В сегодняшнем Берлине вполне легально рекламируются экскурсии, так сказать, «по гитлеровским местам».

Сколько-нибудь очевидной пропаганды нацизма в этом нет. По крайней мере, пока. Любознательных путешественников просто возят по городу и показывают: тут вот была рейхсканцелярия, тут – министерство пропаганды, а вот здесь, в здании Кролль-оперы, заседал нацистский рейхстаг. Это история. Знакомьтесь с ней.

Пикантность ситуации заключается в том, что «знакомиться», можно сказать, и не с чем. Об этом долго заботились. Все эти объекты были уничтожены (и стерты с городских карт) специально для того, чтобы неповадно было даже помнить, где что стояло. И экскурсантов возят по Берлину, только чтобы показать: вот это, нынче не существующее, располагалось там, а это стояло тут. Людям интересно.

А тот, кому еще более интересно, может посмотреть в интернете разнообразные виды гитлеровского бункера (реконструкция Кристофа Нойбауэра), а если не жалко 24,90 евро, то и купить 50-минутный фильм на DVD «Der Führerbunker (1935-1942)».

Что ж, познавательно. И несет в себе мощный заряд драматизма: еще недавно ведь все это было под запретом. Помню, лет 10 – 15 назад немцы-знакомые буквально вздрагивали от вопросов на подобные темы. О живых подробностях нацистского двенадцатилетия полагалось знать только то, что написано в разоблачительных школьных учебниках. Все, что сверх того, было доступно лишь аккуратно отобранным специалистам.

Это было одним из фундаментальных табу немецкой версии политкорректности. Считалось, что неосведомленность, замешанная на запретах и обличительных заклинаниях – действенная прививка от нацистских рецидивов.

Прививка не подействовала, запрет обветшал и покосился. Но не он один.

Другой ритуал немецкой политкорректности (давно уже признаваемый и соблюдаемый демократическими соседями и партнерами ФРГ) – это специфический обмен жестами: немецкие политики обязательно и регулярно извиняются за давние нацистские злодейства, а в награду их партнеры, обговаривая с ними сегодняшние дела, не тычут их лицом в прошлое.

И вот новинка. Крупный польский радикальный политик (и вице-премьер местного коалиционного правительства) Роман Гертых в июне и в июле неоднократно сравнивает сегодняшних немецких лидеров и лично Ангелу Меркель с вождями Третьего рейха, диктовавшими свою волю Европе.

Например, так: «Это ситуация, как будто на политической сцене вам командуют: "Hande Hoch!"».

Это по случаю немецких настояний принять некое общеевропейское соглашение, которое заменило бы евроконституцию, образцово политкорректный проект которой еще раньше был забракован усилиями французов, голландцев и, не в последнюю очередь, тех же поляков.

Политкорректность, претендующая на роль официальной идеологии Запада, вся эта громоздкая система, со всеми ее запретами и предписаниями, умолчаниями и табу, трещит сегодня под ударами, наносимыми с самых разных сторон.

Все чаще в политический истеблишмент прорываются фигуры некорректные или хотя бы корректные не полностью. Их выдавливают или они сами терпят провал, однако на смену ушедшим появляются новые и притом в растущем числе.

В евросоюзовских странах-новичках из Восточной Европы первые лица почти сплошь не укладываются в стандарт. Польский режим братьев Качиньских – пример лишь самый яркий, но не единственный.

Но самые интересные новинки не там, а в сердце старой Европы. Начинающий французский президент обещал быть новатором и действительно показывает себя новатором – по меньшей мере, в сфере риторики.

Вот что на днях Саркози сказал своим гостеприимным хозяевам-сенегальцам, собравшимся послушать его в университете Дакара: «Я приехал, чтобы предложить вам не мусолить прошлое, а извлечь из него уроки и взглянуть на будущее… Колонизация не повинна во всех нынешних трудностях Африки – войнах, геноциде, коррупции… Никто не может требовать от нынешних поколений (французов – С.Ш.) ответа за преступления, совершенные прежними поколениями…»

Слушатели озадаченно загудели. Что и понятно. Они как-то уже сжились с политкорректной формулой, освобождающей от необходимости думать и работать и делящей людей на потомственных жертв (правнуков жителей черных колоний) и их потомственных неоплатных должников (правнуков колонизаторов-европейцев). Совет взглянуть на действительность по-другому вызвал у них сомнение, близкое к несогласию.

Но система политкорректности держится все-таки не на согласии ее выгодополучателей, а на готовности тех, кто за все платит, продолжать платить и дальше. А эта готовность сейчас слабеет.

Не стану сейчас углубляться в тонкости спора о том, что такое политкорректность («political correctness»), как и почему она возникла и чем отличаются друг от друга ее американская и европейские версии. Это интересно, но заведет слишком далеко.

