Любимая в народе радиостанция "Эхо Москвы" возложила на себя новую важную повинность. Как только официальные российские инстанции выражают протест каким-нибудь иностранным державам, радиовещатели тут же приглашают местного представителя опростестованной державы, который разъясняет свою позицию. Поскольку симпатии собеседников с "Эха" явственно находятся на стороне знатного иностранца, тот, чувствуя себя в компании единомышленников, беседует свободно и нестесненно. В результате получается изрядная антизападная пропаганда, ибо не считающий нужным стесняться европейский общечеловек производит сильное впечатление на недостаточно подготовленную аудиторию.

Сеанс связи с братьями по разуму был открыт беседой с датским послом в Москве Ларсом Виссингом по поводу чеченского конгресса в Копенгагене и перспективами выдачи Закаева, в ходе которой Виссинг сообщил, в частности, что Дания придерживается "принципов абсолютной (т. е., согласно словарю, не связанной никакими ограничениями - М. С.) свободы", а в России до сего дня применяется смертная казнь (знали бы об этом народный депутат Райков и профессор МГУ Добреньков, так не ломились бы в открытую дверь, требуя вернуть народу девять грамм). Тут проблема не в том, что Дания проводит недружественную России политику -- как суверенное государство, она вправе какую хочет политику, такую и проводить. Проблема, продемонстрированная в ходе радиобесед, заключалась в том, что посол Ее Величества королевы Маргрете II - человек, до чрезвычайности экономно наделенный умственными способностями и по причине этой экономии не знакомый с азами дипломатического этикета. Об абсолютной свободе может кричать антиглобалист на митинге, но никак не чрезвычайный и полномочный посол, ибо эта должность по определению предполагает известную вменяемость. Более того: послу все было уже совершенно ясно тогда, когда в Копенгагене все было еще далеко не ясно (и остается неясным по сей день). Такая готовность бежать впереди паровоза не может не поражать, ибо специфика дипломатической профессии заключается как раз в осторожности формулировок, в умении заглаживать острые места, наконец, просто в уклонении от комментариев по недостаточно еще проясненным вопросам - всегда есть возможность сослаться на недостаток инструкций или просто отговориться дипломатической болезнью. Из выступлений Виссинга стало очевидным, что датскую державу представляет в Москве человек, не обладающий и тем минимальным набором дипломатических знаний и навыков, который в обязательном порядке требуется даже от юного атташе. Такую рекламу "Эхо" произвело современной Европе.

В ходе нового тура рекламной кампании был дан ответ русскому посольству в Берлине, заявившему протест ARD, первому каналу германского телевидения (что-то вроде немецкого ОРТ). Посольство указало, что освещение теракта на Дубровке заключалось в показе страданий чеченского народа под гнетом России, что трудно рассматривать иначе, как оправдание теракта. Шеф московского бюро ARD Альбрехт Рейнхардт тут же явился в студию "Эха" и отверг все претензии - "В цитате (из дипломатического демарша - М. С.) приведено, что мы писали о бандитах, пришедших в отчаяние, а дальше буквально в скобочках написано: "значит ли это, что террористический акт 11-го сентября 2001-го года, то есть, в Нью-Йорке и в Вашингтоне, тоже были совершены бойцами "Аль-Каиды", загнанными в угол и разочарованными?" Это же абсолютно никакого отношения не имеет к событиям в Москве".

То есть стандартный риторический прием обвиняющего - "Вы объясняли теракт на Дубровке отчаянием чеченских боевиков, которые пошли на захват заложников от безысходности, куда их загнала политика России. Готовы ли вы применять данную логику также и к другим терактам, например к 11 сентября? Разве террористы, направлявшие "Боинги" на здание WTC не были также отчавшимися?" - оказался до шефа бюро недоходчив. Он просто не понял, о чем его спрашивают. Не сработала апелляция к простейшим нормам цивилизованного поведения, предполагающим минимальную рефлексию над своими словами и поступками -- "А как бы вам понравилось такое оправдание теракта, если бы он был направлен против вас или ваших ближайших союзников, вы тоже бы выступали в качестве адвоката террористов?". Такой вот соотечественник Иммануила Канта, сроду не слышавший о категорическом императиве.

Если бы это был цинизм, русофобия, откровенная враждебность, все было бы гораздо легче и проще. С циником можно договориться, откровенного противника усмирить силой или - чего на свете не бывает - даже и переубедить, обратив в свою веру. Но здесь другой случай, здесь кристальная ясность сознания и психология десятилетнего ребенка, в силу возрастных особенностей не способного посмотреть на себя глазами других и в какой-то мере отрефлексировать свое поведение. С тем только отличием, что со временем дети вырастают во взрослых, а благонамеренные общечеловеки - нет.

Покуда мы все больше смеялись над рассуждениями о том, что нужна-де национальная российская идеология - "Какая еще идеология в конце XX века?! Вы еще нам агитпроп с партполитпросветом предложите!" - к западу от российских границ без всякого смеха оформилась передовая несгибаемая идеология, достойные носители которой и выступают в эховских сеансах связи с братьями по разуму. Слушая рассуждения братьев, поневоле обращаешься к первоисточнику - главке "Благонамеренные" из солженицынского "Архипелага" (ч.3, гл. 11).  "И так далее. Он невозмутим. Он говорит языком, не требующим напряжения ума. Спорить с ним -- идти по пустыне. О таких людях говорят: все кузни исходил, а некован воротился".

Чем кончатся наши опыты с национальной идеологией -- Бог весть, дело тонкое, но во всяком случае нам в этих опытах следует осознавать: там, у них всепобеждающая идеология вполне уже имеется и оформилась она с такой силой, что, глядя на братьев по разуму, Солженицына с Орвеллом можно читать как свежую газету.