В первой половине года Иран вместе со своей предполагаемой атомной бомбой был в центре мирового скандала. И хотя дистанция между ним и бомбой сейчас короче, публичные разбирательства затихли, уйдя под ковер. Временно, конечно.

Проблема не рассосалась. Просто старые способы давления на Тегеран себя исчерпали, а новые пока не придуманы. Или придуманы, но они такие, о которых не говорят вслух.

Попытки надавить на иранцев через МАГАТЭ, а потом и через Совбез, закончились вполне предсказуемым пшиком. Усилия по протаскиванию через Совет Безопасности более строгой резолюции, чем прежняя, даже если и не будут пресечены Пекином и Москвой, возымеют такой же нулевой результат. Это ясно младенцу.

С другой стороны, наш «Атомстройэкспорт», возводящий для Ирана АЭС «Бушер», сообщает, что к осени работы, вопреки плану, завершены не будут, и, может быть, победного конца придется ждать еще чуть ли не год.

Эти своевременные разъяснения удачно дополняются соображениями оптимистической части экспертного сообщества насчет того, что иранские рапорты об удачных испытаниях ракет и блестящих успехах в обогащении урана – это сплошной блеф и киномонтаж.

Правда это или полуправда, но то, что иранский режим страстно желает получить бомбу и вполне способен ее получить, сомнений не вызывает. Обзавелся же ею, когда очень захотел, Пакистан – страна менее зажиточная и продвинутая. Относительно Ирана ясности нет только в одном: прямо сейчас ждать бомбы или же в некоем достаточно близком будущем?

И чем ближе дело к этому подходит, тем занимательнее вопрос: чего ждать от новой ядерной державы? И выступление Л.В. Шебаршина «Ситуация вокруг Ирана: истоки и перспективы» сегодня, пожалуй, актуальнее, чем тогда, когда было произнесено.

Что касается «истоков ситуации», то очерк новой и новейшей иранской истории просто читаешь не отрываясь. А вот насчет «перспектив», есть о чем спорить.

Л.В. Шебаршин несколько раз повторяет две мысли, для него, видимо, ключевые.

Первая. Стержень конфликта – это американское давление на Иран. Притом давление сугубо корыстное. Или, на политкорректном языке, – сугубо прагматическое. «…Что действительно нужно американцам в Иране? Давайте отрешимся от пропаганды. А нужны американцам в Иране контроль за нефтью, контроль за нефтяной инфраструктурой…»

То есть иранская атомная угроза – это лишь фигура вашингтонской пропаганды, прикрывающая утилитарные цели американской политики. «…Я должен обратить внимание на некоторую непоследовательность США. Когда Израиль создавал свое ядерное оружие, никаких протестов со стороны американцев не последовало. Пакистан, который достаточно хорошо известен американцам, испытал свое ядерное устройство, но протесты были не слишком убедительные. С Индией, которая тоже создала свою атомную бомбу, США договорились о сотрудничестве в военной области…»

Уже и по этим поводам есть что возразить. Например, что израильская атомная бомба не особо волнует Америку по той простой причине, что угрожает не ей.

Что на создание пакистанской бомбы Вашингтон смотрел сквозь пальцы ради сохранения дружбы с местными властями, и об этой своей глупости сейчас сильно жалеет.

Что по случаю индийских ядерных испытаний Америка как раз и пыталась возражать и даже накладывала санкции, но ничего, конечно, не добилась и теперь налаживает с индийцами контакты, дабы не иметь в их лице врагов.

Но это – только ремарки на полях. Вернемся к главному.

Вторая ключевая мысль Л.В. Шебаршина, логично дополняющая первую, это мысль о прагматизме не только американского, но также и иранского режима.

«…Атомная бомба для Ирана – это гарантия против американской агрессии… Иран будет сотрудничать с той страной, с какой выгоднее. Я думаю, им будет выгодно сотрудничать и с Россией, и с Америкой, и с Саудовской Аравией… Иранцы прагматики, и мне даже нравится их политика, хотя они склонны обманывать своих партнеров. Но они заботятся в первую очередь о своих интересах, нежели об интересах международного сообщества или страдающего человечества… Поверьте, Ахмадинежад и его окружение – люди вполне современные…»

Итак, две команды современно мыслящих прагматиков – вашингтонских и тегеранских, ведут замысловатую игру, добиваясь, каждая для себя наиболее выгодной позиции в разделе иранских нефтебогатств. Атомная бомба – лишь козырь в этой игре. Не самый симпатичный, конечно, но что тут поделаешь: «ни Россия, ни США, ни мировое сообщество остановить распространение оружия массового поражения едва ли в состоянии».

