«...Таким образом, стабильность – не более, чем пропагандистская мантра, которую, заметьте, оппоненты режима тиражируют с тем же усердием, что и означенного режима соловьи». Иван Давыдов

Перед разговором о среднем классе нужно дать хотя бы какое-то его определение. Тот middle, о котором пойдет разговор, мне удобно определить верхней и нижней планкой. Богатыми я назову людей, чьи сбережения могут работать в их бизнесе или вкладываться за границу. Одна из их характеристик – размеры бизнеса обуславливают его переплетение с властью. Бедными – людей, испытывающих проблемы не только со сбережениями, но и с покупкой предметов быта (вещей, более дешевых, чем жилье и автомобиль). «Средними» – тех, кто между. В кавычках или курсивом, во исключение нежелательных коннотаций.

Любое определение субъективно и условно; предложенное выше функционально удобно для группирования социальных групп по интересам, в данном случае – по классовым интересам, т.е. по тем, которые вытекают из экономического статуса, за вычетом отраслевых и профессиональных. Я назову социальную группу классом, если после этого вычета получается что-то больше нуля. В этом смысле нет сомнения, что у нас есть класс бедных и класс богатых и есть средние. При этом можно спорить, образуют ли они класс. 

Отмежевываясь от Маркса, оговорюсь, что в фокусе будет отношение социальных групп не к средствам производства, а к общественным институтам.

Экономическая активность «средних» уже позволяет производить сбережения, но еще не позволяет влиять на общественные институты прямо. Для них - общественный диспут и личное участие в выборах. Функции (и дисфункции) этой системы представления интересов (сиречь гражданского общества) нуждаются в анализе – в приложении к интересам средних. Начнем с качества диспутов.

Что было

Вынеся за скобки вопрос о том, хороша нынешняя стабильность или плоха, следует оговориться: до ее наступления накал политической борьбы и шаткость статуса «средних» мешали им осознать свою общность. Да и мифологемы о «90% населения России за чертой бедности» этому не способствовали. Не шла на пользу и истеричность российских политэкономических новостей, сводившаяся к простейшему «Россия ведет себя неправильно».

Либеральный вариант этого тезиса достиг апогея в комплексе Фимы Собак. Если тыква не превратилась в августе 91-го в карету, если не расщепляют Газпром, если завтра же не вводят currency board или профессиональную армию, если задерживают зарплату, то поднимается вопль Эллочки-людоедки: хамите, парниша! А как же в цивилизованных странах? Там все получают зарплаты и пенсии вовремя. Не позорь меня перед Вандербильдтихой!

Сей мотив постепенно сошел на нет, когда после кризиса выяснилось, что ни экономика, ни власти не нуждаются в менторах. Первая необъяснимо быстро росла (здесь акцент не на «быстро», а на «необъяснимо»). А вторые все равно делали все по-своему, не сильно утруждая себя  отчетами перед обществом. Тем паче, что внимание общества было занято войной, тонущими лодками, стонущими медиамагнатами ельцинской эпохи, горящими башнями и падающими небоскребами – а это не те сущности, за которые всерьез отчитываются.

Что имеем

Позже выяснилось: 1) рецессии и войны бывают не только у нас; 2) страны, в них вступающие, прислушиваются к своим интересам, а не к чужим поучениям.  Маятник СМИ сделал обратную отмашку, взяв сквозную тему «Россию трахают».

По мнению многих обозревателей, сим неподобающим делом занимаются все физические, юридические лица и даже природные феномены, о которых вышеозначенные обозреватели имеют честь писать. Россию трахают ОПЕК, ВТО, отечественные автомобильные лоббисты, наводнения, неурожай... Прошу прощения, по последним данным, это делает урожай, второй год уже. Те, кто пишут о нем не в черных тонах - белые вороны.

Репрезентативные системы

При желании, эту музыку можно объяснить вполне рациональными причинами. Эмоциональный накал маскирует системные проблемы с компетентностью, имеющиеся у нашей прессы – на повышенных тонах можно писать о чем угодно, имея смутные представления о реальном положении дел. При большом желании (которого у меня нет) можно придумать что-нибудь конспирологическое – дескать, олигархам больше не нужна поляризация, нужна консолидация, а общие трудности, выдуманные или реальные, сплачивают. Но скорее, корень проблемы в настроении потребителя. Обратная сторона «стабильности» в том, что бедные и средние отстранены от процесса принятия решений и воспринимают этот процесс как хищническую схватку чужих интересов.

При этом между ними есть разница. Бедные осознают свои интересы, но формальная система их представления работает вхолостую: коммунисты исключены из бюджетных прений на этапе «нулевого чтения» (предварительного согласования документа с фракциями).

Шансы «средних» лежат в другой плоскости. Пару карликовых партий с сомнительного происхождения и легкомысленной политической ориентации трудно назвать формальной системой. Зато подавляющая часть СМИ, в которых «средние» представлены как работники,  вполне могла бы работать в качестве системы неформальной.

