Отставка Бориса Йордана стала одним из важнейших событий недели – первой полноценной рабочей недели нового года.

Сюжет этот рассматривается в прессе сквозь призму традиционной уже альтернативы. Официальная версия: только бизнес! Общественная и газетная – чистая политика! То есть: Дубровка, Путин, государственники против антигосударственников, журналистский цинизм и пр. Это полемическое двухголосье, в сущности, повторяет историю первого разгрома НТВ: «спор хозяйствующих субъектов» – «наступление на свободу слова». Ну, естественно, приглушенно и размазанно. И то и другое правдоподобно, и то и другое, очевидно, не совсем правда.

Впрочем, ответ на вопрос, кажется, вполне прост. Чтобы понять, почему Йордана убрали, следует вспомнить, зачем его пригласили. Назначение Йордана символизировало, что забранная «Газпромом» медиа-империя Гусинского является для «Газпрома» непрофильным активом, который необходимо теперь привести в порядок, реструктурировать долги, сам бизнес привести в вид, смахивающий на рыночный, продемонстрировать, что он конкурентоспособен, и – продать. Такова была официальная многократно повторенная версия финала «спора хозяйствующих субъектов». Так как фигура «рыночного» российского покупателя такого хозяйства рисовалась просвещенному обывателю с трудом, американское гражданство Йордана являлось к тому же подтверждением версии об иностранном консорциуме покупателей. То есть – никакой политики, чистейший иностранный бизнес. С другой стороны, и Йордан, хоть и американец, но русский и по происхождению, и по навыкам предпринимательским, рассматривал себя не как простого кризисного менеджера, но как ключевую фигуру будущей продажи – инсайдера-управляющего, заключающего альянс с инвестором-покупателем.

По сути, отставка Йордана и прорисовавшаяся после нее схема управления – «смотрящий» за газпромовскими медиями Дыбаль плюс выскочивший из его рукава Сенкевич – имеют вполне внятный управленческий смысл. Менеджмент канала уходит «внутрь» материнской структуры, а НТВ становится значимой и неотъемлемой частью пересоздаваемого суб-государства «Газпром».

Дело даже не в том, что вся история с консорциумом и продажей непрофильных активов газохозяйствующего субъекта была пиаром и чистым враньем. Это более менее было ясно с самого начала. (Причем, у путинских менеджеров монополии был свой интерес эту панаму поддерживать, а у Коха с Йорданом - свой.) Дело, по-моему, гораздо интереснее.

Владимир Путин был не во всем не прав, когда обвинял руководство НТВ в том, что, гонясь за рейтингами и прибылями, оно готово было усугубить страданья людей и поставить под угрозу их жизни и всю антитеррористическую операцию. То есть, конечно, и руководство НТВ, и журналисты были абсолютно чужды приписываемой им аморалки. И никакого перемещения спецназа, способного повредить операции, НТВ накануне штурма не показывало. Эта неправда была многократно опровергнута, и дело самого Путина разбираться, откуда она взялась.

Однако факт в том, что в те ужасные дни, когда все мы – чертыхаясь на бессмысленность этого занятия, на сволочизм всего на свете, на бессилие свое и всех спецслужб мира – вынуждены были каким-то адским принуждением сутками не отходить от телевизора, в эти вот дни смотреть надо было НТВ. Оно показывало больше, лучше, оперативнее. Адекватнее. И так как все мы движимы были желанием (может быть, и вредным с точки зрения высших государственных интересов) знать, что происходит там, то смотреть приходилось НТВ чуть больше, чем другие. И самую страшную картинку, первый образ того кошмара, который постиг нашу страну, – любительские кадры полумертвых детей в пустых утренних «Икарусах» мы увидели по НТВ. И только те, кто ничему никогда не учатся по врожденным причинам, могут считать, что эти кадры подрывают безопасность и наносят урон государству. Видели мы эту безопасность и это государство в прежней жизни и помним, чем они кончились.

Но дело не в пафосе. Пафос по боку. Дело в бизнесе. Очевидные успехи НТВ на рынке непосредственно связаны с тем, что Йордану и его команде довольно быстро удалось восстановить на канале буржуазный, поверхностный, динамичный и агрессивный дух гусинского НТВ. Йордановское НТВ не было оппозиционным, в отличие от гусинского, не играло прямо в политику и борьбу за власть, не вело медиавойн. Саспенс, конечно, был не тот. Но в остальном – и это очень важно – оно стремилось следовать рыночным параметрам качества продукта. То есть тем параметрам, которые определяют потребительский успех. Тому, что хочет рынок. В сущности, это даже не Йордан, Парфенов и Шустер такого телевидения хотели. Это же народ этого хотел.

Йордан все это делал, однако, не потому что он настоящий бизнесмен или американец (на что совершенно несправедливо намекал Путин в своей знаменитой тираде). Йордан это делал по тем самым причинам, по которым был приглашен на свое место. Потому что собирался это продавать. Потому что мыслил канал как рыночный продукт. Картина была тем разительнее, что талантливый человек Добродеев, несравненно больше Йордана понимающий в телепродукции, параллельно на государственном РТР делал нечто столь серообразное и скулоутомляющее, что смотреть по утрам на эти пионерские зорьки в очечках и галстучках без вздоха экзистенциальной мизантропии было совершенно невозможно.

Почему это так, спрошу я вас со всей лживой непосредственностью газетного писаки, почему это так - что если государственное, то получается непременно самая дрянь, а если не дрянь, то получается полная антигосударственность?