А если так, то выводы (они же – рецепты) напрашиваются сами собой: партнерство с Тегераном, включая и строительство бушерского реактора, не обещает России ничего, кроме преимуществ.

С одной стороны, «это довольно солидный заработок для нашей экономики». А с другой, спорный этот реактор мешает нашим персидским партнерам найти дорожку к американцам: «Иран сейчас заинтересован в сотрудничестве с Россией и Китаем. Но если Иран договорится с США, Россия сразу потеряет для него значение».

Иначе говоря, ничем апокалиптическим от иранского режима даже и не пахнет, а просто идет деловая игра прагматиков, в которой на кону не жизни людей и народов, а лишь некоторая сумма материальных ценностей.

Об особенностях прагматизма прочих участников этой игры – как-нибудь в другой раз. Скажу только, что западные европейцы, тоже славные своим прагматизмом (чтобы не сказать – эгоизмом), сегодня страшатся иранской бомбы заметно сильнее, чем некогда – неконвенциональных арсеналов Саддама Хусейна, которыми их так энергично пугал Вашингтон. «Современность» и «прагматизм» Ахмадинежада и его друзей, на их взгляд, видимо, недостаточно очевидны.

Вот и попробуем прочувствовать вкус этого прагматизма.

«Наш народ, мусульманские народы и угнетенные всего мира чувствуют свое превосходство, поскольку наши враги являются врагами Великого Господа, Священного Корана и ислама… Во главе их стоят Соединенные Штаты Америки, государство-террорист, которое сеет огонь по всему миру. И его союзник – международный сионизм – для достижения своих корыстных целей идет на совершение различных преступлений, о которых стыдно даже упоминать. Неумная идея «Великого Израиля» толкает их на совершение любого преступления…» (из завещания имама Хомейни).

Специалисты отмечают уникальный политический нюх основателя Исламской республики Иран, ту редкостную расчетливость, с которой он использовал сначала захват в заложники персонала американского посольства, а затем кровавую войну с саддамовским Ираком, для того, чтобы одного за другим придушить всех своих политических противников и конкурентов.

Это безусловно прагматизм, но прагматизм внутри всеобщего революционного умопомешательства, прагматизм, хладнокровно жертвующий и старыми соратниками и союзниками, и сотнями тысяч фанатиков, брошенных в лобовые атаки на минные поля.

Но, может быть, у наследников имама прагматизм какого-то другого, более современного образца?

«Может ли Иран начать войну против Израиля?» (из вопросов, заданных Леониду Шебаршину). Ответ: «Чего нет, того нет. Зачем ему это надо?»

На самом-то деле Иран уже на пробу воевал с Израилем прошлым летом – руками обученной и вооруженной им шиитско-ливанской «Хизбаллы». Подавляющему большинству ливанцев это определенно было не надо. Это было надо именно Ирану и его ливанским подчиненным. Зачем надо? Этот вопрос лишается смысла, когда прилагается к людям, идеологически запрограммированным.

«…При создании и обеспечении оборонительных вооруженных сил страны обращается особое внимание на то, чтобы их основой и принципом их деятельности стала вера и исламское учение… Не только охрана границ, но и исламская миссия, то есть джихад во имя Бога, а также борьба во имя Божественного закона в мире лежит на их плечах. ("И приготовьте для них сколько можете силы и отрядов конницы; ими вы устрашите врага Аллаха и вашего врага, и других, помимо них")…» (конституция Исламской республики Иран, преамбула).

Имели ли во время этих событий вес также и прагматические соображения? Безусловно. И лидер Ирана аятолла Хаменеи, и президент Ахмадинежад, и шейх Насралла стремились решить и решили многообразные свои политические задачи. Но их прагматизм никоим образом не препятствовал кровопролитию. Напротив, они были неразрывно связаны.

Теперь о видах на атомную войну (если у Тегерана появится техническая возможность ее затеять). Как она пойдет, гадать почти бесполезно, но не стоит рассчитывать, что обмен Ирана ядерными ударами с тем же, к примеру, Израилем, затронет лишь две конфликтующие страны.

И дело даже не в том, что иранские ракеты запросто могут дать промашку и попасть не туда, куда их пошлют. Главное, что Большой Ближний Восток – и в самом деле пороховая бочка планеты. Куда перекинется огонь дальше и где остановится, не предскажет сегодня никто, и вряд ли кто-либо может уверенно сказать, что уж его-то эта беда не коснется.

