Лекция президента Фонда «Общественное мнение» Александра Ослона была прочитана в МГУ 11 апреля 2007 г. в рамках цикла лекций, организованного Фондом подготовки кадрового резерва «Государственный клуб».

Социальные опросы и общественное мнение – понятия, неразрывно связанные. Сегодня уже никого не удивляют публикации, где указано: «по мнению жителей России…» и приводятся данные очередного опроса. Но двадцать лет назад сама идея проведения опроса была бы немыслима и невероятна. В те времена не было нужды выявлять мнение людей, так как всем полагалось думать «как надо». Тех, кто думал не так, как надо, выявляли и без помощи опросов.

Но к концу 80-х гг. пришли новые перестроечные времена, и они принесли с собой не только демократизацию и плюрализм, но и разрешение тогда еще всемогущего Политбюро на общественное мнение, чтобы было все как у людей, как в приличных, цивилизованных странах. Сейчас даже трудно себе представить, что в 88-м году сообщение о создании первой в СССР специальной опросной организации обошло с пометкой «молния» все СМИ западных стран. Дело было в Малом зале Колонного зала Дома Союзов, там были все камеры, которые тогда были в Москве; первый директор ВЦИОМ академик Татьяна Заславская давала пресс-конференцию, и это была мировая сенсация – в СССР будут изучать общественное мнение. У меня нет слов, чтобы передать атмосферу ажиотажа, вызванную этим сообщением, которая там царила. Я бы даже сравнил значимость этого события с разрушением Берлинской стены, хотя это и некоторое преувеличение.

Таким образом, опросы населения – это не только зеркало, не только инструмент, но еще и некий знак, символ того, как устроено общество. Начиная с 1988 года, работает первый институт для изучения общественного мнения, который сейчас называется Всероссийский центр изучения общественного мнения, и из которого выделились многие организации, в том числе и Фонд «Общественное мнение». При этом надо сказать, что в СССР такие исследования проводились, но под партийным контролем и проверенными кадрами, и, чаще всего, на итогах исследований стоял гриф «ДСП» - для служебного пользования.

Если говорить вообще о том, что такое феномен общественного мнения, то надо отдавать себе отчет в том, что это довольно сложный вопрос. Например, в своей книге Ноэль Нойманн приводит десятки определений и ссылается при этом еще на книгу, где этих определений около 80. С одной стороны, общественное мнение – это мозаика индивидуальных мнений; сколько людей – столько и мнений. С другой стороны, общественное мнение – это некий фактор, который может оказывать давление при принятии решений, будто это воля очень влиятельной инстанции. Вспомним, как уходил досрочно с поста президент Ельцин: это произошло под давлением, в значительной степени, общественного мнения.

Эта двойственная природа аналогична природе света. Физика сегодня говорят одновременно и о свойствах потока частиц, и волны. Следуя этой терминологии можно сказать, что общественное мнение – поток миллионов суждений на разные темы, высказываемые в ходе взаимодействия с собой. Это и высказывания тем, кто находится рядом, или высказывания, усиленные в средствах массовой информации, которые слышат уже больше людей. В то же время, общественное мнение – особая среда, своего рода общественный эфир, своими волнами воздействующий на каждого человека. Мы прислушиваемся к нему, улавливаем что-то для себя, формируем и изменяем свое мнение.

Общественное мнение формируется, и в его формировании участвует каждый человек. Одновременно оно воздействует, и его воздействие  испытывает каждый человек. Этот процесс похож на то, что происходит на рынке: совершается множество микросделок, в которых участники преследуют свои интересы, но, сами того не замечая, участвуют в процессе формирования общих для всего рынка цен. В микросделке происходит оглядка на существующие макроцены, и каждая эта сделка влияет на макроцены – либо укрепляя их устойчивость, либо вступая с ними в противоречие и их, таким образом, изменяя.

