1.
Статья Виталия Третьякова «1917, 1937, 1957, 2007, 2017», опубликованная в №43 «Московских Новостей» вызовет, наверное, еще немало споров. Я не хочу заниматься ни апологетикой, ни критикой, мне понятен этот пафос, в котором есть и трагизм и захватывающее дух величие: «Это была Великая революция. Великая абсолютно по всем параметрам и по всем своим последствиям. Великая не просто по масштабам, не только по пафосу её лидеров и рядовых участников, не исключительно по последствиям, как позитивным, так и трагическим, но и по целям, по исторической значимости и по содержанию».
Я бы сказал даже больше. Настолько велика была эта революция, настолько выходила за рамки всех и всяческих идеологий, что для того, чтобы осознать ее масштаб, мало прошедших ста лет (мало, быть может, и тысячи). Но кто же может вместить столь грандиозное, лишь взгляду гения доступное явление? Слава Богу, такого гения русская революция нам оставила. Говорю, конечно, об Александре Блоке, слышавшем ее музыку в максимально доступном диапазоне частот, в душе которого преломились и ее величайший триумф и величайшая трагедия.
Те же регистры нашей исторической трагедии пытается примирить и Виталий Третьяков, в пику «либералам», низводящим «русскую историю последних пяти или последних трёх веков всего лишь к какому-то "движению в Европу"», и, одновременно, урезонивая слишком увлекающихся «патриотов», которым сто миллионов жизней фтопку – что на митинг прогуляться.
Такое примирение – действительно благородная миссия, и пару эту (при том, что со многим в оценках Виталия Третьякова я вряд ли соглашусь) мне хочется не развенчать, но дополнить. Ибо не только Величайшей трагедией (совершено очевидной) и Величайшим триумфом (довольно двусмысленным, но все же – и великая модернизация, и покорение космоса, и, конечно, Великая Победа) была Русская революция, но и Величайшим позорищем тоже. Более того, все величие ее растет из величайшего позора, самого плачевного крушения Великой Империи с ее знаменитой Триадой. Взгляните на это Самодержавие, расстреливающее народ с православными хоругвями в день Кровавого воскресенья, а затем отрекающееся от власти и страны из-за того, что в условиях военного времени в Петроградских пекарнях три дня ощущается недостаток свежих булочек; на это Православие, вначале освящающее расстрел народного Крестного хода к царю, а потом так же непринужденно отрекающееся и от самого «помазанника», с легким сердцем предавая его в руки «благоверного Временного правительства»; на эту Народность, наплевавшую и на царя, и на веру, и на империю, оголившую фронты и жадно бросившуюся «грабить награбленное»…
«Ах, если б знали, из какого сора…», – вот именно! Кто ж, как не русский, это знает? Этот экзистенциальный русский, что стоит, качаясь, на вечном перепутье, не зная, что делать ему в следующую минуту – поджечь ли деревню или уйти в монастырь? (И вероятней всего, подчиняясь порыву своей всечеловеческой души, сделает и то и другое.)