Кстати, даже и без оружия массового поражения иранский режим официально вменяет себе в обязанность участвовать в конфликтах («справедливой борьбе угнетенных») во всех точках земного шара:

«Исламская Республика Иран считает своим идеалом достижение счастья человека во всем человеческом сообществе и рассматривает независимость, свободу, правление права и справедливости в качестве права всех народов мира. Поэтому Исламская Республика Иран, воздерживаясь от всякого вмешательства во внутренние дела других стран, поддерживает справедливую борьбу угнетенных против угнетателей во всем мире» (конституция Исламской республики Иран, статья 154).

Единственный, по-моему, веский аргумент против сказанного – это напомнить, что мессианский порыв тоталитарных и полутоталитарных режимов обычно со временем иссякает, и, подчиняясь этой закономерности, Исламская республика превращается или стоит на пороге превращения в мирную и, пожалуй, даже либеральную страну, озабоченную уже не столько экспортом исламской революции, сколько проблемами собственного развития. Ядерной или неядерной она будет державой, в этом случае уже не столь важно.

На это можно возразить, что какого-либо непреложного закона убывания государственного умопомешательства не существует. Где-то оно и в самом деле с годами уменьшалось, а кое-где, например, в Северной Корее, процветает и сейчас. И если КНДР нынче отказывается (точнее, на словах сулит отказаться) от ядерного вооружения, то уж никак не от ума – а только потому, что стоит перед угрозой повального голодного вымирания и хочет, чтобы ее кормили.

Нефтеторгующему Ирану есть на что купить еды, и ответ на вопрос, растет ли в его сердце потенциал умиротворения, можно дать, лишь взглянув, как этот режим сегодня устроен.

После тридцати лет революции Иран действительно стал кое в чем похож на государство современного типа.

В городах живет уже не 50, а 70% жителей. Продолжительность жизни заметно выросла, а рождаемость упала в два с половиной раза, почти до европейских стандартов; демографический взрыв позади, и рост населения скоро прекратится. Высшее образование доступно многим, в том числе и женщинам. Образовалась многочисленная интеллигенция, брюзжащая на режим, по-прежнему, правда, популярный в народных массах.

Подмятая под себя бюрократией, неповоротливая экономика живет за счет нефти. Но, поскольку нефти много, жизненный уровень по ближневосточной мерке сносный: ВВП в паритетах покупательной способности – почти 9 тыс. долларов на душу. Это уровень Турции и Украины.

Пожалуй, этот народ сегодня и в самом деле уже не так легко погнать на войну, тем более в роли смертников.

Таковы плюсы. Теперь о минусах. Робкая либерализация режима, начатая было в конце 90-х годов, явственным образом захлебнулась уже году к 2003-му. В действующем парламенте, избранном в 2004-м году, твердокаменных ультра-фундаменталистов больше двух третей. Высшей точкой антилиберального контрнаступления стало избрание президентом Махмуда Ахмадинежада, шедшего под лозунгом возвращения к революционным истокам.

В отличие от предшественников, Ахмадинежад не является духовным лицом, чуть меньше напирает на религиозные ценности и делает упор на национализм с откровенным нацистским привкусом.

Иранское общество оказалось способным к модернизации, а правящий режим – к тоталитарной эволюции. Снова поставить миллионы под ружье сейчас, пожалуй, труднее, чем в эпоху Хомейни. Но осознание этого факта, видимо, только усиливает тягу фанатизированных властей к атомному оружию: ведь для того, чтобы нажать на кнопку, нет нужды спрашивать массы, достаточно, чтобы этого захотела пара-тройка первых лиц.

Не будем исключать, что через поколение или раньше, но может и позже, Иран обзаведется адекватным режимом. Но сегодня такого режима у него нет. Страной правят индоктринированные «прагматики», вполне практичные в деле реализации владеющих ими безумных идей.

Иранская всенародная революция 1970-х годов была одной из грандиознейших революций прошлого века. Не надо думать, что после такого тотального переворота можно быстро и легко вернуться к нормальной жизни. Уж кто-кто, а мы просто обязаны это понимать.

Что такое революция, у которой за плечами каких-то  три десятка лет? Для нас это конец 40-х годов, переход холодной войны в Корейскую и чуть позже – почти уже предрешенный переход Корейской войны в мировую, не состоявшийся лишь по причине смены вождей.

Однако и смена вождей не уберегла от Карибского кризиса, а каждый, кто его изучал, согласится, что были там часы и минуты, когда даже небольшие колебания в душевном состоянии Хрущева или Кеннеди могли привести к обмену ядерными ударами.

В мире и в самом деле готовы к тому, чтобы такие же часы и минуты в других краях и в другом исполнении повторились еще разок-другой?