Лекция лорда Роберта Скидельски, барона Тилтонского, члена Палаты Лордов парламента Великобритании, (был оппозиционным спикером по делам казначейства в 1998-1999 гг. и по культуре спорту и средствам массовой информации в 1997-1998 гг.), известного экономиста и историка, автора биографии Джона Кейнза, была прочитана в МГУ 23 мая 2007 г. в рамках цикла лекций, организованного Фондом подготовки кадрового резерва «Государственный клуб».
Недавно в своей статье, опубликованной в «Ведомостях» - я пишу их регулярно, раз в две недели, - я написал о том, что Россия превратится в демократическую страну в тот момент, когда западные страны, в свою очередь, перестанут быть демократиями. Если быть точней, то Россия уходит от олигархического правления, в то время как Запад как раз склоняется к нему. Это парадоксально, так как понятие «демократия» - основная составляющая идеологического экспорта Запада.
Что я имею в виду, когда говорю, что западные страны уходят от демократии? Я не говорю о формальной демократической структуре западных обществ. Западные государства сохраняют такие атрибуты демократии, как всеобщее избирательное право, борьбу между партиями за голоса избирателей и регулярные выборы, чтобы определять, кому управлять государством. Эти инструменты определяют подотчетность правящих структур перед избирателями. Механизмы эти все еще там, они никуда не делись. Но моя мысль заключаются в следующем – они больше не указывают на реальные властные механизмы.
Власти удалось, в той или иной степени, избавиться от тех механизмов контроля, которые существуют в демократическом обществе. Демократические структуры и процедуры продолжают при этом придавать ей легитимность, но они больше не определяют деятельность правительств.
В чем заключаются основной признак упадка демократии на Западе? Это упадок западных политический партий. В демократическом обществе люди связаны с властью именно через партии. Мы же представляем себе политические партии, как средства для мобилизации избирателей, но, что не менее важно, это своего рода «школы демократии». Политические партии – это источник политического класса, класса профессиональных политиков. Политические партии – это инкубаторы идей, доктрин, которые политики пытаются воплотить в жизнь. Все члены партии при этом имеют право участвовать в разработке, принятии этих доктрин, которые будут вноситься на рассмотрение правительства.
То есть политические партии играют ключевую роль в воспитании и образовании населения, а также в формировании общественного мнения. Это тот механизм, который превращает пассивных избирателей в активных участников политического процесса. И когда мы говорим, что в западных демократиях власть подотчетна народу, то мы имеем в виду, что она подотчетна политическим партиям. «Быть подотчетным народу», - это пустая фраза, если народ специальным образом не организован в какую-то структуру, например, партию, где лидеры обязаны отчитываться перед остальными членами.
В прошлом политические партии как раз и являлись связующим звеном между простыми избирателями и лидерами, но сейчас это не происходит. Показателем этого является снижение политической активности населения. Все меньше людей, по сравнению с прошлым, вступают в партии, регулярно посещают собрания или хоть как-то соотносят себя с какой-либо политической партией. В Великобритании в 1970-х у Консервативной и Лейбористской партий было по два миллиона членов. Сейчас у них по 200 тысяч. Почти никто не ходит на партийные собрания и съезды. То же самое происходит в профсоюзах. Они не только стали меньше, чем когда-то были, но и посещаемость собраний уменьшилась.
Последствием этого становится то, что партии не могут более быть финансированы за счет партийных взносов, и если партия не сможет найти себе миллионера, который ее будет поддерживать на плаву, то она просто умрет. Возможно, вы слышали о скандале, который разразился недавно в Великобритании, его прозвали «Наличные за пэрство». Например, звание лорда стоило 250 тыс. долларов. Это не очень много, но это показатель того, что в действительности происходит.
Реформаторы утверждают, что политическим партиям должно приплачивать государство. Но это может иметь достаточно неприятные последствия. У нас на выбор либо олигархический, либо государственный контроль. Но это и есть признак упадка демократии. Политические партии приходится поддерживать искусственным образом.
