Ира Вальдрон:

Люди, разгромившие выставку "Осторожно, религия!", представились как "верующие". Я тоже - верующая. Видимо верующий верующему рознь... И мне удивительно, что акт вандализма не вызвал слов осуждения у православных священнослужителей и, больше того, сам факт организации подобной выставки был назван "преступлением". Даже не "грехом"...

Мне хочется знать, что мы подразумеваем под словом "кощунство". Большевики, разрушающие церкви и глумящиеся над иконами, совершали несомненное кощунство. Батюшка, освящающий игорный дом или конкурс красоты с неодетыми женщинами (красота, видимо, спасет мир) - это как надо понимать? Это мы все по телевизору смотрим, между прочим. И слабые неокрепшие души могут не только от церкви отвернуться, но и от Бога после такого.

Что же касается художественного творчества вообще и этой выставки, в частности, мне хочется думать, что художник имеет полное право творить, размышлять, задавать вопросы, сомневаться, заблуждаться и, в конце концов, гореть ему за это в огне или нет - вопрос его личной ответственности.

Художественное творчество, как и спасение души, - вопросы личной ответственности. При большом желании "преступлением" и "кощунством" в художественном творчестве можно назвать многое: от богоборцев Достоевского до дьяволиады у Булгакова или Гете, не говоря уж о "Гаврилиаде" Пушкина. Это совсем детский пример.

Художников, принявших участие в выставке, уже называют фашистами. Это даже смешно. Все ведь буквально наоборот. Фашисты когда-то запретили выставку, которую назвали "Дегенеративное искусство". И наши противники, видимо, забыв об этом, пользуются очень похожей лексикой. И это при том, что всего лишь пару лет назад власти Петербурга принимали в городе, пережившем блокаду, кинорежиссера Лени Рифеншталь, которая была одним из создателей эстетики нацизма.  По иронии судьбы, она приехала 22 июня, в годовщину начала войны, и ее встретили хлебом-солью. Для меня это было оскорбительно. Очень часто жизнь в каких-то своих проявлениях оскорбляет чувства верующих и неверующих. В жизни можно призывать к уголовной ответственности, но художественное творчество не наказуемо уголовно, это другая территория, и на ней говорят на другом языке. Не выучив этот язык, не следует вступать в беседу.

На выставке пострадали практически все работы, в том числе и верующих, воцерковленных художников. Объект Василия Флоренского "РПЦ" это - рельеф, окруженый горящей гирляндой лампочек, созданный во славу церкви. Он был буквально растерзан. Также, как и моя работа - "Хэлло, Долли!". Но она приобрела дополнительную глубину: агнец, изображенный на ней, был, как получается, принесен в жертву.

Алексей Пензин:

Ситуация не так карикатурно проста, как рисуется в либеральных СМИ и, с другой стороны, не так по-нибелунговски пафосна, как в размышлениях отдельных консервативных писателей, вставших на защиту «вандалов».

Дело в том, что выставка, во-первых, не задумывалась как провокационная, и поэтому последовавшая реакция удивила прежде всего самих авторов. Провокация – слово 90-х, ставшее одним из клише восприятия современного искусства, столь любимых журналистами. Некоторая фоновая «провокативность» в работах художников, конечно, есть, но это скорее сложный косвенный эффект, а не культ провокации, как у баснословных Кулика и Бренера, которые находились в совершенно иной ситуации, чем мы сейчас. Всем этим провокационным, как кажется им и их заказчикам, шумом-гамом на коммерческой основе теперь занимаются деятели масс-медиа, а не художники.

Более того, насколько я понимаю, с самого начала этот момент обсуждался, и впадать в подобный моветон - провоцировать, эпатировать, скандализировать, фраппировать и философствовать молотом - никто не собирался. Делались какие-то персональные и вполне позитивные высказывания на общую и довольно размытую тему религии, религий (а не только православия). Тем более, что все происходило в таком умиротворенном мемориальном месте как Центр им. А.Д. Сахарова. И никакие «бульдозерные выставки» и «репрессии» при этом даже не вспоминались, а знаменитый иконорубец Авдей Тер-Оганян прислал на эту большую коллективную выставку лишь несколько старых работ, которые сейчас стоят в правом дальнем углу помещения, залитые черной краской. Был, впрочем, небольшой скандал – один из участников решил снять свои работы, поскольку посчитал, что они «не вписываются в концепцию выставки», которая и в самом деле была, в общем-то, невнятной. Такими неброскими делами занимаются современные художники, эти злобные чудовища-нигилисты, которые якобы совсем замучили верующих и консерваторов своими выходками и довели их до отчаянных и душераздирающих жестов.

Интересен сам характер разрушений, учиненных православным воинством. Во-первых, нельзя не порадоваться его технической оснащенности – проклинающие надписи выполнены модным спреем и живо напоминают об уличной молодежной субкультуре. Спрей, кстати, нескольких цветов – черный, красный, синий, что придает акции дополнительную куртуазность. Правда, тексты надписей скорее вызывают в памяти сцены из каких-то кровавых голливудских триллеров про секты: «Мразь – вы бесы, мразь», «Вы ненавидите православие, вы прокляты», «Кощунство», «Гады». Те работы, которые с трудом опознаются как антирелигиозные (например, стеклянная банка с одуванчиковым пухом под названием «Письма Ленина из парадиза»), не попали под разящую руку протестующих. Меня особенно заинтриговала утонченная фактура повреждений работы Александра Косолапова, классика соц-арта. На картинке, в которой совмещался логотип "Кока-колы" и некий печальный лик, черной краской замазан был именно этот лик, "Кока-кола" же осталась неуязвленной. Какое тайное послание хотели оставить всем этим изощренным символизмом верующие жители Подмосковья? Не дает ответа…

Любому, кто сколько-нибудь знает историю искусства последних 10 лет, надписи спреем на работах художников напомнят, как ни странно, о том же Бренере, который когда-то прославился, нарисовав знак доллара на картине Малевича. А разбиение застекленного плаката, на котором изображена пустая икона, кажется какой-то пародией на акцию того же Тер-Оганяна в Манеже в далеком уже 1998 году. Так что начинает казаться, что консервативные акционисты как-то бессознательно копировали главных художественных провокаторов 90-х гг.

В этих симптоматических увечьях, неожиданно нанесенных выставке и сделавших ее даже более интересной, есть какая-то странная закономерность. Возникает соблазн в двух словах обозначить более общую модель, эмблемой которой, похоже, служит инцидент в сахаровском Центре.

Речь, понятно, идет не только о последнем странном и почти бредовом казусе с совр. искусством. В новой консервативной формации в СМИ и экспертной среде, совсем недавно возникшей через отторжение от либеральной игровой культуры прошлого десятилетия, вдруг проступают формальные черты отринутого: та же пресловутая провокационность, все тот же игровой дух скандальных заявлений, «сильных» ходов и пр. Что-то, несомненно, изменилось – все это технологизировалось, стало скорее инструментом и служит вполне прагматичным целям. Возможно, стоит прочитать эту агрессию против провокационного искусства 90-х как проявление своеобразного, извините, «эдипова комплекса». В самом деле, наверное, это все же приятно - разрушать то, чему ты обязан своим существованием.