Великая революция стала Великим крушением, полным и всеобъемлющим, не только самого старого мира, но и всех его ценностей – государственных, нравственных, религиозных. «Требуется действительно похоронить отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и прочих покойников, чтобы музыка согласилась помириться с миром… 9/10 России… уже не существует. Это был больной, давно гнивший; теперь он издох; но еще не похоронен; смердит…» (А. Блок, Дневники, 4 марта). Вот она, музыка! Упасть на самое дно колодца, увидеть свой гниющий труп, осознать этот последний мрак, заглянуть в глаза этой правде… Вот дыхание революции, сметающей все условности, срывающей все маски, открывающей истинное лицо народа, времени, человека, открывающей все его зло, всю страсть, всю жажду и всю правду... Уничтожить, отречься, отряхнуть пыль ничего уже не значащих слов, разбить эти камни, лишенные духа, что бы почуять, быть может, дыхание настоящей жизни… Ведь познать великое крушение – значит, познать самого себя. Остаться при этом в живых – значит, родиться заново. Ибо «то, что нас не убивает, делает только сильней», как сказал один из пророков Революции. И лишь познавший великое крушение способен и на великое свершение…
«Великая история была выбрана (ниспослана) России когда-то давно, задолго до 1917 года. И отказаться от неё ни в 17-м, ни позже Россия не могла, не захотела или не сумела. Этим-то всё, в конечном итоге, и объясняется», – пишет Виталий Третьяков. Да, этим все и объясняется. И когда эта Великая история обернулась Великим крушением, тогда, с самого дна колодца, сквозь весь свой внутренний мрак увидела она ослепительную звезду и устремилась вслед. Со всей своей жертвенностью, терпением, экзистенциальностью, со всем своим адом внутри. Вслед великой Мечте, великой Утопии, с каждым шагом все страшнее, все безнадежнее, все пьянее от морей крови вокруг («море по колено, небо по плечо!»)…
Так, к вечным русским путям – путям разбойника и кающегося грешника – Русская революция прибавила еще один – Великое свершение. А ее увенчанная Гагариным модернизация стала апофеозом Мирового модерна, явлением столь же всечеловеческим как явления Рублева, Пушкина, Достоевского, Толстого – всех этих творцов Великой мечты. А русский народ, призванный своей Великой историей к Великому терпению и жертве («всю тебя, земля родная, в рабском виде царь небесный…»), захваченный новой невиданной еще Верой, познавал теперь и Великое дерзание. Треть народа была отдана в жертву Утопии. И это поистине великая Жертва, достойная изумления и требующая еще своего осознания.
2.
Конечно, Мечта эта – грандиозная мечта о всемирном братстве и счастье, причаститься которой сзывала «варварская лира» Русской революции, – была мечтой единиц. Большинство, как всегда и везде, вело: «взять все, да поделить». Но побеждало не большинство, не бандиты-большевики, побеждала Мечта. И что могли противопоставить ей белые генералы? Осточертевшего всем царя, осточертевшую империю? Они были обречены. И не потому, что против них были красные комиссары и красный террор, а потому, что это была новая, невиданная еще правда самой Жизни.
«Жизнь - безграмотна. Жизнь – правда (Правда). Оболганная…но она – Правда – и колет глаза, как газета «Правда» на всех углах… Жизнь не замажешь… вскрыть правду. Последние арийцы – мы…» (А. Блок, Дневники, 11 янв, 1918)
Великий Крестовый поход самой Жизни – вот что это было. Ибо «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю», в котором только и может человек почуять дыхание Вечности. Не унылого консисторского «православия», задушенного в духовных канцеляриях, но самой Жизни, самого Бога!
Ибо только человек, увидевший глубины зла в себе, способен смотреть и на ослепительные вершины святости… Вот лишь в какой парадигме следует искать и разрешать достойную изумления загадку, тайну, чудо Русской революции. Эту музыку и слышал Александр Блок, когда писал: О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип
Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь чёрной кровью
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!…
Вот почему понятна мне его (и Виталия Третьякова) осанна Русской революции, этим двенадцати людоедам-детоубийцам и единственной светлой мысли «в белом венчике из роз» их ведущей… Их грядущей Эре милосердия, сквозь моря настоящей крови… Их готовности к великой Жертве ради великой Мечты, реявшей потом знаменем победы над Рейхстагом и увенчанной звездой Гагарина в небе Модерна… Этой безутешной Химере, пригрезившейся целому миру, увлекшей за собой сотни миллионов, утопившей полмира в крови и развеявшейся как дым, лишь только Мечта угасла…
3.