Каким образом можно объяснить медленное умирание политических партий? Главное объяснение, которое я вижу, это упадок двух сил, которые изначально дали им жизнь - это религия и общественный класс. Упадочный тренд в развитии партий следует за упадком религии. Политические партии на Западе возникли как квази-религиозные организации. Они являлись продолжением того периода, когда религия еще играла важную роль в обществе. Это справедливо и по отношению к марксистским партиям, они являлись даже, своего рода, заменой церкви. Членам партии была предоставлена самодостаточная вера и особый образ жизни. Избиратели были частью верующих. Сейчас же квази-религиозная притягательность партий, так же как и религии, сходит на нет. Я говорю, правда, о Западе; в России же траектория может быть иной.
Другой фактор, о котором я говорил, - это упадок классовой системы. Если говорить просто, то вся классовая борьба, которая происходила в 20 веке, заключалась в противостоянии рабочего класса, представленного партиями, основанными на классовости, и среднего класса, представленного, в свою очередь, квази-религиозными организациями. Например, основные правые партии в Германии, Испании и Италии называются «христианско-демократическими».
Сегодня рабочий класс как таковой исчез. Большинство европейцев, например, идентифицируют себя со средним классом, как это давно уже происходит в США. Поэтому и правым, и левым партиям приходится заново находить свою электоральную нишу, проводить ребрендинг. У них нет более убедительного идеологического противника.
Эта новая политика представляет собой лишь ответвление от потребительской демократии. Партии рассматривают себя как организации, которые предлагают потребителю товар. Это потребительский товар для очень сегментированного потребительского рынка. Это можно сравнить с зубной пастой: одна отбеливает, другая чуть дешевле, а третья заботится о деснах, но суть дела не меняется – это все равно зубная паста. Политики стали предпринимателями, которые меняют товары и услуги, то есть проведение определенной политики, на голоса избирателей. Они проводят рыночные исследования, чтобы понять, что потребителю нужно, и используют рекламные технологии, чтобы привлечь внимание к своему продукту.
Из экономической теории следует, что при наличии конкуренции у потребителя всегда будет право выбора. Иными словами, даже в этой системе политик подотчетен избирателю, то есть потребителю. Но на данную точку зрения существует три возражения. Прежде всего, политический рынок не является в полной мере конкурентным, он, скорее, монопольный. Входной барьер на этот рынок очень высокий. Количество участников рынка, то есть политиков и партий, ограничено их финансовыми возможностями и доступом к средствам массовой информации.
Более того, взять хотя бы, например, структуру собственности масс-медиа. Большинство СМИ обычно сосредоточено в руках нескольких человек. В Великобритании половина прессы принадлежит двум людям, по крайней мере, имя Руперта Мердока вы должны знать, он достаточно известный человек. Эта ситуация позволяет политическим партиям быть независимыми от избирателей, они же и потребители. Само понятие отчетности и ответственности становится расплывчатым.
Второй довод заключается в том, что экономическая теория не учитывает воздействие рекламы. Был один известный экономист, который утверждал, что лучшая реклама в мире никогда не поможет продать плохую сигарету. Это полная чушь. Реклама создает вкус, привязывает людей к брендам. Потребитель перестает быть независимым в своем выборе. Кроме того, реклама не является источником просвещения и воспитания людей. Реклама действует посредством притупления разума, а не стимулирования его. То есть политика, основанная на рекламе, создает пассивный, находящийся в наркотическом опьянении электорат.
