Убийство сербского премьера тут же было встречено напоминанием о давней балканской традиции убивать высших лиц государства. Обычай политического насилия есть и действительно весьма устойчивый, однако данное убийство куда ближе с другой, совсем не балканской традицией - с "убийством ноябрьских предателей". В 1922 г. при сходных обстоятельствах был убит министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау. Убийцей был офицер, мстивший министру за национальное унижение Германии.

Можно долго сравнивать Ратенау и Джинжича, и, возможно, едва ли не по всем пунктам сравнение будет не в пользу последнего, но вряд ли стоит даже и в самой малой степени уподобляться диким людям, буйно ликовавшим по поводу белградского убийства. Джинжич сейчас на другом суде. Уместнее было бы указать, что безотносительно к политическим и человеческим качествам покойного сама политическая ситуация, в которой находятся правители разбитой Сербии, вообще не дает надежд ни на какой хороший исход.

Ибо она точно воспроизводит ситуацию, имевшую место в разбитой послеверсальской Германии, где был убит Ратенау. Страна, потерпевшая поражение, объявляется единственным козлом отпущения (на Балканах во всем виноваты сербы, равно, как и за кошмар 1914-1918 гг. ответственность была возложена на одних только немцев), и новый режим, пришедший к власти на волне поражения, принужден расхлебывать кашу, которую совсем не он заваривал, а условия расхлебывания, выставляемые победителями, таковы, что лучше сразу подавиться и удавиться. Входить в тягчайшее положение нового и слабого режима победители не то что не желают, но, напротив, делают все, чтобы было больнее, садче и унизительнее. Выбор у новых правителей небогатый. Либо поставить свою разоренную и беззащитную страну в положение полной блокады и с большой долей вероятности подвергнуть ее новому военному погрому, либо исполнять совершенно возмутительные требования победоносной коалиции, приобретая устойчивую репутацию предателей. Дилемма, которую никому не пожелаешь, и доводы в том роде, что да, тяжко, но зачем же Джинжич был первым учеником, отводятся за неосновательностью. Да, возможно, был первым и на том суде, где он сейчас находится, ответит и за это. Но в политическом смысле первость или непервость принципиальной роли не играет. Ратенау совсем не был первым и пытался спасти все, что можно, но это отнюдь не уберегло его от пули. Мощь тисков, которыми победители сдавливают побежденных, такова, что хоть бы и у самого достойного государственного мужа есть только три варианта - либо призвать свой народ погибнуть с честью, либо стать "ноябрьским предателем",  либо застрелиться. Так что с вопросами тут нужно обращаться не столько к сербам (resp. немцам), сколько к неумолимым победителям (в 1918 - 1923 гг. - прежде всего к французам, сегодня - к европейским общечеловекам), сеющим зубы дракона с усердием, достойным лучшего применения.

В принципе, еще можно понять логику "тигра" Клемансо с его чеканным "Боши заплатят за все". То, что режим Вильгельма был достаточно авторитарным и экспансионистским, а режим веймарский - либерально-демократическим и об экспансии не помышлявшим, тигра не интересовало. Боши есть боши, им нужно оставить только глаза, чтобы они оплакивали свое поражение, какой у них способ правления - нас не касается, и входить в трудности демократических бошей Эберта и Ратенау никто не обязан. История показала, что и тут было не много дальновидности - сперва в 1933 г. боши объявили, что ничего более они платить не намерены, а затем в 1940 г. выяснилось, что теперь уже французы заплатят за все, и заплатили, как миленькие, - однако тигр был хотя бы неповинен в грехе лицемерия.

Чего нельзя сказать про нынешних европейцев, которые  как  еще в 1999 г. во время бомбежек Белграда объясняли, что все ради установления в Сербии демократического режима, так и потом не уставали говорить про насаждение европейских ценностей на Балканах. Слов "сербы заплатят за все" никто, напротив, не говорил. Вслед за чем с Сербией, управляемой уже новыми, демократическими политиками, стали обращаться так, что и Клемансо бы позавидовал. Причем большая часть унижений была связана даже не с какими-то существенными военными или экономическими интересами, но с такой важной задачей, как обеспечение деятельности гаагского трибунала и прокурорши Карлы-Марлы. Это при том, что и правовые основы для деятельности трибунала на сегодняшний день весьма сомнительны, а уж о прокурорше и вовсе не будем (недаром европейские СМИ давно уже подвергают деятельность трибунала милосердному для Карлы-Марлы благоумолчанию). И вот для обеспечения этого великого начинания Сербию подвергали всем мыслимым и немыслимым унижениям и чрезвычайно преуспели в деле обогащения сербских умов мыслью о тождественности понятий "прозападный, либерально-демократический политик" и "национальный предатель". Более эффективного способа консолидировать демократию в разбитой и разоренной стране не придумаешь. Вопрос "Вам ехать (получить благорасположенное к европейским ценностям сербское общество) или шашечки (ублажить Карлу-Марлу)" остается открытым.

Белградское убийство, точь-в-точь повторяющее берлинские выстрелы восьмидесятилетней давности, свидетельствует о том, что обучаемость (а равно и образованность) культуртрегеров равна нулю. О трагических версальских ошибках написано в любом учебнике истории, и что же? - и ничего. А между тем на повестку дня уже поставлена задача насаждения образцовой демократии в Багдаде, и энтузиасты называют вслед также и другие страны - вроде Ливии, Сирии, Ирана, - где образцовая демократия также была бы полезна. Белградский опыт экспорта демократии склоняет к большому оптимизму.