Похудение рынка политического влияния (а за этим и всего рынка СМИ), с одной стороны, на руку «средним» - крупный бизнес теряет к масс-медиа интерес (и часть контроля). С другой стороны, осталось некоторое количество неокупающихся масс-медиа и целых структур. Сидят они у крупного бизнеса или чиновников на подкормке, жирной лишь во время выборов. Во время выборов они предельно сервильны, а между выборами они демпингуют, создавая лишь белый шум. Задача проста, как боевая машина метафизики: to serve and protect. Выражают интересы богатых на языке политтехнологий.

Лингвистика

Получаем ситуацию: у богатых есть интересы, есть эффективные системы их представления, есть язык представления. У бедных – все то же, но нет эффективных систем. У «средних», контролирующих, согласно исследованиям «Эксперта», около 30% ВВП, есть (прото)система. Языка нет. Нет языка – нет интересов. Нет интересов – нет класса. Вместо класса есть интеллектуалы, говорящие о языке фантастические вещи: «Либеральная традиция (в ее классическом понимании) обладает собственным мощным и хорошо развитым языком, но он распространен в основном среди специалистов (в первую очередь экономистов) и практически не представлен в политической жизни».

На самом деле это ерунда. Есть столько диалектов либерального языка, что нет самого языка. Экономический же язык – научный, решающий задачи в элитарной, эгалитарной и институциональной парадигмах. Или деловой, решающий задачи фирмы. Но он не язык либерализма. (Интересующиеся могут обратиться к примеру языкового конфликта: «неоавстрийцы & Либертариум vs. экономический мейнстрим». Из примера видно, что ультралиберальные экономисты предельно сервильны; их язык обслуживает богатых и «средним» не подойдет.)

На самом деле, не стоит ломать голову над тем, что раньше - курица или яйцо. Язык и интересы появятся одновременно. Откуда ни возьмись, появятся и экономисты, способные изъясняться на человеческом языке, без патронирующих и без истерических интонаций. Нужно только сесть в позу лотоса. Или просто на стул. Отвлечься от профессиональной принадлежности. И сконцентрироваться на своих интересах. В сухом остатке будет нечто больше нуля. Сильно больше.

Налоги, подъемные для того, чтобы платить их по-белому. Сбережения, которые работают, даже лежа в банке или пенсионном фонде. Армия, в которую не страшно отправить сына на умеренный срок (или это я слишком смело загнул?). Образование, дающее… что? Отмазку от армии? Или, может, все-таки профессиональную ориентацию и мобильность? Ладно, армию пока вычтем, в этой позиции мы недавно продулись. Слишком заслушались враньем про то, как за 100-200 у. е. можно набрать сплошных профессионалов. Банковскую реформу тоже вычтем, оставя специалистам. Положимся на «средних» из ЭГГ.  Налоги – дело тонкое, процесс во многом, бюджетный, поэтому положимся на тех же. А вот по образованию имеем вал информации и ноль смысла. Прекрасный тренажер для формулировки интересов. Беремся? Или не угрызем?

Реальность

Российские «средние» фрагментированы, расколоты и настроены по-конформистски, а вы тут лезете со своим идеализмом, - скажет иной. - Даже классовые интересы должны давать отдачу. А если репрезентативная система состоит лишь из СМИ, вся отдача уйдет в сотрясение воздуха. Маниловщина это!

И будет прав. Отчасти.

Во-первых, отдача (если это не «вороне Бог послал кусочек сыру») бывает лишь от инвестиций. Сначала надо вложить ментальное и духовное напряжение в проблему, затем получить эффект.

Во-вторых, ламентации о фрагментированности-расколотости – это, если подумать, симптом. Бедные консолидированы, и весь эффект от их консолидации – фигу показать. Завидовать нечему.

А уж богатые как фрагментированы! На экспортеров-импортеров-губернаторов-чекистов-Семью и прочих! И ничего, не только интересы имеют, но и правят страной. Грызутся друг с другом постоянно. В конце концов, Путин и Касьянов не на семинаре о темпах роста ВВП поспорили. Тут нам и крепкого союзника можно было бы обрести: девальвационно-сырьевой бум сдох, всерьез расти можно только за счет качества институтов, а кому у нас нужнее институты, см. выше. «Жирных котов» и без институтов неплохо кормят.

В-третьих, не все выигрыши достигаются на одном рацио. Бывает идеализм, которым гвозди заколачивают и власть берут.

Иначе люди бы не ходили на выборы. Если Путин опередит Примакова, каков выигрыш избирателя? Допустим, кто-то... выигрывает квартиру. Помножим ее на шанс, что именно его голос будет решающий, и рацио-квартира обращаются в ничто даже по сравнению с билетом на проезд.

Однако рацио молчит, избиратель доезжает до урны, Путин выигрывает.

На ближайших выборах богатым достаточно зафиксировать проходную победу над бедными. Поэтому произойдет одно из двух. На этих выборах нам будут доказывать, что нас нет. Так легче победить. Либо на них к нам начнут прислушиваться – если играющие кланы поймут, что победить легче именно так.

Выбор за нами.