В 2001 г. Фонд «Общественное мнение» провел серию обследований по поводу судебной реформы, и в частности - ряд интервью с экспертами из разных регионов. Вопросы были исключительно о суде - почему мы в суд обращаемся (или не обращаемся), что надо изменить в российской судебной системе, об отношении к суду присяжных, к мировым судьям, законам, к правосознанию, соотношению закона и морали... То, что сказали респонденты о суде - тема для отдельного разговора. Образ суда, как он складывался из ответов респондентов, совсем не похож на реальное устройство этой институции, и это само по себе весьма интересно - взглянуть на «суд как представление», с которым реально и взаимодействует сознание людей, тогда как «объективное» устройство судебных органов - вещь вполне неизвестная большинству населения.

Однако речь у нас, собственно, не совсем о суде. Когда респондентов просили ответить на вопрос о желательном устройстве судов, выяснилась удивительная вещь. Началось все с недовольства существующими деталями судебной процедуры. И вот из сонмища претензий выпросталась идея - «нужна вторая линия власти» (то есть сейчас она всего одна...). Предлагается создать новую властную иерархию, которая могла бы исправить многочисленные недостатки. Эту новую структуру респонденты, разумеется, описывают не полностью и всесторонне. В их высказываниях проступают отдельные ее черты:

- центральное подчинение: новая ветвь власти обязательно должна подчиняться только «на самом верху», в Москве, в Кремле, и ни в коем случае не должна зависеть от местных органов власти;

- органы на местах: это должна быть весьма разветвленная структура, отделения которой должны быть представлены очень широко;

- характер: лучше всего характер этой ветви власти характеризует высказывание «нужна иерархия духовной власти»;

- воспитание парламентариев: совещательный голос в законотворческих органах, влияние на депутатов (вплоть до «увольнения»), «законы должны писать нравственные и моральные люди – для аморальных людей»;

- коррекция законов («основой закона должна быть справедливость», «закон, как правило, должен строиться на основе принципов общепринятой морали», «передовой закон направлен на то, что бы изменить мораль в обществе»);

- воспитание народа, пропаганда знания законов («нужен назначаемый государством орган разъяснения законов», «нужно создать систему традиций, чтобы уважение к закону передавалось на генетическом уровне», «особый орган, следит за распространением примеров послушания закону, все должны с детского сада и дальше, школу и институт усваивать, что выполнять законы выгодно, чтоб мораль и закон не расходились»);

- воспитание средств массовой информации, в случае надобности - цензура СМИ;

- формирование общественного мнения;

- разъяснительная работа с судьями и право отмены некоторых судебных решений.

Выше перечислены функции нового органа власти, или новой ее ветви. Но что это такое, как ее назвать, чему уподобить - эту новизну, потребную, по мнению респондентов, в нашем государственном устройстве? Назвать ее затруднительно - как мы уже говорили, еще не известно, о чем, собственно, идет речь... Новое приходит в нашу жизнь без названия, и адамы называют предстающее перед их умственным взором новое социальное существо: «нужна специальная организация для разъяснения законов, назначенная правительством, вроде общества «Знание», «введение института адвокатов, которые бы назначались, которые были бы как на государственной службе».

И last, but not least звучит еще определение: «церковь, может быть...», «нужна вторая линия власти – еще духовная власть, церковь».

Мне хотелось бы подчеркнуть, что приведенные выше сведения неверно и скоропалительно было бы понимать так, что люди ждут от церкви новых «политруков». Тот, кто хоть немного знает современную православную церковь, подтвердит, что нет ничего более далекого от ее желаний, чем стремление взвалить на себя реальную власть над общественными институтами - курировать парламент, наставлять прессу, руководить судами... и быть ответственной за законы, публикации, судебные решения.

Вернее было бы сказать иначе: некоторые люди ожидают и желают появления идеологического контроля в обществе; они хотят роста моральности, духовного просвещения, духовного закона, который главенствовал бы над омертвевшими социальными механизмами суда, законотворчества... Люди еще не знают, чем должен быть этот духовный контроль, и церковь выступает как один из кандидатов - с самыми большими шансами на успех. Это еще не «общественное мнение». Это еще не оформилось в слово и еще не представлено обществу. Это - тот ингредиент, один из многих, из которого потом сложится (или не сложится) могучее и обязывающее общественное мнение.

В связи с этой столь непрошенно высказанной «духовно иерархией», естественно, возникает разговор об образовании, науке и современной картине мира - должно же быть что-то, что заполнит или может заполнить обнаруженный мировоззренческий вакуум. Принято считать, что в светском государстве «уровень культуры народа», а уж тем более - господ судейских и господ законодателей - должна поддерживать система образования, среднего и высшего. А эта система образования должна вырабатывать, с помощью современной науки, разумеется, научную картину мира, некоторое мировоззрение, которое и должно давать людям требуемые ценности и моральные нормы.

