинавы, испанцы и наши бывшие подневольные союзники не хотели пропускать франко-германо-бельгийское предложение о независимой от НАТО европейской обороне и военном планировании. Здесь компромисс нашелся в последние часы накануне саммита: в проекте конституции записали, что НАТО – основа европейской безопасности, но там, где оно не захочет вмешаться, Европа будет действовать самостоятельно (для этого создается отдельная штабная структура). Четыре нейтральных страны – Австрия, Ирландия, Финляндия и Швеция требовали, чтобы для них сделали исключение в статье о взаимопомощи в случае нападения на одно из европейских государств.

Теперь дэдлайн отложен, и баталии по всем спорным вопросам не возобновятся, пока следующее – ирландское – председательство не сочтет, что шансы принять конституцию есть, и можно назначать новый «учредительный» саммит. Вероятно, конституционное рандеву перенесут на следующий март to Dublin: в мае 10 кандидатов становятся полноправными членами и начинают не просто высказываться, но и голосовать во всех европейских собраниях.

У всей этой истории есть одно важное измерение, о котором в Европе не упоминают, чтобы не перегружать ситуацию. За поведением Польши кроется неожиданный и очень неприятный для убеленных сединами европейских грандов поворот событий. Все последнее десятилетие восточноевропейские страны просились в Европу, громко кляли свою горькую судьбу, искусственно выставившую их из теплого и обжитого европейского дома на сибирский холод тоталитаризма. Европейские федералисты (сторонники интеграции Европы вплоть до ее превращения в европейское гипер-государство), наиболее последовательно представленные Германией и Францией, видели в них благодарных и преданных союзников. Франция и Германия изо всех сил тащили в ЕС 8 стран восточной Европы, преодолевая недовольство евроскептиков – Англии, Голландии, скандинавов. Шредер не раз заявлял, что никто не вступит в ЕС раньше Польши. Если бы в Западной Европе был популярен Булгаков, немцы и французы сравнили бы себя с добрым Преображенским, на беду себе попытавшимся открыть в замерзшем бездомном Шарике человеческие качества. И зря. Потому что гарантий послушания им никто не давал. Добившись вступления в Европу (переговоры были завершены к началу 2003 г.), новички повышенно громким голосом заговорили о своей независимости и равноправии: мы историческая часть Европы, нас никто не покупал, а если мы кому и обязаны своей свободой, то Соединенным Штатам. В этом – главное разочарование французов и немцев. Они думали, что ведут в Европу своих союзников и сателлитов, а привели чужих. Думали, что укрепят европейскую сверхдержаву сторонниками европейской федерации, а выяснилось, что, на радость англичанам и американцам, боролись за вступление противников европейского федерализма. Подписание «Соглашения о присоединении» кандидатов совпало с иракским кризисом. Пока Франция и Германия собирали разбегающееся европейское стадо под знамена уважения международного права, восточноевропейские кандидаты, не поставив в известность ни их, ни тогдашнего председателя Грецию, вместе с Англией и Испанией выступили с письмом о благих узах евро-атлантической солидарности и о том, что нужно быть благодарными Америке, освободившей Европу. Тогда Ширак сказал свое знаменитое и обидное «могли бы и промолчать». На это обычно отвечают «а я молчать не буду». Так и вышло. Модернизируя свои ВВС, Польша, которая получает деньги из немецких и французских вливаний в европейские кассы, отвергла  Eurofighter’ы и «Миражи» и подписала многомиллиардный контракт на покупку американских F-16. Потом в Варшаве отчаянно торговались за каждый «евро» будущей европейской программы развития и выторговали-таки свое. Франция, Германия, Бельгия отказались послать войска в Ирак, за них это сделали Польша, Чехия, Венгрия, Прибалтика. Начиная Римский саммит, Шредер сказал, что «нехорошо новому члену начинать свою жизнь в ЕС с вето». Миллер после ланча с шутками Берлускони улетел в Варшаву и единолично саммит прекратил. Иногда нас тянет порадоваться самостоятельности и храбрости наших бывших союзников: как-никак «свои». Радоваться не стоит: первые годы их активность в компенсацию за прошлое будет направлена против нас, усложняя и без того наши невеселые отношения с Евросоюзом. И только когда-нибудь позже, когда будут изжиты все комплексы и вымрут все Гавелы и Валенсы, старые связи и близкое знакомство с нами помогут сблизиться с Европой.

