«Друзья! Друзья!
Какой раскол в стране,
Какая грусть в кипении веселом!»
/С.Есенин «Русь уходящая»/
Пожалуй, действительно потихоньку наступает время наводить порядок с политическими ориентациями в России и дать им, наконец, правильное обозначение. В противном случае, любой вопрос типа: «за кого голосовать правым?» немедленно разбивается на два сущностных подвопроса: «а кто должен считать себя правым?» и «из кого ему выбирать?». До недавнего времени особого противоречия между ответами на оба вопроса не было: правыми называли себя реформаторы-демократы, сформировавшиеся как политсила в ходе «перестроечного» противостояния левым, т.е. коммунистам. Им же предлагал себя в качестве выразителя их интересов в парламенте Союз, соответственно, правых сил.
И все бы было «тип-топ», но то ли правление «патриота-прагматика» Путина сыграло свою роль, то ли политические элиты созрели, однако факт налицо: зашевелилось народное политическое подсознание, ощущая некие «фантомные боли» в области когда-то ампутированного органа. Возникло смутное ощущение, что там, где у «всех нормальных» стран (а мы хотим быть похожими на нормальных, у нас и парламент есть) располагаются правые силы, у нас - что-то не то. Присмотревшись повнимательнее, с исторической колокольни, обнаруживаем, что политические организации современной России поделены, по сути, на наследников февраля 1917г. и наследников октября 1917г. Может, это и неплохо, но есть впечатление некой исторической несправедливости. «Февралисты» задавали тон ничтожно малый отрезок времени (даже если условно принять во внимание все левые и либеральные фракции первых Дум). «Октябрятам» дали порулить, но в итоге попросили подвинуться в 1991г., что можно считать историческим выбором народа.
Правда, последние смогли выполнить свою черную миссию, отравив политический вкус населения на много лет вперед, вбивая соотечественникам с малолетства, что декабристы и Чернышевский – это хорошо, а Столыпин и Победоносцев – это ужасно. В итоге, «чествуя Герцена, мы ясно видим»… то, что видим. Потому у нас теперь и правые такие. Очевидно, что правые, и даже центристы I-IV Госдум начала ХХ века просто не нашли бы себя на официальном политландшафте современной России. Пуришкевич, или хотя бы Родзянко, рука об руку с Хакамадой или, тем паче, С.А.Ковалевым, – картина фантастическая отнюдь не только потому, что их разделяет время. Но значит ли, что с расстрелом последнего Царя наши ближайшие предки расстреляли и историческую память о всех предшествующих столетиях, любую перспективу воссоздания дореволюционных «реакционеров», саму потребность в адекватном представительстве истинно правых политических умонастроений, буде оные проявятся в народе?
А вот проявятся ли, точнее – проявились ли? Думается, недавние дискуссии вокруг «нового русского консерватизма» - на "Кремль.орг" о газете «Консерватор», о «Серафимовском манифесте» и нынешняя на сайте «Глобалрус.ру» - и есть признаки того, что а) довольно значительная часть политически ангажированного населения России не находит «свою» партию среди представленных в парламенте, и б) пора «де-демонизировать» право-консервативное направление политической мысли, по-советски пугавшее «черносотенностью» и «реакционностью», а по-постсоветски – «имперскостью» и «дремучим изоляционизмом». Во всяком случае, пора перестать отдавать подлинно правые темы на откуп маргиналам и экстремистам, отбивающим у «некоммунистов – нереформаторов» всякое желание искать соответствующие их взглядам политструктуры за пределами «думского набора», а тем более самоорганизоваться и «родить» что-то самим.
Извращенность нынешней «право-левой» «рассортировки» сейчас не поругал только ленивый (а ведь недавно она, похоже, многих устраивала). Корректность прилагаемых к себе ярлыков легко проверяется одним способом, который я бы назвал «методом ультра». Скажем, если левые – это КПРФ, то «ультра-левыми» смело можно считать «нац-болов» «лимоновцев» и прочих молодых и пожилых радикал-революционеров. В промежутке располагаются «анпиловцы» и иные небольшие, не столь воинственные группы левых, для которых КПРФ кажется слишком социал-демократической. Здесь все логично: по мере удаления от КПРФ влево идет постепенная радикализация одной и той же идеи, вплоть до организации полулегальных и квазивоенных структур.
А что с правыми? В стане, скажем, европейских правых можно проследить такую же последовательность: в Германии есть ХДС, более правый ХСС имени незабвенного по советским СМИ «реваншиста» тов.Штрауса и ультра-правые: НДП, которую никак не запретят; есть и более радикальные националистические и фашиствующие группировки. И здесь логика налицо: все европейские ле пены и хайдеры радикализируют представленные более умеренными партиями правые взгляды. Если же добавить «ультра» к нашим «правым», то получится политический бред: то ли «Либеральную Россию» нужно считать радикальной производной от СПС, то ли монархистов и некоммунистических националистов нужно считать левыми.