Многие утверждают, что демократию, в таком случае, спасет Интернет, поскольку он в значительной степени расширяет доступ к информации. Это правда, но, к сожалению, информация не есть знание. Интернет перегружает людей информацией, и, можно сказать, препятствует формированию у людей своего мнения. У нас в Великобритании постоянно жалуются: «Почему Европейский Союз не обсуждается в обществе? Почему политики не рассказывают нам о животрепещущих вопросах?». Но вы найдете миллионы статей о Евросоюзе в Интернете, он будет звенеть у вас в ушах 24 часа в сутки, вы будете знать все, чем живет, и о чем думает ЕС. Несмотря на это, никто ничего не знает о Европейском Союзе. Я бы сказал, что Интернет увеличивает расслоение общества. С одной стороны, у вас меньшинство, которое знает, что происходит; с другой – большинство, которое владеет разрозненной, фрагментарной информацией.
В начале века многие предсказывали, что с умиранием политических партий возникнет новая, плебисцитарная демократия. Ее также называли бонапартизмом, это своего рода аристократы в демократических одеждах. Лидерам придется прятаться за масками и скрывать свои намерения, чтобы «танцевать с волками». И многие заговорили о США как о императорско-президенстком государстве. Схожее явление наблюдалось и в Великобритании с Тони Блэром; он, кстати, очень интересный политик, мастер «политики соблазнения». Он великолепный политический «соблазнитель». А это одна из характеристик бонапартистского стиля. Он втянул Великобританию в Иракскую войну, невзирая на мнение народа.
Итак, у кого же власть? Есть четыре элемента. Первый – это высший политический класс, элита страны. Второй – высшие чиновники, бюрократы. Третий – деловая элита страны, высший класс предпринимателей. Четвертый – средства массовой информации. В Евросоюзе очевидна роль государственной службы, чиновников. ЕС страдает от дефицита демократии, но он необходим для существования Евросоюза. Есть Центральный банк, который не подотчетен никакой политической силе. Несмотря на провалившиеся референдумы в Голландии и Франции, продолжает воплощаться в жизнь идея европейской конституции.
Каким образом Запад пытается преодолеть недостаток демократии? Основное средство – децентрализация. Людей гораздо легче привлечь в политический процесс, если затронуть местные проблемы. Это движение набирает силу у нас в Великобритании, например, в Шотландии и Уэльсе. В России идет движение в обратную сторону. Кремль сконцентрировал в своих руках власть, так как губернаторы сильно влияют на то, как голосуют избиратели.
Траектория развития России очень отличается от Запада. В России нет демократии, от которой могли бы отказаться, так как ее здесь никогда не было. Вопрос как раз в том, как ее создать. Каким образом начать процесс развития демократии в России, пока он не наткнется на исторические препятствия внутри страны, либо на те, с которыми встретился Запад. Г-н Сурков в одном из своих интервью заявил, что демократия должна быть, прежде всего, в головах у людей. Если ее там нет, то нет смысла создавать ворох демократических организаций и институтов.
Я задам вам три вопроса. У вас есть две политические партии, созданные Кремлем – «Единая Россия» и «Справедливая Россия». Обе партии лояльны действующему президенту; одна из них должна быть чуть более либеральной, другая - чуть более социалистической или даже националистической. Вопрос: что они отстаивают? Что означают «право» и «лево» в контексте сегодняшней российской политики?
Второй вопрос. Г-н Сурков в своей нашумевшей речи 2005 года сказал примерно следующее: «До тех пор, пока наши президенты не будут принадлежать какой-либо партии, вся парламентская система является декорацией». Я с ним согласен. Но если следовать данной логике, то получается, что «Единая Россия» и «Справедливая Россия» должны независимо друг от друга назначать кандидатов в президенты. То есть сделать это самостоятельно. Произойдет ли это в 2008? И если нереально, то почему?
Третий и последний вопрос. Я хотел бы затронуть это интересное понятие – «суверенная демократия». Что вы, сидящие в этой аудитории, подразумеваете под «суверенным» и «демократией»?
Еще раз большое спасибо за то, что пригласили меня сюда. Я готов ответить на все ваши вопросы.
Ответы на вопросы
Вопрос: Что вы понимаете под термином «управляемая» демократия? Демократия ли это вообще?
