13 июня, пока Россия по инерции все еще праздновала День Независимости, во влиятельной Wall Street Journal вышла статья правозащитника-интернационалиста Адриана Каратницкого, всерьез ставящая под сомнение «эволюцию страны в сторону демократии» и вообще эту самую независимость. Название праздника 12 июня всегда вызывало у нас насмешки, зато оно предельно понятно американцам: речь идет об освобождении общества от тирании советских госструктур, и в первую очередь - КГБ и прочих силовиков. Однако WSJ предупреждает: опасность еще далеко не миновала. Приблизительно о том же напомнила позавчера и New York Times в статье, озаглавленной «Тлеющие шпионские войны»: «Американские должностные лица считают, что деятельность российской разведки по-прежнему сосредоточена на США, что она агрессивно пытается завербовать американских шпионов, способных передавать технические, экономические и политические секреты». Автора этой фразы господина Джеймса Райзена следует, по-видимому, поздравить с изобретением такого интригующего словосочетания, как «экономические секреты», хотя значение оного представляется совершенно неясным. Остается лишь предположить, что аналитикам Пентагона точно известен беспроигрышный метод удвоения ВВП России, который ни в коем случае не должен попасть в руки Путина.

Впрочем, Каратницкий идет в описании засилья российских службистов гораздо дальше. По его мнению, у власти в России оказались  «милитократы», «мировоззрение которых окрашено раздражением в связи с ликвидацией советской власти и утратой мирового престижа России, а также острым недовольством по поводу роста американского могущества». Иными словами, КГБ возвращается. «В данном случае речь идет о руководстве, состоящем из бывших военных и сотрудников спецслужб (средний возраст 52 года), которые достигли политической зрелости при партийных руководителях Леониде Брежневе и Юрии Андропове». Только из-за очень широкого океана можно предположить, что в геронтократическом обществе, руководимом указанными генсеками, к карьере тридцатилетнего человека в принципе может быть применимо понятие «зрелости». Эта незамысловатая арифметика, однако, ничуть не смущает почтенного автора. Он руководствуется еще более простым тождеством: Путин = КГБ = антиамериканизм. При такой аксиоматике охлаждение российско-американских отношений в последние два месяца может, понятное дело, трактоваться исключительно как результат происков «милитократов». Позволим себе развернутую цитату (перевод inosmi.ru):

«Совсем не случайно путинские назначенцы, которые до того варились в герметически закрытой атмосфере Минобороны и спецслужб, и которых не коснулись никакие демократические реформы, по-прежнему придерживаются тревожащих и архаичных взглядов на вопросы, касающиеся внешней политики, политики в области безопасности, политической свободы и свободы прессы. Милитаристская элита России обижена ростом американского могущества, стремится к недостижимой цели возрождения региональной гегемонии России на Украине, на Кавказе и в Средней Азии и поддерживает поставки оружия в такие страны, как Иран и, до недавних пор, Ирак. Хотя президент Путин выдает себя за демократического реформатора, стремящегося к интеграции с Западом, совершенно очевидно, что милитократические лидеры России фундаментально отличаются от гражданских лидеров евроатлантического сообщества».

Уважаемый автор, по-видимому, не удосужился ознакомиться с биографией Путина. В противном случае он узнал бы, что многолетняя шпионская деятельность на территории Германии как раз и позволила будущему российскому президенту не вариться в закрытой атмосфере советского общества и собственными глазами увидеть жизнь за пределами СССР, что в известной мере обусловило прозападную ориентацию его внешней политики. Господин Каратницкий также с удивлением узнал бы, что политическая карьера Путина началась в команде Собчака, известного в тот момент как один из лидеров демократических реформ. Возможно, эти удивительные открытия побудили бы его разобраться в том, кого же все-таки представляют из себя эти «милитократы», которых он противопоставляет «хорошо образованным гражданским» демократам перестроечного призыва. Разобравшись, он выяснил бы, что служба в органах госбезопасности в восьмидесятые годы требовала качественного высшего образования, превосходного знания иностранных языков и реалистичного, неидеологизированного понимания политической ситуации. Возможно, уважаемому автору удалось бы даже понять разницу между назначением бывших службистов на руководящие посты и увеличением полномочий самих спецслужб. У него был бы шанс заметить, что в России министром обороны впервые стал штатский, в то время как в Штатах пост госсекретаря занял генерал.

Мечты, мечты. На самом деле, как это ни прискорбно, у американских журналистов нет желания вникать в тонкости реальной ситуации. Тем более что в этом случае они были бы лишены удовольствия видеть причину трений между Россией и США в шпионских играх и злонамеренности бывших службистов. Им пришлось бы, чего доброго, признать, что всплеск антиамериканизма в нашей стране обусловлен не «неустанной антиамериканской пропагандой российского правительства», а пренебрежительным отношением Штатов к российским экономическим и внешнеполитическим интересам (как, впрочем, и к подобным интересам остального мира). А из этого следует неприятный для уважаемых заокеанских коллег вывод, что путинскую характеристику иракской операции как «ошибки» им следует рассматривать как выражение сочуствия Америке и никак иначе.

Гораздо легче воспроизводить модели мироустройства тех времен, когда на просторах Азии и Центральной Европы натовские спецназовцы, разведчики и военные консультанты соперничали с советскими. Куда увлекательнее раскручивать мелкие шпионские разборки двадцатилетней давности, которые на самом деле давно никого не волнуют. Намного проще сводить свое понимание российской политики к подавлению редких борцов за свободу мрачными советскими ретроградами в погонах, которые чем-то неуловимо напоминают Хусейна. Все это позволяет подавить в себе сомнения в правильности и последовательности действий своей собственной страны.