Кстати, экономические рынки бывают свободными в разной степени. Для социалистического рынка были характерны цены, устанавливаемые контролирующими органами. Иное дело – рынок капиталистический, где никто сверху не вмешивается, а цены устанавливаются сами. То же самое происходит на «рынке» общественного мнения, где люди совершают микросделки, но выражаемые не товарами, а суждениями и мнениями.

Можно предположить, что в круговороте мнений между людьми темы для обсуждения бесконечно разные, так как каждый человек думает по-своему и всех интересует что-то свое. Но это совсем не так, это некая иллюзия гигантского разнообразия. На самом деле каждый из нас впитывает из этого общественного эфира то, что мы называем «актуальной повесткой дня». Она определяет темы, по которым мы, собственно, и высказываемся. Нам интересны те темы, которые интересны другим людям, и, прислушиваясь к общественному эфиру, мы пытаемся понять, какие в данный момент темы актуальны. И так делают все, по-разному понимая повестку дня. Но иногда между ними возникает некая синхронизация, и миллионы людей высказываются на одну и ту же тему. Это может быть событие, которое привлекает внимание всех жителей земного шара, как, например, было 11 сентября 2001 года. В тот день миллиарды людей думали и говорили об одном и том же. Это особая ситуация, но в обычной нашей жизни темы, которые нас интересуют и волнуют, это отнюдь не то, что мы сами придумали, а то, что мы делаем синхронно с другими, некое общее занятие. И общественное мнение выявляется через общую повестку дня, процессами обмена суждениями формируется, так что повестка дня одновременно является следствием того, о чем говорят люди, вычитывая из повестки дня актуальные темы. Поэтому об общественном мнении нужно говорить как о процессе с постоянной связью, это своеобразная петля, по аналогии с круговоротом воды в природе.        

Сами суждения по актуальным темам не отличаются разнообразием. Они все типизированы, то есть в них проявляется нечто общее; они могут быть разными, но разнообразие самих типов суждений по тем или иным темам довольно ограниченно. Это объясняется тем, как реализуется процесс формирования общественного мнения. Основными источниками суждений и степени актуальности тех или иных тем выступают так называемые эксперты, то есть люди относительно более информированные и компетентные и, самое важное, те, к кому прислушиваются другие люди. Эта категория людей высказывают какие-то суждения, а потом эти суждения подхватываются и интерпретируются, изменяются иногда огромными, иногда небольшими массами людей. Так происходит ретрансляция экспертных мнений, и здесь огромную роль играют средства массовой информации и люди, которые профессионально занимаются процессом ретрансляции. В конечном счете, по тем или иным темам появляются четко выраженные позиции.

Давайте возьмем, например, тему, которая была в фокусе общественного внимания – монетизация льгот. Обсуждение этой проблемы началось в конце 2005 года, но по-настоящему эта тема затронула людей, когда реформа начала претворяться в жизнь. В конечном счете, сформировались, грубо говоря, две основных позиции. Одна позиция – верните льготы, вторая – дайте денег побольше. И примерно пополам разделились льготники и все те, кого эта реформа затрагивала.

Говоря об общественном мнении как о среде, общественном эфире, как о подобии экономического рынка, где происходят микро-коммуникативные сделки и обмены, можно продолжить метафору и говорить и о конкуренции на «рынке» общественного мнения. Следуя этой аналогии, мнения борются за своих приверженцев, пытаются влезть туда, где находятся мысли, и там остаться, чтобы стать мнением этого человека. Таким образом, мнения пытаются ввести свои темы в повестку дня, привлечь как можно больше сторонников и тем самым добиться успеха. Опять-таки, если проводить аналогии с экономическим рынком, то там степень успеха того или иного товара оценивается в капитале, который выражается в деньгах. На рынке общественного мнения этот капитал называется символическим, его ценность состоит в том, что он может быть конвертирован, как и деньги, в другие виды капитала, например в экономический, то есть деньги, или в административный, или во властный, и т.д. Символический капитал появляется, например, в месте, которое занимает тот или иной носитель этого мнения во властной иерархии. Практически можно рассматривать социальную жизнь как то место, где происходит конкуренция между мнениями, которая является метафизической сущностью.