Во многом согласен с мыслями Агнешки Колаковской в знаменитой ее статье «Интеллектуальные истоки политкорректности» (2004):

«Утверждать, будто политкорректность – это всего лишь язык и вежливость, – то же самое, что утверждать, будто оруэлловская новоречь – всего лишь язык. Это утверждать, что называть рабство свободой, принуждение – свободным выбором, ложь – правдой, подавление – заботой, перераспределение – справедливостью, лицемерие – честностью, ненависть к Западу – терпимостью, унижение и геттоизацию этнических меньшинств – многокультурностью, антисемитизм – заботой о судьбе палестинцев, протекционизм – заботой о Третьем мире, запреты – правами, оскорбление – достоинством и невежество – знаниями, – что все это лишь употребление вежливых речевых формулировок…»

И те, кто согласны с этим полностью, и те, кто – отчасти, все же признают, надеюсь, что политкорректность, родившись некогда из реальных проблем и гуманных помыслов, превратилась, как это часто и бывает, в идеологию тоталитарного типа, оккупирующую все сферы жизни, включая и сферу принятия политических решений.

Но если так, то политкорректность приговорена пережить драму всех прочих светских религий: она не может продолжительное время оставаться неизменной, и, проходя проверку жизнью, вынуждена меняться, приспосабливаться или просто терпеть крах.

Решив некоторые проблемы или создав иллюзию их решения, идеология политкорректности, чем дальше, тем явственнее, сама превращается в проблему, и все более тяжелую для западных обществ. Почти каждое новое событие, внешнее или внутреннее, открывает ее неэффективность и ставит перед выбором: подчиняться ей и кротко терпеть причиняемый ею вред или нарушать табу.

Мультикультурализм (или то, во что она его превратила) сделался наказанием для Европы, наделив ее агрессивными меньшинствами, удерживаемыми от ассимиляции, не признающими местных традиций и шумно требующими привилегий.

Антисистемные и некорректные борцы с иммиграцией обычно всплывают ненадолго и чаще всего вытесняются из большой западной политики. Но контрнаступление против мультикультурализма в Европе явным образом идет. На отдельных участках маятник незаметно ушел уже в противоположную сторону, и руками системных политиков то в одной стране, то в другой, вводятся жесткие, а то и жестокие ограничительные законы – по форме, как ни в чем ни бывало, корректные, а по сути, пожалуй, уже и с расистским привкусом.

А трансляторы политкорректных штампов, которые раньше толкали к безоглядному открытию границ, не могут ничего противопоставить этому откату – ведь словесный декорум соблюдается.

Вполне беспомощна политкорректная идеология и перед таким интересным для Европы событием, как выборы в Турции. Кто там идеологически «хороший» и кто «плохой»  – победившие исламисты, но называющие себя умеренными, а также демократами и европеистами, или же проигравшие светские националисты, тоже называющие себя умеренными, демократами и европеистами? Чтобы разобраться, надо вникать и думать, то есть делать именно то, с чем всегда боролись проповедники политкорректности.

Не стоит преуменьшать и впечатление, которое производят на европейцев последние войны на Большом Ближнем Востоке. Не в том смысле, что они стали поддерживать американскую битву за Ирак. Это было бы уж слишком. Но явилось смутное, редко выражаемое словами, понимание того, что в Ираке терпят неудачи не столько войска Соединенных Штатов, сколько политкорректные побасенки.

Мифология предписывает видеть там героическую борьбу угнетенного народа против извергов-оккупантов. А вместо этого из Ирака поступают все новые подробности беспощадной межобщинной резни. Подспудно копятся подозрения, что политкорректные  мифы, пожалуй, поглупее, чем жизнь. И не только применительно к далекому Ираку.

Примерно такое же действие оказывают и очередные новости о межпартийной резне у палестинцев – этих возлюбленных вениаминов леволиберального Запада. На самом деле, ничего нетривиального там как раз и нет: кровавая рознь – почти неизбежная принадлежность любого боевого национально-освободительного движения.

Но это в реальности. А в официально узаконенной сказке был предусмотрен совершенно другой сюжет. Понятно, что являются робкие сомнения: а стоит ли и дальше верить в эту сказку?

Перечислять примеры можно и дальше, но в этом нет нужды. Понятно, что жизнь не совпадает с идеологией. Она и не должна совпадать. Просто во времена кризисов  – а мировой кризис сейчас вещь вполне очевидная – эти несовпадения впечатляют людей достаточно сильно, чтобы привычные идеологические штампы попали под вопрос.

Пока только под вопрос, не более того. Политическая корректность – слишком мощная конструкция, слишком многое на нее завязано, чтобы она так просто взяла и рухнула. Но здание шатается, и по фасаду бегут трещины. Есть еще время чинить и перестраивать.

А если грохнется вся постройка, мало не покажется. Ведь когда идеология, какой бы она ни была, падает, у людей освобождаются от цепей не только ум и не только возвышенные чувства, но еще и темные страсти. Нам ли этого не знать?