Этот бред находит свое конкретное отражение в ситуации, когда те, кто молится за канонизированных Царственных Мучеников, идут голосовать за идеологических наследников их губителей. Когда лидера Союза православных граждан, избранного недавно руководителем Конгресса Русских Общин, очень многие считают коммунистом, да и Зюганов постоянно называет его в качестве кандидата от КПРФ на самые разные должности. Зигзаг «напра- налево!» стал возможен именно потому, что справа сидят те, кому там по нормальным – европейским или дореволюционным российским – меркам делать нечего. В итоге получается, что для многих, по-настоящему правых, в нашем государстве ответ на вопрос дискуссии: «за кого голосовать правым?» будет звучать вовсе не «за СПС, как в былые годы», а «за КПРФ (НПСР), как в былые годы». Т.е. модель пятая, не предлагавшаяся для обсуждения (посему прошу рассматривать сие предположение вне «основного конкурса»).
На самом деле, основная задача должна сводиться не к поиску среди думских партий тех, кто хоть немного похож на идеальную модель правой силы, а к формированию таковой. Если СПС готов к столь радикальной операции над собой – флаг ему в руки. Но, думается, ему пришлось бы поступиться слишком многим, чтобы превратиться в правую партию, даже если держать в уме, что и Столыпин, и Гайдар вошли в историю как реформаторы.
Коротко можно было бы обозначить некоторые требования к правой партии следующим образом: во-первых, отказ от имиджа партии олигархов и крупного капитала. Финансово он, конечно, приятен, но тогда электорат придется ограничить узким рейтингом самых богатых людей России. Более того, даже упор на предпринимателей вообще, на самом деле, далеко не очевиден (и кстати, вовсе не так выгоден: на мой взгляд, в современной России партия «удачников» обречена на неудачу). Когда вы, по сути, ставите в укор квалифицированному инженеру или военному, что он не бросил свою работу, и не открыл ларек или не возит мешками трусы из Турции, вы толкаете его в объятия левых, даже если он в душе не коммунист. Если правые будут ассоциироваться с несправедливым распределением доходов от природной ренты, свободой бегства капиталов и дорожающей «коммуналкой», если в качестве образцовых «кибальчишей» будут приводить тех, кто умеет «вертеться», т.е. обратить к личной пользе полукриминальные механизмы нашей экономики и не платить налоги, то выборный баланс на уровне 3-8% им обеспечен пожизненно. Если это нужно из принципа – ради Бога. Но зачем портить хорошее название?
Однако главное все-таки не экономика. Смею утверждать, что самым главным политическим вопросом ближайших лет будет аспект этический, в самом широком смысле. Это подразумевает и патриотизм – нынешнюю электорально-привлекательную вотчину левых. Не декларативный, и не сугубо экономический («реформы сделают нашу Родину сильной!»). Это и отношение к базовым ценностям, к морали в общественной жизни: в школе, на ТВ и т.п. На упреждающий возглас о «свободе» и «правах человека» в качестве ценностей необходимо найти в себе смелость признать, что эти либеральные фетиши не могут быть ценностями правой партии. Именно в силу их относительности. Человек правых убеждений исходит из наличия абсолютных ценностей добра и зла в мире, для которых (в равной мере) свободы и права являются лишь средствами реализации, проводниками из мира абсолюта в мир политических реальностей. Он всегда задает вопросы: «свобода для чего? право на что?», и без положительного ответа, в соответствии с его представлениями о добре, никогда не подпишется под такими свободами и правами.
Он не будет кричать на стадионе пьяному подростку с «косячком» в руке и презервативом в кармане: «ты – прав!». Заигрывание с молодежью в одобрении ее непотребств есть метод вульгарный и недальновидный. Даже если вы ставите задачу пробудить в ней самодеятельность и забыть рабские комплексы предков, это не повод развращать ее. И дело не в повальной нищете, которая, конечно, тоже развращает, и от которой также нужно избавляться. Но занятие бизнесом и богатство как таковое не есть автоматический путь к нравственному совершенству. А в обществе, оторванном от всех иных абсолютных идеалов, кроме абсолютных свобод, богатый подросток отличается от бедного только стоимостью наркотика в его кармане и уровнем квалификации абортов его подруг. Кстати – последнее тоже совсем не по правому ведомству; проходили, знаем:
Не отвиливай -
мол, я не венчан.
Нас
не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин
словом,
нас объединяющим:
"Товарищи".
Не буду подробно говорить и о том, что фигурировало неким фоном всему вышесказанному: отношение к религии. Но здесь также придется на что-то решаться: либо гнуть линию незабвенного тт.Ярославского на борьбу с опиумом для народа (линию левую!), либо отдать дань уважения традиции. Только не в форме снисходительного допущения некоего чудачества религиозных фанатиков, равно как и фольклорно-туристического лубка. Но принять веру и верующих как один из базовых элементов социальной и идеологической опоры для себя и своей программы. Да, это налагает ряд ограничений в поведении, но может воздаться весомой электоральной прибавкой. Трудно, конечно, представить себе единомоментное обращение Савлов в Павлы, но уж больно надоело раз в 4 года выбирать из бесконечных оттенков либеральной идеи. (Приверженцам которой, в конце концов, тоже пора вспомнить, что, помимо либерализма Петруши Верховенского, был еще и либерализм его отца). В общем, когда правые сейчас намереваются поставить памятник Александру II, это уже прогресс. Но когда порядковый номер увековечиваемого царя захотят исправить на следующий – III, можно будет всерьез говорить о возникновении правой силы в России. А пока – ждем-с…