В этой схеме, о которой я говорил, можно сказать, что мнение, которое сделало человека приверженцем, в какой-то мере управляет им и иногда заставляет действовать радикально. Например, ребенка не пускают за стол, потому что он не помыл руки. Есть мнение, что на руках много всяких микробов, и действие взрослых заключается в том, чтобы уберечь ребенка, то есть совершить действие, вытекающее из их мнения.

Для того чтобы продвигать те или иные мнения, какие-то теории, которые представляют собой некий конгломерат мнений, или особый вид теории – идеология, которая тоже рождает мнения, и суждения, и действия, и своих приверженцев. Социальные институты – это и есть воплощенные теории как комплексы, конгломераты, и институты, по сути дела, это та конструкция, которая поддерживает, продвигает, расширяет и воспроизводит множество приверженцев. Между теориями, мнениями происходит конкуренция, которая связана с максимизацией символического капитала. Когда я говорю слово «мнение», я имею в виду, скорее, даже не то, что разделяет тот или иной приверженец мнения или теории, а нечто, воплощающееся в каждом приверженце, поскольку теория или какое-то представление становится его собственным субъективным представлением. Представления у каждого свои, каждый говорит своими словами, дает определение тому, что вокруг происходит, или по тому поводу, по которому он высказывается. Тем не менее, это все является воплощением чего-то общего, и индивидуальные субъективные представления всякий раз уникальны и дают возможность говорить о том, что общего есть у многих людей, которые их разделяют, и это и есть обобщенное, которое нельзя потрогать или увидеть, но тем не менее, можно себе вообразить, - общественное мнение. 

В этом видении, понимании общественного мнения невозможно сказать, что оно – зеркало или инструмент. Мой ответ такой: оно одновременно зеркало и инструмент. Оно одновременно и то, что мы рассматриваем как внешнее по отношению к нам, мы находимся внутри этого мира, и общественное мнение – его часть; но мы одновременно подвергаемся его воздействиям. Например, странно было бы, если кто-нибудь пришел бы сюда босым или без штанов, это противоречило бы представлениям о том, «как должно»; аналогично можно говорить о каких-то моральных суждениях, о правилах, принятых людьми. Если эти правила написаны в виде, например, Уголовного кодекса, то это все равно одно из воплощений тех представлений, которые присутствуют в головах.

Теперь поговорим про другую сторону – изучение общественного мнения. Интерес к этому явлению возник в те времена, когда вообще отсутствовало понятие индивида как самостоятельного носителя каких-то мнений. Устройство общества имело жесткие рамки и было герметичным: земледелец не мог стать рыцарем, рыцарь – королем, каждый знал свое место, и жизнь разворачивалась, исходя из того, на каком месте находился тот или иной человек. В 17-18 веках конструкция, существовавшая веками, стала размываться, и сама идея, что тот или иной человек благодаря своим усилиям может чего-то добиться, проявилась по-настоящему в конце 18 века, когда в Европе и Америке появилось понятие свободы личности. А если личность свободна, то у нее есть мнение, а от мнения разных личностей зависит развитие сообщества.

Первый президент, избранный в Америке, в 1789 году, уже тогда ставил вопрос об оценке шансов претендента. И сам процесс голосования – это апелляция к тем мнениям, которые есть у людей, а мнение каждого человека – это воплощенная общая позиция. В случае выборов это очень просто и очень важно. Просто потому, что нужно выбрать, ты «за» или «против» того или иного кандидата. Важно, так как от этого выбора зависит все дальнейшее устройство.

