Половина России живет в больших городах. Спрашивается: для чего середняку-горожанину в каменных его джунглях какие-то права на землю? Ведь хозяйствовать на ней он вроде не собирается. Если он, конечно, не ларечник.
Такой вопрос задаст только тот, кто ничего путного о нас не знает. Потому что куски и кусочки наших городских земель – это постоянно действующая арена борьбы: скандалов, судов, а все чаще и небольших уличных схваток. И участвовать в этих стояниях друг против друга доводится горожанам всех степеней знатности, от самых скромных и до самых сановных.
Свежие цитаты
…Жители двух домов провели очередной несанкционированный митинг, на котором прозвучали не только упреки строителям, уничтожающим сквер между домами 43 и 46, но и сугубо политические лозунги…
…Все здесь уверены, что сегодняшний пожар в частном секторе – очередной инцидент рейдерской войны городского стройкомплекса с местными жителями. «Поджоги случаются с пугающим постоянством, - говорит член инициативной группы. – Мы уверены, что это единая спланированная кампания, в которой участвуют строители и власти города»…
…Митинг-концерт в защиту парка прошел в субботу. Около 150 человек собрались, чтобы выразить протест против уничтожения зеленых насаждений и строительства теннисных кортов…
…На территории гаражных кооперативов, предназначенных под снос, орудуют мародеры. Имущество из вскрытых гаражей исчезает в течение получаса. Напомним, что всего в зоне строительства дороги планируется снести 16 тыс. гаражей. Изначально власти предлагали за каждый гараж по 60 тыс. рублей, а потом выплата компенсаций была приостановлена…
Из этих цитат убраны названия городов, районов и улиц. Потому что одно и то же происходит везде. И в сибирском городе жители определенных под снос частных домов гордо называют свой микрорайон: «Омское Бутово». И скандалы из-за уплотнительной застройки проходят по одному сценарию на сотнях площадок разом – от Кронштадта и до Владивостока.
Человек, настроенный философски, скажет: таков уж маршрут колесницы истории. Социалистическая собственность превращается в частную, а такое серьезное мероприятие никогда не обходится без зуботычин.
Пожалуй, так и есть. Когда новое крепнет и растет, разве избежишь болезней роста? Но где болезни, там и симптомы. Приглядимся к ним, и они многое объяснят.
Домик в пригороде
Как заметил один эксперт, городская жизнь устраивается у нас не по европейским образцам, а по американским.
В том смысле, что в Европе большинство горожан жилье арендует, а в Штатах (и у нас) большинство обитает в собственных апартаментах.
И точно. Больше половины наших городских семей – вполне официальные собственники своих жилищ. Чаще – потому что приватизировали их в 90-е годы, реже – потому что купили в новопостроенных домах.
Есть, однако, нюансы, по которым наметанный глаз почти безошибочно отличит американское частновладельческое жилье от частновладельческого нашего.
Американский владелец жилища – это обычно владелец собственного дома, стоящего на участке собственной земли где-нибудь в городском пригороде.
А наш собственник – это в большинстве случаев собственник квартиры в многоквартирном доме. Обычно это означает, что в подлинной собственности у него лишь воздушное пространство, ограниченное стенами, потолком и полом его квартиры. Потому что земельный участок под домом и вокруг дома - уже не его.
Начнем, однако, не с большинства случаев, а с меньшинства. Часть жителей наших больших городов, особенно на их окраинах, обитает-таки в собственных домах, расположенных на собственных участках. И обитает исстари. Живет, так сказать, на американский манер. И этот американизм выходит им боком.
Дома «частного сектора» (так их величают по советской инерции) – излюбленные объекты для отведения под снос с последующей застройкой освободившихся мест многоэтажными домами. Тоже частными, разумеется. Старый частный сектор съедается новым. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке.
То, что прежние жители – не кто-нибудь, а собственники, всерьез не принимается. Капитализм у нас выборочный, и в данном конкретном случае «частный сектор» звучит как приговор.