С 2017-м годом Виталий Третьяков связывает и «окончание Великой Гражданской войны»: «Надеюсь и прогнозирую, что 2017 год станет именно таким годом. И в столетний юбилей Великой революции, преодолев синдром Большого террора, исчерпав наши мыслительные и политические междоусобицы, мы завершим нашу Великую Гражданскую войну, воздав должное (но не путём судилища или истового восхваления) всем событиям и персонажам нашей Великой истории ХХ века».
Хотелось бы и мне верить в это пророчество и, наверное, оно осуществимо. Но – не само по себе. Как раз сегодня это и решается. И не 15 лет назад, когда все рушилось в новом грандиозном революционном хаосе, не 10 лет назад, когда Россия вновь оказалась на каменном дне своего колодца, а именно сегодня, когда она вновь встала на ноги, пришла в себя, вернула способность мыслить и сознавать, и снова стоит вечным витязем на распутье. И от того, что она выберет, и зависит то, где мы окажемся в 2017-м.
И, как всегда, главный ее выбор не между правым и левым, консервативным и либеральным, революционным и традиционным (и кто вразумительно объяснит сегодня, что такое наша традиция?), а между человечным и бесчеловечным. Со все той же вечной русской диалектикой: «Какой ты хочешь быть Россия, Россией Ксеркса иль Христа?».
И со всеми реальными шансами вместо подлинного народного единства получить реставрацию советско-византийской бюрократии, вместо христианского милосердия – клерикализм, вместо примирения и милости к падшим, растущих из осознания каждым своей вины в общей трагедии ХХ века, – очередную вселенскую спесь государственного, национального и «духовного» превозношения.
4.
Виталий Третьяков предлагает увековечить память трагического ХХ века России тремя грандиозными монументами: Участникам и Жертвам Гражданской войны (Белый генерал и Красный комиссар на едином постаменте), Жертвам Большого террора и памятником Великой революции: «Великой утопии, столкнувшейся с Великой реальностью». Этим третьим монументом должен, по его мысли, стать знаменитый проект Владимира Татлина – четырехсотметровая башня Третьего Интернационала, «памятник, который рождается только великими событиями и великим вдохновением… Памятник Великой русской революции во всей её понятной нам сегодня простоте-сложности… Великой русской истории ХХ века – грандиозной, романтической, трагической, утопической, реальной, новаторской, национальной и интернациональной одновременно... Даже дух захватывает, когда представляешь, что он вознесся над Москвой, увековечив то, чем мы и наши потомки должны гордиться, пусть и с печалью в душе!»
Честно говоря, не знаю, должна ли увенчать духовную трагедию ХХ века еще и эта (безусловно, гениальная) вавилонская башня великого Модерна, этот величественный надгробный, воздвигнутый на сотнях миллионов гниющих костей, памятник гордого духа, устремленный к Мечте… Будет ли у меня захватывать дух при виде ее? Не знаю… Но наверняка будет чудиться нечто зловещее в ее покрывающей город тени (не дежа вю ли это Черного знамени так и неосуществленного «Обелиска» на Поклонной горе?)…
Не уверен я и в том, что прошедшая эпоха должна дать нашим потомкам лишь повод «гордиться, пусть и с печалью в душе». Наверное, она заслуживает большего. Обидно, если ХХ век останется в нашей истории лишь очередным поводом для национального превозношения или позора. Да никакого примирения в таком масштабе и не возможно. Национальные рамки слишком узки для этой трагедии, подлинное величие которой, быть может, именно в том, что нет в ней ничего узконационального, нет «национализма» вообще. Все вершины и пропасти Русской революции столь же всечеловечны, интернациональны, всемирны, как сама мысль России.
И может быть, главным монументом ХХ веку должен стать все же не памятник национальной Трагедии и Триумфу, и даже не печали с гордостью, а всеочищающей Скорби и Надежде: Великой как солнце Мечте, двум, предавшим и убившим друг друга братьям и Вечному гранитному (четырехсотметровому, почему бы и нет?) Кресту над ними…
|