Но первый исторически зафиксированный опрос прошел в Америке в 1824 году, когда проходили очередные президентские выборы. Это было для Америки особо характерно, поскольку даже маленькое поселение, маленький городок всегда был устроен одинаково. Они всегда избирали мэра, судью и шерифа; эти три выборные должности появлялись в любом месте, где селились люди в количестве больше трех. Поэтому у американцев впервые и появились идеи проводить опросы, изучать мнение до того, как происходит собственное волеизъявление. Но американцы все время шли по пути увеличения объема выборки опрашиваемых, хотя каждого человека невозможно опросить и узнать его мнение. Дело дошло до того, что в 1936 году во время почтового опроса было разослано 10 миллионов карточек; вернулись около 2,5 млн. Это был гигантский почтовый опрос, серия таких опросов проводилась еще в начале 20 века, и считалось, что это и есть способ выявления мнений людей, и, обобщая мнения людей, можно судить о метафизическом общественном мнении. Но как раз в 1936 году это было в последний раз: прогноз, построенный на этом опросе, был почти противоположным результатам выборов.

Тогда, в 1936 году, никому не известный Джордж Гэллап начал использовать совершенно иной подход. Он считал, что совершенно не обязательно опрашивать как можно больше людей. Главная проблема состоит в том, как этих людей выбрать. Он впервые применил тогда специфические методы для формирования выборки, опросил всего несколько тысяч американцев и дал правильный прогноз выборов 1936 года, прославился на всю страну, сделал проблему изучения общественного мнения актуальной.

С тех пор в Америке начало формироваться общественное мнение об «общественном мнении», то есть для любого американца общественное мнение стало как воздух; радио, телевидение, газеты наполнились самого разного рода опросами. Опросы превратились в индустрию, это стало, с одной стороны, зеркалом, с другой – вспомним американских президентов, которые очень чувствительны к общественному мнению и принимают решения, ориентируясь на него. Так что это, зеркало или инструмент? И то, и другое.

После войны, с подачи американцев, проведение опросов стало модным и в Европе, а с началом перестройки, с 1988 года, стало привычным делом и у нас в России. Опросы проводятся для изучения мнения на самые разные темы: изучение предпочтений россиян в выборе товаров и услуг, измерение и изучение аудитории СМИ, изучение отношения к государственным органам, к реформам и инновациям, и, конечно, политические предпочтения. Выборы являются институтом общества, и общество основано на идее демократии, и, разумеется, без изучения общественного мнения это не может существовать.

В принципе, стоит два слова сказать, что же такое выборка. У нас в стране есть примерно 108 млн. взрослых людей от 18 лет и старше, всех их невозможно опросить. В выборке должны быть случайно отобранные люди, при этом каждый житель страны должен иметь равную вероятность попасть в эту выборку. Это самое простое и ясное объяснение условия, при котором выборка является репрезентативной. Из 108 млн. случайно выберем, подбрасывая монету, полторы-две тысячи человек – этого вполне достаточно, чтобы выявить типизированные позиции, которые имеют место среди взрослых людей. Это очень понятная и простая формула, но ее очень сложно реализовать. Если бы у нас был список людей, то мы могли бы случайно выбирать из этого списка строчки.

Однажды один японский коллега заявил, что у них есть список всех японцев и что они выбирают для очередного опроса японцев из этого большого списка. И если выбранный японец оказывался в отпуске на Канарских островах, то интервьюер ездил туда его опросить.

Мы так поступать не можем. В советские времена те немногие социологи, которым разрешалось заниматься подобной работой, пользовались паспортными столами, где были записаны все люди. Но сейчас этих списков больше нет. Существуют списки избирателей, что на самом деле тоже иллюзия. До них нужно как-то добраться, и к тому же они в полном беспорядке. Приходится искать какие-то другие пути. Мы используем, например, следующий.