Разжалованным «частникам», чтобы не грустили, дают выкуп или квартирку. Устраивает это или нет, не спрашивают. Хотите – жалуйтесь начальству на начальство. Хотите - судитесь. Результаты обычные. Поэтому то тут, то там старые домовладельцы применяют то, что французы называют «аксьон директ». И надо признать, что французские технологии иногда действуют. По крайней мере, выкупных денег после этого часто набавляют.
Впрочем, у городского домика из «частного сектора» может быть и более счастливая судьба. Ведь простецкий ваш домик может по случаю оказаться в престижной пригородной зоне, застраиваемой не двадцатиэтажными неохрущобами, а чудесными коттеджами частных владельцев нового призыва. Уж тут-то, среди социально близких, можно спать спокойно?
Нет, нельзя. К вам придут интеллигентные люди и культурно разъяснят альтернативу. Либо стройтесь как все, либо не портите людям пейзаж своей халупой – продавайте участок. Цену обычно предлагают рыночную, то есть выгодную. Упрямцам напоминают, что старые домишки поразительно пожароопасны.
Что ж. Уходит этот наш старый «частный сектор». Не стать ему одноэтажной Америкой. А кому стать? Видимо, этим самым коттеджным поселкам.
Правда, они не для всех. Скажем, в самом фешенебельном петербургском окраинном районе – а где еще поселиться человеку, который хочет, чтобы его уважали? – так вот, в этом самом Курортном районе сотка стоит миллион рублей. Иногда больше. А на участке еще нужно дом поставить, и желательно с башенками, чтобы перед соседями стыдно не было. Среднему горожанину за сто лет не накопить.
При всем этом, нуворишские коттеджные поселки уже охватывают кольцом старые городские районы, пробуждая в людях среднего достатка легкую зависть. Зависть рождает спрос, а спрос – предложение.
И уже начертаны планы коттеджных поселков и «малоэтажных жилых комплексов» эконом-класса – в пригородах поскромнее. И уже заложены экспериментальные заводы для изготовления дешевых стройматериалов – каких-то вариаций утепленной фанеры. И уже составлены проекты дешевых хороших домов площадью 100 - 120 метров.
Составлены и сметы: такой домик на окраине, вместе с участочком и сопутствующей инженерией потянет (если не скромничают) тысяч на 200 у.е. Цена городской квартиры того же эконом-класса.
Может статься, через несколько лет средний городской житель, готовый на материальные жертвы ради собственного жилья, получит выбор: либо облагороженная, увеличенная в высоту и в ширину новая хрущевка в старом городском районе, либо – облагороженный садоводческий домик, тоже увеличенный в размерах, приспособленный для круглогодичного проживания и поставленный рядом с другими такими же на городской окраине.
Но это мечты. А пока наш усредненный горожанин невольно руководствуется наставлением заграничного классика: «Будь же сам с собою воин! Ты на две души раздвоен!» Как собственник жилья в старом доме, он борется с уплотнительной застройкой. А как покупатель жилья в новом доме, он такую застройку поощряет и оплачивает.
Дом среди города
Вот мы и перешли к домам многоквартирным. Точнее, к их владельцам.
Как уже говорилось, владельцы-то они владельцы, но землей в большинстве случаев не владеют. Незачем цитировать казенные инструкции. Кто сам не пробовал, тот на слово поверит: оформить в собственность землю под многоквартирным домом трудно, но можно. А приобрести в собственность еще и участок перед этим домом уже почти неосуществимо. Хотя и не запрещено.
Впрочем, прекратить уплотнительную застройку, можно, собственно, и без того, чтобы жильцы старых домов сделались собственниками своих дворов. Достаточно, чтобы местные власти размежевали придомовые территории, а потом держались этого своего межевания, не допуская там нового строительства.
Разумеется, они не делают ни того, ни другого. Понятно, что для межевания всегда не хватает кадров и денег. И еще понятнее, что любые городские власти совершенно не стремятся к тому, чтобы выпустить распоряжение землей из своих рук. Это самое дорогое, что у них есть. Кто же за так отдаст каким-то крикливым жильцам самое дорогое, что у него есть?