И вот мы застаем это удивительное противоборство: в одном из ответов чаемая духовная иерархия обозначена как что-то вроде общества «Знание», в других ответах - как церковь. Стоит задуматься: чем же обеспечивается ценностная система общества, кто же «гарант» моральных ценностей? Да, это «по ведомству» системы образования, это к науке и культуре вопрос - но, знаете, вопрос, не очень серьезно поставленный. Ну нету у них принятого мировоззрения, ну не разработала современная наука грамотной системы убедительных моральных норм. Гражданин сам должен обеспечить себя моральными ценностями в требуемых его бытием размерах. И вот у ряда граждан возникает впечатление, что «сам» не получается, и просят они «духовной иерархии», окормляющей их готовыми миро- и жизневоззрениями.

Опять же, в бесчисленный раз произносить нечто суровое по поводу Просвещения, безбожия, бездуховности, слабости современной науки - дело безнадежное. Но все равно придется посмотреть этой вышедшей из подсознания общества идее в лицо: она ведь, эта идея, говорит об общественной реформе... Может, и не дойдет эта идея до сознания, может, так и останется в отдельных головах, бесшабашных и респондентских, - а вдруг нет? Вдруг вакуум, у нас имеющийся, заявит о себе, и нам придется самым серьезным образом ответствовать на этот вопрос: где тот социальный институт, который заботится о здоровом развитии общества? моральном? духовном? И что пренеприятно: постмодернизмом здесь не отобьешься - масть не та.

Вот и возникла еще одна сторона вопроса. В самом деле, церковь всю предлагаемую ей власть не возьмет, - и это означает, что чаемая духовная иерархия невозможна. Не будет общества «Знание», многознающие и высокомудрые лекторы которого наставили бы на путь истинный граждан, и церковные иерархи не пойдут в «обезьянники» убеждать народ – не пить, ментов – не бить, а судей – жалеть. Значит ли это, что  возникшая в подсознании общества идея не имеет шансов стать сознательной, ей определено тихо тлеть в кухонных разговорах?

Очень может быть, что нет. Совершенно очевидно, что идея о разветвленной, мощной, властной духовной иерархии не исчерпывается совокупностью «бытовых» мотивов, «ближних польз»:  чтоб суд справедливый, чтоб законы, значить, добрые, а не черт-те что, чтоб телевизор можно было ребенку четырнадцатилетнему показывать, а то ить такое кажут, что ражего мужика вывернет… Это – пользы ближние, и ясно, что авторы идеи о «духовной иерархии» хлопочут об этом; и так же отчетливо ясно, что – не только об этом.

О чем идет речь, намекает уже оборот: «вторая» ветвь власти. Значит, все имеющиеся у нас власти, все устройство общества в целом, от последней детали и до общего образа – все это общественное устройство представляется неполным, недостаточным. Ему не хватает «духовности». Это стремление к духовности ведет к совсем иному общественному устройству, нежели существующее. И было бы крайне интересно расшифровать – что же за общество грезится подсознанию общества? Не стоит торопиться, скептически обзываясь «кисельными берегами» и относя все сказанное по ведомству пустых мечтаний. Речь не о сложившейся теории, не о программе реформ – речь о том, что, может статься, общество всерьез хочет. И, значит, все происходящие преобразования, реформы и контрреформы общественное подсознание в какой-то степени будет оценивать в соответствии с неоформленной еще потребностью: а насколько это приближает нас к тому, еще не вполне ясному, образу общества, который мы высказать не можем, но чувствуем?

Отсюда - иной разворот темы. Какие типы ценностных ориентаций присутствуют в современном обществе? Их ведь не так много. Не претендуя на полноту, перечислим несколько: проект Просвещения (знание – сила, прогресс, наука), либеральный проект (свобода – и этого достаточно), несколько проектов мировых религий (уточнять и комментировать которые неуместно), и, наконец, американская мечта (труд, благосостояние и достоинство, ведущие ко все большему благосостоянию и более достойному достоинству). За каждой из ценностных систем стоят свои социальные силы. Но вот мы заглянули в глубину российского подсознания – и оттуда произнеслось странное: духовность. В качестве публичного лозунга – слово затасканное и осмеянное, но вот оно выговаривается не как этикетка в публичном дискурсе, а пытается дотянуться своим значением до того, для чего слова еще не найдено… Ясно только, чем эта «духовность» не является: это не мечта о благосостоянии (хотя ясно, что не призыв к борьбе с ним), не воля к просвещению (хотя видно, что не к мракобесию)… А что же?

На этот вопрос пока не ответить. Подсознание – штука недопроговоренная.