Мы берем список всех административных районов, а их примерно две с половиной тысячи, и дальше делаем из них случайную выборку, разбиваем их на страты – Дальний Восток, Сибирь, Урал – и выбираем случайно административный район. В каждом районе есть избирательные участки, примерно равные по численности. В каждом таком выбранном районе мы случайно, «подбрасывая монетку», выбираем избирательный участок. При этом, кроме географических страт, мы отслеживаем и другие, например, городские и сельские. Когда мы выбрали избирательные участки, то они либо в городах, либо в селах. Тогда мы на каждом участке делаем перепись всех хозяйств, всех жителей, то есть просто составляем список (это правильный способ). Из этого списка мы случайно отбираем те, куда пойдут интервьюеры. Либо, если у нас нет такого списка, что менее правильный способ, то составляются «случайные маршруты». Эти хозяйства интервьюер отбирает по заданному алгоритму и движется по этим маршрутам. Затем, когда он звонит в дверь, ему могут отказать или просто окажется, что дверь закрыта, то, как правило, он должен подняться или опуститься на один этаж и позвонить в самую крайнюю квартиру справа – это очень жесткое правило. Если дверь открывается, и там соглашаются дать интервью, то он должен случайно отобрать респондента. Естественно, все эти правила на каждом этапе в большей или меньшей степени иногда нарушаются.

Мы с самого начала отбрасываем те регионы, где нас нет – Якутию, Чукотку. Там мало людей и проводить исследование дорого. Есть Дагестан, где мы проводим опросы, в которых не будет проявляться национальная специфика. Это другая культурная среда, которая вносит свою специфику. Таким образом, у нас уже есть погрешность, не каждый житель страны имеет равный шанс попасть в выборку. Затем, мы опрашиваем по месту жительства. Стало быть, люди, которые сидят в тюрьме, лежат в больнице, служат в армии, живут временно где-то в общежитии, тоже выпадают. Вообще эти сложности приводят к тому, что нужно искать оптимум с имеющимися ресурсами – количеством  денег, людей и времени – и качеством. Поэтому нужно понимать, что исследования общественного мнения, которые проводятся и Фондом «Общественное мнение», обладают своей погрешностью.

Далее возникает вопрос, как интерпретировать результаты опросов. Мы выявляем типизированные мнения, задавая закрытые вопросы и предлагая сами варианты этих мнений, либо задаем открытые вопросы, и респондент своими словами отвечает на них. Потом, на вопрос «Что вас волнует?» мы ведь не можем дать варианты ответов, у каждого свое. Поэтому мы обычно задаем вопросы закрытого типа по набору тем: политика, выборы, предпочтения товаров и т.д., либо это своего рода шкалы. Например, спрашиваем: «Знаете ли вы, что произошло недавно в космосе?». Если респондент утверждает, что слышал, то спрашиваем его, что же он слышал. Мы, например, очень часто спрашиваем, что означает то или иное понятие. Удачный пример: «Что такое ценные бумаги?». 40-50% сказали, что знают, что это такое. Но среди ответов были такие варианты, как «паспорт», «свидетельство о рождении», «свидетельство о собственности на квартиру».

Так что же означают ответы людей на вопросы о выборах? Можно ли по ответам на вопросы, за кого голосовать, строить суждения о том, что произойдет на выборах, рассматривать ответы как какой-то прогноз? Ответ: нет, ни в коем случае. Ведь мы изучаем фактически мир слов, и то, что я рассказывал в начале – социальные представления, разбросанные по головам, воплощенные в индивидуальные представления – доступны нам через слова, это наш инструмент. Когда мы спрашиваем: «За кого вы будете голосовать?», человек  нам отвечает, но это не означает, что он именно так и поступит. Поэтому для прогноза надо предпринимать дополнительные ухищрения, нужно предположить, как повлияет мода на избирателей, какие социальные течения, ветры.

Например, в 1993 году, когда Жириновский получил первое место на выборах в первую Госдуму, очень известный публицист в ночь после выборов произнес фразу, которая отражает явление социальной моды: «Россия, ты сдурела». На самом деле, конечно, он просто выразил возмущение аналитика, оказавшегося неспособным правильно предсказать поведение общества. Популярность Жириновского в народе появилась в последние недели до выборов, до этого ничего не было. Люди доопределяются в последний момент, мнения имеют склонность меняться, как будто мы слушаем радио и подпеваем постоянно под совершенно разные песни. Чтобы сделать прогноз, нужно приложить дополнительные усилия, как себя поведут на выборах те, кто еще не знает, как они будут голосовать. Кроме того, нужно предположить, как себя поведут те, кого мы не опрашиваем. Дело в том, что люди, отказывающиеся от интервью, более нервные, разраженные, могут иметь более низкий социальный статус и их суждения могут отличаться. Поэтому в прогнозах, которые дают социологи, опросы – это только часть, все остальное – это экспертные представления. В конечном счете, наши  проценты составлены от числа опрошенных, а на выборах – от числа пришедших, то есть нужно одновременно прогнозировать и явку, и голосование.