Роберт Скидельски: По моему мнению, это демократия, контролируемая президентской администрацией. Демократия ли это – это уже другой вопрос. Вы знаете, у нее есть признаки демократии. Граждане, например, могут голосовать; существует конкуренция между политическими партиями: голосуй хоть за «Единую Россию», хоть за «Справедливую», хоть за Компартию. С другой стороны, есть контроль, ведь не все партии имеют равный доступ, например, к телевидению. Есть также и так называемые административные меры, которые ограничивают деятельность оппозиционных политиков. Поэтому говорить, что это демократия на 100%, наверное, не стоит.
Вопрос: На ваш взгляд, имеют ли шанс на развитие другие, непартийные формы объединения граждан, например, общественные движения или организации, основанные на сетевом принципе?
Р.С.: Интересный вопрос. Действительно, возможно появление новой формы политики. Но сложность заключается в том, чтобы из общественных движений и организаций создать «кирпичи», из которых можно строить политическую жизнь общества. Их можно рассматривать как лобби или как партии одной цели – например, экологическое движение, организации «зеленых» и т.д., – но создать постоянно существующую структуру, которая смогла бы формировать политику и политическую жизнь, уже трудней.
Я считаю, что система «демократии сверху», которая сложилась сегодня в России и в отдельных западных странах, является достаточно стабильной. Но опасность возникает в случае кризиса, который ее может смести, так как у нее нет подпитки, поддержки снизу, так как она сконцентрирована вся наверху.
Вопрос: Первый вопрос: можно ли сравнить свободу слова и свободу СМИ в нашей стране и на Западе, если, конечно, такое поддается сравнению? И второй. Вы нас спрашивали, как мы понимаем демократию. Обычно мы понимаем это как власть народа. Но если этот народ и передаст всю полноту власти монарху или генеральному секретарю, то будет ли это демократическим процессом?
Р.С.: Если мы говорим о свободе слова, то ее больше на Западе, прежде всего потому, что телевидение не контролируется государством. Кроме того, на Западе издаются большим тиражом газеты, где приводятся разные точки зрения. И самое важное, на Западе существует культура журналистских расследований; как вы знаете, журналисты свергли президента Никсона. В России же журналисты, которые проводят расследования, время от времени пропадают или погибают.
Что касается второго вопроса. Да, это будет демократическим процессом, но в том случае, если народ сможет потом этого монарха или генерального секретаря убрать. Я, в каком-то смысле, не могу назвать себя демократом; по крайней мере, я не согласен с прямым переводом этого слова в том, что касается власти народа. Мы же говорим о либеральном демократизме, а слово «либеральный» появилось раньше и имеет определенное значение.
Если 70% россиян решат истребить всех черных – это демократическое решение? Это решение демократическое, но не либеральное. В условиях либеральной демократии существует определенный контрольный орган, например СМИ или судебная система, которая предотвращает воплощение в жизнь подобных решений. В либеральной демократии конституции играют очень важную роль, и в них записано, что могут делать народ и правительство. Я согласен, это не демократия в чистом виде.
Вопрос: Вы говорили о тенденции децентрализации в западных странах на примере Шотландии и Уэльса и о тенденции централизации в России? В чем заключается выгода для каждой из сторон?
Р.С.: Что касается России, то повторная централизация власти является реакцией на эпоху Ельцина, на ощущение того, что страна разваливается на части. Кроме того, местные власти были более коррумпированы, чем центральная. То есть эта централизация – попытка восстановить порядок и целостность в схеме государственной власти. Но очевидно, что Россия слишком большая для того, чтобы быть управляемой только из центра, поэтому в будущем произойдет определенная децентрализация.
Что касается Шотландии, то я не знаю, как мы с ней разберемся. Эта история еще только в разгаре, вполне возможно, что Шотландия станет независимым государством. На прошедших региональных выборах партия, выступающая за независимость Шотландии, получила больше голосов, чем все остальные. В Уэльсе же пока не такое сильное движение.