По другую сторону игорного стола – строительные конторы. Поднимать целину, осваивать большие земельные участки и тянуть туда всю инфраструктуру, во-первых, невыгодно, во-вторых, по-человечески неудобно ввиду принципиального равнодушия к таким начинаниям городского начальства, а в-третьих, даже и теоретически по зубам лишь большим девелоперским фирмам.
А типичная для наших городов строительная кампания – размера среднего и устремлений простых: заполучить участок с готовыми сетями, что-то там возвести и повыгоднее сбыть. Удобно ли это городу, удобно ли это тем, кто живет вокруг, и, кстати, удобно ли тем, кто купит у них новопостроенные объекты, ее не заботит.
Самая выгодная разновидность построек – деловые и торговые центры. Их возводят в первую очередь. И нет такого заветного уголка, любовь к которому превозмогла бы желание нажиться на их сооружении. На месте сада, детсада, над станцией метро, взамен исторического здания – где угодно.
На втором месте – жилье. Страсти тут похожие, но на градус ниже. Богатые заказчики уродуют своими хоромами исторические ансамбли, дома для остальных вколачиваются кулаком в застройку старых районов или теснятся на любых нещедро выделенных городскими службами пустырях в районах новых. Разбить на дорого доставшемся участке, скажем, открытый для публики сквер или построить там общественный бассейн, для строительной конторы – полный абсурд.
Такие вот игроки и такая игра. Но есть в ней и еще один участник, и притом главный – ведь без него она вообще бы не состоялась. Это - заказчик, покупатель. Речь не о богачах, а о массовых приобретателях жилья - людях умеренно зажиточных. Ведь без их денег большое строительство просто не смогло бы развернуться.
Именно они бестрепетно селятся в уплотняемых кварталах, разделяя со старыми их обитателями все неудобства жизни друг у друга на головах. Они же бездумно расхватывают квартиры в кварталах новых, мирясь с теснотой застройки, транспортными неудобствами, отсутствием зеленых зон и спортивных площадок.
Когда нет солидарности с другими людьми, это печально, но не удивляет. Удивляет, когда нет солидарности даже и с собой.
Житель прежних спальных районов, в прошлом веке зеленых и просторных, превращается в малоземельное существо, живущее в более сносной квартире и лучше снабженное товарами, чем его родители, но за дверями своего дома лишенное тех немудреных удобств, которые казались им само собой разумеющимися.
Но чем меньше земли, тем больше смекалки, нацеленной на то, чтобы лично себе присвоить то, что раньше было в общем пользовании.
Ассоль за забором
«Заборы – наше национальное достояние, черта характера и образ мышления. Тем или иным способом ограждается все: от городских газонов до столов чиновников. Наша компания предлагает широкий спектр ограждений. Это и декоративные железобетонные заборы, это и популярные у нас ограждения из профлиста, а также панельные и сеточные…»
Фирма знает, что рекламировать. Огороженных пространств в наших городах становится больше, чем неогороженных. Если двор, дом, учреждение можно окружить забором и запереть на замок, то его обязательно окружат и запрут. Прогулка по городу превращается в шествие вдоль заборов. Шаг влево, шаг вправо просто не предусмотрен – тебя не пустят внутрь периметра, если ты, конечно, не свой человек.
Там, где право собственности на землю узаконено, но не соблюдается, забор дарит людям ощущение порядка и контроля над ситуацией.
А для знатных и богатых «элитный забор» (рекламируются и такие) – еще и инструмент для приватизации того, что приватизации не подлежит.
«Какая женщина не мечтает распахнуть окно и увидеть подходящую к причалу яхту под алыми парусами?… На набережной строится жилой комплекс, который будет иметь свой причал и стоянку для яхт. Здесь можно будет спуститься по трапу на мраморные ступени набережной и помахать рукой той, что ждет вас дома…»
Надежно отгороженный от посторонних людей тяжеловесный нуворишский дворец дарит обитателям бесподобные эксклюзивные виды из окон и в качестве дополнительного презента – возможность вообразить себя героями Александра Грина. Конечно, при условии, что Грина они не читали.
Гриновская Ассоль бросилась в море навстречу кораблю под алыми парусами и уплыла с капитаном Грэем, навсегда оставив опостылевший городок и «дом с серой крышей по два окна сбоку, при нем огород».