Ответы на вопросы

Вопрос: Что Вам известно о технологиях манипуляции сознанием, в том числе, общественным мнением?

А.О.: Известно то, что мы все постоянно занимаемся манипуляцией. Когда юноша признается девушке в любви, то он занимается типичнейшей манипуляцией. Любое сообщение – это манипуляция. Любая коммуникация – это способ донесения чего-то из одной головы в другую. Но, естественно, есть те, кто занимается этим гораздо более эффективно и профессионально и все жизненные ресурсы посвящает этому занятию. Как и в любом деле, есть дилетанты, специалисты, профессионалы и т.д. Но само понятие «манипуляция» амбивалентно для оценки, хотя у нас в него обычно вкладываются негативные ассоциации. Если человек добрый, то его манипуляция – это ведь хорошо, если злой, то это плохо. Мы фактически исследуем результаты манипуляций. Если кто-то считает, что социологи в этом участвуют, то ровно, как и все остальные.

Вопрос: Достаточно ли репрезентативны опросы в условиях колоссального расслоения общества?

А.О.: Действительно, наше общество очень сильно расслоено, но это не означает, что методика статистического изучения каким-то образом должна учитывать этот фактор. Если ты обеспечил равную вероятность попадания в выборку каждого элемента генеральной совокупности, то любое ее расслоение проявляется в выборке. Сам факт расслоения для конструирования выборок не имеет значения, а то, что результаты опроса показывают о расслоении – это уже серьезно. У нас часть общества советская, другая часть – полусоветская, и еще одна – несоветская. В это различие проявляется в опросах о чем угодно. Советские люди принимают одни мнения и отбрасывают другие, а несоветский человек, который, как правило, молодой, имеет другие представления о мире. Сколько и тех и других? Если грубо говорить, то надо взять, к примеру, возрастную шкалу и смотреть по распределению по возрасту. Деление нашего общества – внешнее проявление глубинного фактора.

Вопрос: Не считаете ли Вы, что в сильно дифференцированном российском обществе, которое не способно артикулировать и агрегировать свои интересы, общественное мнение в меньшей степени влияет на повестку дня, чем повестка дня на общественное мнение?      

А.О.: Если вы хотите аналогию, то можно поговорить про эволюцию в биологии, как сложно устроен процесс возникновения видов, как они занимают свои экологические ниши, как происходит конкуренция и как происходит удачное развитие биологических систем. Мир общественного мнения подобен миру биологическому. Это петлеобразные системы с обратной связью, и сказать, что первичней – общественное мнение или повестка дня, – это как спорить о яйце и курице. Я бы сказал, что яйцо и курица – это одно и то же, как и общественное мнение и повестка дня. Кто на что влияет, зависит от того, с какой стороны на это смотришь. Мировоззрение, основанное на системах с многочисленными обратными связями, - это то, что сегодня является современным краем научного мировоззрения. То, что я не отделяю повестку дня от общественного мнения, манипуляторов от манипулируемых, – это проявление системного подхода. Все на всех влияют, любая попытка вычленить в системе какой-то аспект приводит к тому, что теряются системные свойства.

Вопрос: Пьер Бурдье в одной из своих работ утверждает, что общественного мнения не существует, в частности, он говорит, что многие люди вообще не имеют определенного мнения по какому-либо вопросу и в анкетах всегда отмечают «Не знаю» или «Затрудняюсь ответить». Можете ли Вы прокомментировать это, можно ли учесть мнение этих людей в опросах?

