Вот есть фраза: «Общество поделилось…». И это как-то однозначно плохо. Поделилось, мол, на красных и белых. На бедных и богатых, на поклонников Аллы Борисовны и ее хулителей. В общем, понятно. Геннадий Андреич с Борисом Ефимычем и еще какими-то умами недюжинными когда-то предлагали «не делить общество». Даже кой-какой капиталец нажили на этой пропаганде неделимости. Короче, поделенное общество – это хуже некуда.

Так ли?

Тут недавно прошла информация о том, что группа молодых людей, именующая себя антифашистами, порезала в каком-то переходе группу молодых людей, именующих себя, кажется, фанатами. Без шуток порезала. Едва ли не с летальным исходом.

Господи. Антифашисты.

Нет, я понимаю, когда по улице идет демонстрация бывших воинов СС, ей вослед платками машет правительство целой страны - и тут, значит, вылетают с ножами антифашисты. Это еще хоть как-то умещается в голове. А тут – на тебе. Говорили об угрозе фашизма, а налетели антифашисты. Вот те, бабушка, и Юрьев день. Кстати, аккуратнее про бабушек: такими темпами соберется группа старушек, которым вечно запрещают в метро с тачанками ихними ездить, и будет лупить дворников, например. Почему дворников? А шут его знает. Почему антифашисты резали фанатов?

Смысл даже не в том стирании смыслов у слов, о котором в свое время рассуждал Максим Соколов. Дело в банальном незнании этих смыслов, во-первых. И совершенно параллельном к этим смыслам отношении, буде они-таки осознаются, во-вторых.

Короче, идея в том, что общество наше никак не поделено. Сегодня враги – черные, завтра – белые. Сегодня закидываем яйцами с надписью «за Милошевича» американское посольство, завтра оставшиеся яйца перекрашиваются, чтобы написать на них, например, «смерть жидам». Послезавтра на кухне отец семейства, с грустью рассматривая последнее оставшееся яйцо, констатирует, что жиды – люди приличные, и нечего на них тянуть, а во всем виноват Чубайс, который на самом деле не жид никакой.

Вообразите себе такую семью, где сын спит с сестрой, отец пишет стихи и живет на доходы жены, которая получает деньги от своего любовника, прописанного в той же квартире, а маразматик-дедушка поочередно раздает всем подзатыльники, причем с объяснениями – за что, всякий раз – разными и феерическими – за Курилы, например, приговаривает он, отвешивая плюху любовнику, прописанному там же, где и законный муж его, маразматика, дочери. Вот это и будет приблизительное описание нынешнего уложения нашего общества. Общества, не поделенного ни на что и способного бродить на митингах, плечом к плечу неся хоругви, Андреевский флаг, серп с молотом и транспарант «долой Путина и коммунистов».

За примерами далеко ходить не надо – достаточно вспомнить Юрия Михайловича, который полагал себя консерватором, поелику он центрист и строит социально ориентированное общество. Есть и более интимные воспоминания – один мой приятель как-то сообщил мне, что он радикал, то есть консерватор. Затем, спустя несколько лет, он вдруг стал отстаивать идеи коммунизма, потому что они человечные. При этом он при каждом удобном случае прилагал все усилия, чтобы не допустить реванша старых партаппаратчиков. Все это происходило у него с легкостью необыкновенной, вообще свойственной русскому человеку. Ибо ведь как бывает? – подошли к тебе трое и спросили, нет ли у тебя денег. Ну, дали вы друг другу по рылу, и тут один из троих говорит: «Да он мужик настоящий». И вот вы уже в рюмочной, и все трое пишут тебе телефоны на случай, если кто на тебя наедет, чтоб звонил тут же, мы, мол, через пять минут ему кишки на голову намотаем. Такая любовь.

Меж тем, в поделенном обществе есть хоть какие-то ориентиры. Коммунисты никогда не станут корешиться с неофашистами, бедные не будут вместе с богатыми требовать то ли повышения, то ли снижения налогов. Консерваторы не будут черпать вдохновения в революционных идеях. Любовь не будет принимать рамки танцулек с дракой.

Потому что там всем на подсознательном уровне ясно, кто враг, а кто друг. Это, понятно, не способствует национальному согласию, но таким обществом худо-бедно можно управлять. Потому что интересы каждой из социальных групп в целом уловимы, и их можно как-то соединять, разъединять, на них можно играть, с ними при правильном обращении можно даже кое-какой консолидацией заниматься.

Наше отечество в этом смысле представляет печальную картину. Поскольку у населяющего его большинства нету четко выраженных интересов, а есть только смутное ощущение некоторого гвоздя под задницей, каковой гвоздь хрен знает кто и вбил. Кто – решается под настроение. Сегодня это коммунисты, завтра фашисты, послезавтра все, кто в очках. И во всем виноват Чубайс. Но Чубайса потихоньку народ подзабыл, так что уже и не скажет, кто во всем виноват. Был кто-то рыжий. А как зовут – черт знает. В общем, не отдадим Курилы, но если много заплатят эти, как их там, эскимосы, то отдадим – пусть подавятся. И вообще, это исконная эскимосская земля, так что правда ваша – надо отдать забесплатно. Пусть они нам только Янтарную комнату вернут.

Обычно это называется политической и социальной безграмотностью. Но в нашем случае все сложнее. В нашем случае это все называется безразличием. Граничащим с любовью. Если можно себе только представить такой дикий альянс.

Что делать? А черт его знает. Для начала – осознать, что мы покамест ничего толком и до конца осознать не в состоянии. И попробовать помедитировать вот на какой счет: сосед-алкаш, который водит к себе бомжей и пускает по всему дому крыс – он мой безусловный враг или в принципе ничего мужик? Короче, если нет возможности консолидироваться, то хотя бы поделиться. На своих и чужих. И исходить из интересов конкретной группы, к которой ты принадлежишь. А не из интересов своей любвеобильной левой ноги.

Потому что русская народная консолидация с братанием, предваренным мордобитием, не называется национальным единством. Это свадьба с дракой, а не национальное единство. Свадьба, на которую съехались родственники со всех сторон нашей великой Родины. Хлеборобы, профессоры и шоферы. Съехались, облобызались, потом кто-то кому-то очки подправил, а потом все вместе, обнявшись, пошли на улицу – орать в два часа ночи песни и предлагать каждому прохожему стакан от избытка чувств. За отказ – в бубен. Какая ж свадьба без этого.