В четверг в Париже завершился последний раунд переговоров между правительственными чиновниками и представителями наиболее крупных мусульманских сообществ страны. Судя по всему, министерство внутренних дел вскоре прирастет еще одним вспомогательным органом: при правительстве будет создан специальный Совет по делам мусульманской религии во Франции. Интересно, что правительство пыталось договориться с мусульманскими лидерами о введении чего-нибудь подобного вот уже несколько лет кряду, однако, сами мусульмане Франции, расколотые на враждующие общины, федерации и этнические группировки, долго отказывались прийти к какому-то соглашению.

Новый орган будет заниматься в основном организационными вопросами, заявил по этому поводу министр внутренних дел Франции Николя Саркози. В ведении правительственного Совета будет организация паломнических поездок в Мекку, выдача сертификатов на торговлю халяльным мясом, устройство службы мулл в военных частях и тюрьмах и строительство новых мечетей. Часть нового органа будет выбираться, другая – назначаться сверху. Всего же в Совет войдут одиннадцать членов, а его главой станет известный богослов Делиль Бубакер, ректор одной из парижских соборных мечетей.

В шестидесятимиллионной Франции живут более пяти миллионов мусульман. В основном это выходцы из бывших магрибских колоний Франции – Алжира, Марокко, Туниса, кроме того, исповедующие ислам чернокожие из Мали, Нигера, Камеруна и Сенегала, в меньшей степени - арабы с Ближнего Востока, иранцы, пакистанцы и эмигранты из Малой Азии (турки и курды). «Мусульманами по рождению» исламская конфессия Франции не исчерпывается – в стране удивительно быстро растет число коренных французов, бывших атеистов или католиков, принявших ислам. Уже сейчас таких людей десятки тысяч. Одна из мощнейших общинных организаций страны, Национальная Федерация мусульман Франции, возглавляется как раз таким белым интеллектуалом-неофитом; - в середине восьмидесятых Даниэль Юсуф-Леклерк создал эту организацию, позже вступившую в ожесточенное соперничество с этническими мусульманами, группировавшимися в основном вокруг мулл пяти крупнейших парижских мечетей. Вечные склоки, нередко перераставшие в кровавые столкновения (шииты против суннитов, турки против курдов, сторонники Хомейни против иранцев-иммигрантов), вполне характерны для всех, не только французских мусульманских сообществ Старого Света (разве что в Англии пакистанцы-мирпурцы воюют со своими привычными еще по далекому дому противниками – индуистами субконтинента). В этом контексте понять упорную несговорчивость мусульманских лидеров, право дело, не очень сложно – братьям по вере, как всегда, договориться сложнее, чем вековым антагонистам.

Куда более важными представляются другие характеристики мусульманского сообщества пятой республики – социальные. Конечно, среди пяти миллионов мусульман Франции есть люди и очень небедные, но в большинстве случаев французский ислам это религия социально неудовлетворенных уроженцев рабочих гетто, этакая архаичная и одновременно модернизированная, национально приспособленная вариация на тему традиционно европейского бунтарского активизма. Выходцам из северной Африки, приехавшим во Францию полвека назад, было не до джихада - миллионы французских магрибцев просто вкалывали от зари до зари в цехах завода Рено, с трудом прокармливая свои по-восточному большие семьи. В конце восьмидесятых ситуация изменилась, и дети тех самых иммигрантов, так называемые «харки» - выросшие в гетто на смешанной франко-исламской культуре, недовольные и готовые к действиям юноши, обратились за ответами как раз к вере предков – исламу, при этом в его максимально фундаменталистской, непримиримой и агрессивной артикуляции. Поколение «харки» безразлично отмахивалось от конформизма старших. Для родившейся во Франции молодежи радикальный ислам стал единственной верной социальной теорией, и этих фундаменталистов, конечно же, не устраивал привычный мусульманский истеблишмент Франции, лояльный Елисейскому дворцу. В стране будто появилось два ислама.

Опыт середины девяностых, когда одно время алжирские бомбы в Париже взрывались с пугающей регулярностью, подтвердил, что радикалы, не задумываясь, перейдут от воинственной проповеди к действиям. В списке, распространенном ФБР вскоре после терактов 11 сентября, среди десятков фигурантов можно насчитать сразу несколько выходцев из «мусульман Франции». Этнический марокканец Закариас Массауи, задержанный по делу об атаках на Нью-Йорк и Вашингтон и прямо обвиненный ФБР в активнейшем участии в подготовке этих терактов, имеет к Франции самое непосредственное отношение – именно там он родился и рос. Президент Буш несколько раз прямо сказал, что для исламистских группировок всего мира Европа стала подлинным Эльдорадо, и радикальные муллы, взращивающие террористов, чувствуют себя в Лондоне, Милане и Париже куда комфортнее, чем у себя дома, где за одно неосторожное слово их бы ждала тюрьма или пуля. В этих условиях у французского правительства   действительно не было выбора. Нужно было спешно отделять козлищ от агнцев, «мусульман Франции» от «мусульман Бен Ладена и Массауи». Ровно та же задача, впрочем, встала и перед правительствами других европейских стран - в том числе и России.

То, что придумали в Париже, представлется, на самом деле, не самым бессмысленным вариантом решения новейшей исламской проблемы. В истории любой великой страны есть эпоха, справедливо представляющаяся кладезем хитроумных политических решений, копилкой, черпать из которой можно хоть до скончания века. У Франции такое время тоже было, и это, конечно, эпоха Наполеона. В конце концов, даже сама архитектура современного французского устройства это во многом и есть продолжение той самой, созданной Бонапартом традиции. Нынешнее голлистское министерство наследует наполеоновскому духу в той же степени, как в пятидесятые ему наследовал сам генерал де Голль. И теперь решение о Совете мусульман Франции это тоже отзвук той, придуманной императором практики. Двести лет назад, когда в Испании, Польше и России евреев ставили вне закона и грабили, Наполеон сумел добиться абсолютной лояльности всего этого сильного, богатого и талантливого народа, не только дав иудеям гражданские права, но и внедрив их в само тело империи. Нынешний Совет не оставляет мусульманам Франции выбора также, как не оставлял выбора евреям тот Иудейский Совет, созданный в ранней Империи. Идея, пока воплощенная Шираком и Саркози лишь на бумаге, действительно представляется единственно возможным и одновременно лучшим выходом. Старая политическая аксиома гласит: хочешь обезопасить себя от потенциального противника – дай ему, пускай хотя бы для виду, часть своих полномочий. Теперь мусульманам не просто обещается покровительство правительства - идя на союз с властями, входя в правительственный Совет, они гарантируют  Франции свою абсолютную лояльность, более того, они будто инсталлируются в государство, становясь частью единой властной машины. Теперь грань будет прочерчена – этот мусульманин – друг и гражданин, а этот - совсем нет. Мусульмане Франции - не свободная конфессия, не независимая партия, более – они в теле государства. Конечно, это заведомое преувеличение, но зато оно подчеркивает смысл действий Саркози и Ширака. Теперь жить рядом можно только душа в душу. Те же, что пойдут против, окажутся не «мусульманами Франции» вовсе, а так – сектантами-радикалами, людьми вне договора, а значит, и разговора. И поступать с ними будут соответствующим образом.