А.О.: Известный наш коллега Георгий Сатаров, где-то политтехнолог и где-то социолог, изучил на огромном количестве опросов статистику зависимости темы и распределения между людьми, которые сказали что-то и которые затруднились ответить. Смысл его умозаключений в следующем: есть разряд тем, которые можно условно назвать «новыми», по поводу этих тем определенные высказывания делаются людьми, которых можно назвать «обыденными экспертами» - это простые люди, более активно читающее, слушающие и думающее. Остальные респонденты, менее активные и меньше думающие, затрудняются ответить. Разделение между этими двумя группами существует по уровню образования, то есть более интеллектуальные и образованные быстрее реагируют на какие-то темы. А те темы, которые долго фигурируют в дискурсе, где уже с ней ознакомились и те, кто отстает, то распределение выравнивается и уменьшается доля затрудняющихся с ответом. Что касается текущих событий, например: «Как, на ваш взгляд, идет судебная реформа?», то затрудняющихся будет немного, так как и так все знают – идет она плохо. Но если про детали спросить, то затрудняющихся уже будет больше.

По поводу Бурдье. Он писал в своих работах не про общественное мнение, о котором я говорю, а про болезнь, связанную с публикацией и влиянием этих опросов на лиц, принимающих решения. Кроме того, его школа и его последователи боролись против того, чтобы делать бизнес на этом деле. Пьер Бурдье был человеком, социально озабоченным, он выступал на митингах, забастовках.

Вопрос: Почему важно, чтобы все имели равный шанс попасть в выборку? Почему бы не узнавать настроения у конкретных слоев населения, дифференцируя их по статусу?

А.О.: То, что я рассказывал – один из способов проведения исследования. Существует много других. Конечно, есть репрезентативные опросы, нацеленные на определенные социальные группы, и мы такие проводим. Кроме того, существуют качественные исследования, например, интервью фокус-группы. Я говорил лишь о небольшом островке методологий исследований. Более того, если есть мозги в голове, то можно просто выйти на улицу и поговорить с кем-нибудь случайно и понять, какие сейчас в стране настроения.

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, об отношении россиян к своей стране? Как их настроения можно объяснить?  

А.О.: Если имеется в виду правительство, то, в сущности, никак, как и к любому институту власти. Особых эмоций нет, кроме как по отношению к фигурам, которые эти эмоции затрагивают. Сегодня страшилкой для всех является Зурабов; если он есть в списке министров, то он сразу притягивает на себя все эмоции.

Но когда мы спрашиваем про правительство, то отдаем себе отчет в том, что многие представляют себе это как власть. К власти относятся, в принципе, позитивно, существенно позитивней, чем в 90-е годы. Во власти у людей есть кумир, так это сложилось, можно еще много лекций прочитать, как это произошло, но уровень популярности Путина имел подвижки первые два-три года; потом они зацементировались и стали неким монументом. Когда кто-то сделает что-то плохо, то интерпретация такая: «Он не доглядел, он не может же за всеми доглядеть…»; когда кто-то сделал что-то хорошо, то «Какое правильное Он дал указание…».

К своей стране отношение радикально изменилось. Если в 1990-е годы формировался комплекс неполноценности, и надежды из него выйти становились все меньше и меньше, то потом на фоне этих настроений появился Путин, и дальше стало все меняться в лучшую сторону постепенно, но радикально. Акции России, ее капитализация в умах людей, сейчас растет, и во многом это связано с тем, что в стране много денег. И если наверху дух денег проявляется в словах о российских активах, о «Газпроме» как о самой большой корпорации в мире, то внизу много людей, которые либо ждут в очередях на новые иномарки и инвестируют средства в недвижимость, или примеряют эти образцы на себя. Поэтому настроения, в общем, весенние. Куда это приведет – черт его знает, но на сегодняшний денег ситуация такова.

Вопрос: А как россияне видят будущее своей страны?

А.О.: На сегодняшний день явного проекта будущего России не существует. Эта тема не актуализирована, подавляющее большинство живет настоящим. Социальные аутсайдеры живут по принципу «Чтоб хуже не было», а социальные оптимисты смотрят на шаг вперед.