Вот немцы с французами радоваться давно перестали. Видя, что с европейской конституцией на саммите ничего не выходит, Ширак махнул рукой, собрал пресс-конференцию и предложил создать «группу пионеров» – стран-добровольцев, которые, никого не дожидаясь и ни с кем не советуясь, объединятся в пилотном проекте глубоко интегрированной Европы. Саммит в Риме не дал нам европейской конституции, зато, возможно, положил начало крепкой европейской федерации внутри потерявшего силу от расширения Европейского Союза.

Примечание 1

Кто написал европейскую конституцию

Выработка проекта была поручена специально временному органу – Европейскому конституционному собранию – Конвенту. Конвент состоит из 109 членов – представителей Европейской комиссии (главного исполнительного и законотворческого органа ЕС), правительств и парламентов стран-членов. Председатель Конвента – бывший президент Франции Валери Жискар Д'Эстен. Конвент работал полтора года и представил проект конституции на саммите ЕС в Салониках 20 июня 2003 г., где он был принят за основу будущей конституции ЕС. С 4 октября 2003 г. над проектом работает европейская Межправительственная конференция (состоящая  из всех министров всех стран ЕС, с участием Еврокомиссии и Европейского банка). Конференция должна завершить работу над проектом и процесс его согласования со всеми странами-членами к весне следующего года, т.к. в мае 10 стран-кандидатов окончательно вступают в ЕС и необходим документ, который будет регулировать жизнь расширенного Европейского союза. Абсолютным дедлайном считается июнь 2004 г. – первые выборы в Европарламент, в которых будут участвовать новые 10 членов ЕС. После одобрения конституции главами государств она должна быть ратифицирована парламентами или на референдумах в странах-членах (этот процесс может занять около года).

Примечание 2

Что такое европейская конституция и как без нее обходились раньше

Европейская конституция – не пустая декларация принципов. Это документ, который разграничивает сферы компетенции Евросоюза («союзного центра») и государств-членов. За 50 лет европейской интеграции государства-члены передают все большую долю национального суверенитета в общую копилку. Сначала сообща регулировались только уголь и сталь, потом – почти вся экономика, теперь дошло дело до валюты, внешней политики и обороны. С течением времени менялись и основополагающие документы. Сначала это был Договор о европейском сообществе угля и стали, с 1957 г. – Римский договор о Европейском экономическом сообществе (ЕЭС), с 1987 – Единый европейский акт, с 1997 г. – Маасрихтский договор, который вместо ЕЭС создал Европейский союз. Новая Европейская конституция – не просто старые документы ЕС, сложенные в одну папку. В ней есть множество принципиальных новшеств. Вводятся посты Президента и Министра иностранных дел ЕС, европейского прокурора, реформируется состав европейской комиссии, дополнительными функциями наделяется Европарламент. Вместо единогласия почти по всем вопросам вводится принцип принятия решений квалифицированным большинством. К сфере союзной компетенции относятся внешняя политика и оборона, фиксируется институт европейского гражданства. С другой стороны, появляется статья, регулирующая добровольный выход из ЕС, о чем раньше не говорилось ни в одном европейском документе.

Примечание 3

Откуда взялись голоса у стран?

Главы стран-членов ЕС решили, что с расширением ЕС до 25 государств нереально будет достигнуть консенсуса по любому вопросу и ЕС не сможет эффективно работать. Решения впредь должны приниматься «квалифицированным большинством». Сначала был разработан механизм определения большинства, в рамках которого каждая страна получала определенное количество голосов, не строго пропорциональное ее населению. Максимальное количество - 29 - получали большие страны (Германия, Франция и др.), 27 – средние (Испания, Польша) и так далее, вплоть до Люксембурга, Эстонии и Кипра  (4 голоса) и Мальты (3 голоса). Общее количество голосов равняется 321 в ЕС, при этом решение считается принятым, если за него подано 232 голоса. Этот механизм был записан в решениях саммита ЕС в Ницце в декабре 2001 г. Затем европейское конституционное собрание ЕС  предложило более простой принцип «двойного большинства».