Вопрос: Раз идеологии всех партий близки, то возможно ли возникновение однопартийных систем на Западе?
Р.С.: После войны во многих странах почти сложились подобные системы. Например, в Германии и Италии христианские демократы находились долгое время у власти, в Швеции социал-демократы были у власти 40-45 лет подряд, за исключением одного срока. Эти системы были демократичными, выборы проходили свободно, была свобода слова. Тенденция такова, что население стремится поддерживать одну партию, и если в стране свободные СМИ, регулярно проходят выборы и гражданам не запрещен выезд, то это демократическое государство.
Но в этой системе есть свои недостатки. Ведь у власти все время одна и та же партия, и все, кто мечтает о политической карьере, должен состоять в этой партии. В Швеции, например, очень закрытое общество, всех инакомыслящих выбрасывают из политической жизни, с ними просто никто не общается.
Вопрос: Какие признаки, по-вашему, свидетельствуют о затухании олигархии в России?
Р.С.: Основной признак упадка олигархии в России – суд над Ходорковским.
Вопрос: Как Вы можете объяснить растущий информационный разрыв между властью и обществом?
Р.С.: Во многом это объясняется упадком политических партий. В России об их упадке говорить рано, проблема российских партий заключается в их слабости. На Западе партии связывали лидеров с простыми членами, доносили идеи последних до руководства, а также являлись инструментом воспитания и просвещения населения. Что делают партии в России, непонятно. Есть г-н Грызлов, есть г-н Миронов, но какие идеи они отстаивают? Во что верит г-н Миронов, кроме самого себя?
Вопрос: Вы говорили об упадке демократии на Западе. А какие тенденции развития западных обществ Вы видите? И не легче ли снять все маски и показать, кто же действительно находится у власти?
Р.С.: Декорации являются залогом легитимности их власти. Если люди увидят их голыми, то им они не понравятся. В чем будет заключаться новая политика – это вопрос к вам, я так далеко не могу уже смотреть. Я предполагаю, что сохранится олигархическая структура, с бонапартистским уклоном, когда политики, используя маркетинговые технологии и манипулируя общественным мнением, будут бороться за голоса потребителей». Но как только наступит кризис, то вся система развалится, как карточный домик. И тогда, возможно, с улиц хлынет фашизм.
Большая проблема сегодняшних европейских политиков – как обращаться с растущим мусульманским населением. Эту проблему политические партии и власти пытаются вычеркнуть из повестки дня, но это довольно опасно. Вы знаете, мсье Ле Пен, лидер французских националистов, имеет сегодня стабильный рейтинг в районе 15-20%. Знаете, какой был рейтинг у Гитлера в 1928 году? Два процента. В 1930 они получили уже 18%. В 1932 году они получили 33%, и это было связано с кризисом.
Вопрос: Какое ваше мнение по поводу размещения США элементов ПРО в Восточной Европе и как к этому относятся в британском парламенте?
Р.С.: Официально Великобритания поддерживает эту идею. Мое личное мнение – это ненужная провокация.
Вопрос: Имеют ли народы право искать свои формы демократии, связанные, допустим, с их национальными и историческими традициями и так далее, и отличные от традиционной либеральной или греческой демократии?
Р.С.: Вы знаете, греческая демократия – это демократия маленького города. В Афинах было около 30 тыс. жителей, как и в Женеве 16-17 вв., чья демократическая модель правления так вдохновила в свое время Руссо. Мы можем создать демократию хоть в этой аудитории. Мы можем подискутировать, проголосовать за что-нибудь и т.д. Сложности начинаются потом. В экономической теории есть такая модель «руководитель-исполнитель». Когда исполнитель находится высоко в горах или где-нибудь еще далеко, то до него не достучаться. Вы подумайте о новых формах демократии, и мы вам за это скажем спасибо.