Ассоль нуворишская тоскует от безделья в апартаментах, со вкусом украшенных кадкой с пальмой (так на рекламном рисунке), и ждет - не дождется, когда «по мраморным ступеням» к ней полезет с дорогостоящей яхты нувориш ее мечты.
Понятно, что наши города – города контрастов. Но откуда повылезало столько певцов, воспевающих эти контрасты на все лады?
Промежуточный финал: Крестовский остров в Петербурге
Этот остров – место, где видны, кажется, все гримасы сегодняшнего мегаполиса. За полчаса пешего хода земельные казусы и конфликты наших городов можно изучить как по учебнику.
Один из островов невской дельты, Крестовский, с девятнадцатого века был местом массовых гуляний. Остался им и в двадцатом, когда здесь построили огромный стадион, а по соседству открыли ЦПКиО. Жилая часть острова, состоящая из разномастных построек, к концу советской власти была в упадке.
Заря капитализма высветила не замечавшееся ранее обстоятельство: что этот остров, зеленый и окруженный водами, – один из самых лакомых кусочков Петербурга. И жизнь забила по-новому.
Сегодня здесь на деньги «Газпрома» и силами окологазпромовских строительных фирм возводится футбольный стадион новейшей конструкции. Возводится на месте грандиозного памятника сталинской архитектуры, Кировского стадиона, который архитектор Кишо Курокава предлагал частично сохранить, но заказчик распорядился снести.
Здесь - по-прежнему место массовых гуляний и забав: парки аттракционов, просто парки и т.п. Но прямо посреди снующих толп, зубоскалящих по поводу какого-то очередного «Всероссийского туалетного фестиваля», за стальными заборами – новенький массив дорогостоящих жилых домов, каким-то чудесным способом разрешенных тут к возведению.
Еще более чудесной выглядит доверчивость нуворишей, поверивших, что покупают «элитное жилье» в «престижном месте», заплативших по многу тысяч у.е. за квадрат и поселившихся среди многолюдья в скучных, тесно прижатых другу к другу зданиях, живо напоминающих недорогую западную социальную застройку.
Здесь же по соседству заканчивается снос уникального жилого комплекса – домов-коммун времен раннего конструктивизма. Идеально приспособленные для превращения в молодежные хостелы, которые нормально смотрелись бы по соседству с зоной развлечений, эти здания, видимо, не обещают сверхприбылей, а потому никому не понятны и не нужны. Свой век доживает последнее из них.
И здесь же рядом – генеральный скандал городского масштаба. Собственники приватизированных квартир в небольшом стареньком доме не хотят отселяться, освобождая место для комбината бытовых услуг Конституционного суда, который переедет в Петербург в следующем году.
Власти, слегка смущенные шумихой, то объявляют дом аварийным и подлежащим расселению, то предлагают гонимым собственникам выкуп, отклоняемый, поскольку он явно ниже рыночной цены. Но переносить судейский банно-прачечный комбинат на соседний участок, пока свободный, отказываются наотрез. И не зря. Участок может пригодиться.
Ведь неподалеку возводят очередной федеральный дворец – тяжеловесное здание, пародирующее какие-то провинциально-европейские пародии на Версаль. А всякому уважающему себя Версалю требуется пространство для парков, скульптур и фонтанов, которого вокруг сейчас нет. Либо оставят так, либо придется учинить еще один тур сносов, включая, пожалуй, и часть новопостроенных «элитных домов». Вот-вот на острове появится еще одна зона, очищенная от народа, а может и от богатеев-неудачников.
В концентрированном виде здесь происходит то же самое, что в любом большом городе происходит с любым куском земли, ценность которого успели осознать.
Здесь каждый тянет за свой конец каната, но нет уважения ни к праву собственности, ни к общественному интересу.
Здесь все друг другу мешают и все сталкиваются со всеми: магнаты – с рядовыми нуворишами, нувориши – с бюрократами, и все вместе – с простыми людьми.
Пусть это считается болезнью роста, но если рост только усугубляет болезнь, то ясно, что это не навсегда.