GlobalRus.ru
Раздел: Суждения
Имя документа: Почему мы помним 70-е
Автор: Александр Бугаев
Дата: 02.07.2003
Адрес страницы: http://www.globalrus.ru/opinions/133757/
Почему мы помним 70-е

Фантики остановившегося времени

Некоторое время назад известный сетевой сервис Живой Журнал стал местом действия крайне интересного коллективного воспоминания. Затравкой послужил появившийся на развлекательных сайтах краткий перечень примет времени, общих для людей, чье детство и юность пришлись на 70-80-е годы. А дальше случилось нечто аналогичное тому, что происходит с перенасыщенным раствором – попавший в него кристаллик соли стремительно обрастает новыми слоями, и рост кристалла происходит почти мгновенно. Именно такой характер имело коллективное накопление воспоминаний, когда при участии сотен людей маленький список за несколько дней вырос в огромный свод примет времени, примет, каждая из которых вызывает у живших в то время целый ворох осязаемых воспоминаний.

В этих коллективных мемуарах зафиксировано, чем увлекались и что не любили подростки тех лет, какие носили джинсы и какую слушали музыку, какое ели мороженое, во что играли во дворе и на школьных переменах, на какие фильмы ходили и какие книги получали по талонам за сданную макулатуру, что смотрели по телевизору, чем их пичкали на политинформациях, и т.д., и т.п.

Поразительная готовность вспоминать те неблизкие уже времена и то увлечение, с которым участники буквально ринулись дополнять эти воспоминания, едва ли могут быть объяснены лишь ностальгией по временам ушедшей молодости или же характерной для последних лет модой на старые песни о главном (напротив, один из первых пунктов списка сообщает: «вас уже тогда "доставал" дуэт Винокур-Лещенко»). Заставляет задуматься и контраст с 90-ми годами, казалось бы, до предела заполненными осязаемой конкретикой – но мало кто захотел вспоминать приметы этого десятилетия.

Для объяснения такого феномена избирательной памяти нужно вспомнить, что за времена были в нашей стране в 70-80-е годы. СССР, первая в мире страна победившего социализма, после десятилетий, до отказа заполненных революционными потрясениями, войнами, политической борьбой, разоблачениями и реабилитациями, перекройкой революционного пантеона и исторического пейзажа, наконец вошла в период исторического безвременья. Время будто остановилось, и заметить его течение было невозможно, особенно тем, кто взрослел в эти годы  и не застал предшествующих бурных десятилетий. Нам сложно было представить, что история может двигаться, что историческое время может течь. Наше личное время шло своим чередом – с переходом из класса в класс, с чтением книжек, с личным взрослением. А «внешнее» время – как будто стояло на месте. Менялись цифры на календаре, номера съездов КПСС и годов пятилетки, но время ощущалось совершенно неподвижным, потому что вновь и вновь повторялось все то же самое, что и год назад, и два, и пять. История как явление существовала, но не в нашей жизни, а где-то в прошлом – в романах Дюма и Пикуля, или за границами СССР (не зря так популярны были передача «Международная панорама» и газета «За рубежом»).

На фоне этой неподвижности многими ощущался какой-то сенсорный голод - хотелось любого обновления привычного пейзажа, хоть каких-то внешних примет новизны. Потому с нетерпением ожидались и запоминались надолго даже и такие, не связанные с повседневной жизнью события, как строительство домов в соседнем квартале, пуск новых линий метро, появление на улицах новых моделей машин, выход новых команд в высшую лигу по футболу, показ новых фильмов и т.д., и т.п.

И потому для многих живших в той всеобщей исторической неподвижности так резко впечатались в память и так легко вспоминаются теперь любые приметы движения времени, любые перемены во внешнем строе жизни, все события, структурировавшие это время. Общность воспоминаний усиливается практически тотальным сходством житейских обстоятельств. И социальная, и географическая дифференциация были существенно  меньше нынешних – сотрудник московского НИИ и инженер из маленького городка почти одинаково жили в одной большой стране, в одинаково устроенном социальном пространстве, в одном остановившемся времени.

Конечно же, Большое Время не стояло на месте, подспудные процессы шли и иногда прорывались в обыденную жизнь, как, например, война в Афганистане. В восьмидесятых, после «пятилетки пышных похорон» и смены фигур на вершине власти, всеобщая потребность перемен из невыговариваемого ощущения постепенно стала лейтмотивом официальной пропаганды, воплотившись в лозунги «ускорения», «перестройки», затем «радикальных реформ»… История возобновила свое течение и сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вперед («Дальше, дальше, дальше» – так называлась пьеса Михаила Шатрова, вокруг обсуждения которой завязался один из узлов тогдашних дискуссий и политических размежеваний). Каждый год стал приносить сначала публикации сенсационных статей и запрещенных ранее книг, затем они стали появляться каждый месяц – и жажда перемен материализовалась в ожидание прихода свежих номеров литературных журналов. Потом центр событий перенесся со страниц газет и журналов на трибуны, затем на улицы и площади, и история понеслась сломя голову.

Так распалось единство жизни в неподвижном времени. Поток исторических событий принес с собой и множество изменений в бытовой жизни. Обострение дефицита, исчезновение товаров с полок магазинов, многочасовые очереди за продуктами; затем либерализация цен, постепенное наполнение магазинов и рынков, появление массы новых товаров, причем не новых марок, но и незнакомых типов товаров (и потому они часто назывались по первому популярному бренду - памперсы, ксероксы, сникерсы...). На месте лотков ставились палатки, затем там же строились магазины, захват рынков сменялся их переделом, появлялись и исчезали торговые фирмы, одни бренды вытеснялись другими,  затем все смел дефолт…  Из-за этого небывалого ускорения потока, из-за раздробления его на множество рукавов - в коллективной памяти остались смутные разрозненные эпизоды, требующие массы оговорок и далеко не для всех общие. Если что и запомнилось – то не само по себе, а либо в связи с долгой и навязчивой рекламой (те же марсы-сникерсы, "толстый-толстый слой шоколада"), либо благодаря своей выдающейся гадости (как «Золотая салями» или водка «Rasputin» - тут и гадость, и реклама: "дважды изображен", "я вам подмигиваю").

Но здесь мы  входим в особую сферу нашей культуры – «Rasputin» и «Smirnoff», спирт «Рояль» и  даже продвинутое пиво «Клинское», хотя и принадлежат своему времени, но непосредственно соприкасаются с вечными 3.62 и 4.12 …

Ежедневный аналитический журнал GlobalRus.ru ©2024.
При перепечатке и цитировании ссылка обязательна.