Национализм, ксенофобия, экстремизм – эти три понятия как бы подводят нас к началу большого электорального периода. На фоне первых попыток правительства упорядочить миграционные процессы информационное поле довольно плотно зарастает сообщениями о бесчинствах скинхедов, о стабильных общественных ожиданиях грядущих столкновений на национальной почве, а президент требует от политсообщества и от министров принятия строгих мер против любых проявлений экстремизма. Напрашивается вывод о том, что весь этот комплекс проблем будет одним из центральных в предстоящей избирательной кампании.
В принципе, это неплохо. Поскольку позволяет участникам гонки на этой основе выстраивать различные варианты социально-политических и экономических программ, а власти – плотно контролировать поведение и риторику претендентов на депутатские мандаты. Главное – чтобы все не слишком увлеклись игрой ради игры, не превратили борьбу с экстремизмом и ксенофобией в основную цель, отказавшись от четкого понимания, зачем их нужно преодолеть и как именно это сделать.
Предвижу удивленную и даже, не исключено, возмущенную реакцию: дескать, какая еще может быть цель в борьбе с экстремизмом, как не его уничтожение как абсолютного зла? Но борьба с абсолютным злом – дело опасное и, надо сказать, бесперспективное. Если с ним бороться как с таковым, не актуализируя его в связи с конкретными целями, выходящими за рамки борьбы, то весь процесс превратится в нескончаемую череду реактивных действий «сил добра», заведомо лишенных инициативы. Пример – антитеррористическая кампания, ведущаяся американцами. «Добро» не знает, где, когда и как проявит себя «зло», а значит просто обречено плестись в хвосте событий, навязываемых «злом».
Преодолеть эту порочную логику возможно только в случае более или менее волюнтаристского определения цели, когда «добро» решает, что именно в данный момент и в конкретных условиях считается «злом». А вынести такое суждение «добро» способно только при условии, если «зло» мешает ему решать какие-то задачи, прагматичные, а значит, лежащие за пределами противостояния двух абсолютов.
Таким образом, вести речь о борьбе с экстремизмом или ксенофобией (равно как и с терроризмом) как таковыми – нелогично. Это, кстати, хорошо видно из самой терминологии, которую используют сторонники такой борьбы: они говорят о «проявлениях», о «настроениях», об «идеологии», прибавляя к ним определение – «преступные». Но ведь ясно, что все это – вторичные явления. Чтобы их одолеть, необходимо, прежде всего, понять, зачем с ними нужно бороться, исходя из интересов развития российского общества, а затем – найти корни этих явлений и подрубить их – опять-таки исходя из логики обеспечения интересов развития страны.
Рассуждая таким образом, можно увидеть, что экстремизм и ксенофобия являются серьезными препятствиями на пути достижения принципиально важных для России целей, причем во множестве областей. Так, в политике они создают угрозу весьма хрупкой стабильности, считающейся одним из основных достижений последних нескольких лет, а кроме того, способны существенно повлиять на электоральное поведение общества, отвлечь его внимание от действительно насущных проблем, подменив их истерией битвы с фантомными врагами.
В социальной сфере эта угроза проявляется в виде растущей дезинтеграции общества, возникновения новых разделительных линий и углубления старых, что лишает социум способностей и воли к консолидированным действиям, ведет к росту агрессивности и насилия, делает их модными.
Уязвимым местом в экономике является, например, рынок труда и вообще вся структура трудовых ресурсов государства, на формирование которых оказывается сильное негативное воздействие: на волне ксенофобии усиливается эксплуатация многочисленной неквалифицированной сверхдешевой рабочей силы, что тормозит технологический прогресс в целом ряде отраслей, затрудняет привлечение более качественных специалистов из-за рубежа. Кроме того, ряд секторов экономики выводится в тень.
Наконец, сильные угрозы существуют и в сфере безопасности: рост ксенофобии ведет к криминализации миграции, расцвету паразитирующей на ней коррупции и т.п.
Понятно, что список можно продолжать; однако уже из перечисленного ясно: в современной России экстремизм и ксенофобия активно мешают решению совершенно ясных задач сохранения необходимого уровня политической стабильности, преодоления дезинтеграции общества, развития экономики на основе создания эффективных мобильных, квалифицированных трудовых ресурсов. И именно поэтому они – зло, с которым нужно бороться на конкретных направлениях.
Во-первых, речь должна идти об исключении экстремистской и ксенофобской тематики и риторики из политического и избирательного процессов. Требования добиться этого звучат уже довольно давно, однако до последнего времени результаты были нулевыми. Дело в том, что ксенофобия и экстремизм – чрезвычайно эффективные мобилизующие идеологии, позволяющие политикам напрямую общаться с «улицей», контроль над которой, как известно, является ключом к успеху.
Следует иметь в виду, что действенность экстремистских и ксенофобских лозунгов возрастает пропорционально экономическому развитию именно на том этапе, на котором сейчас находится Россия. В обществе нарастают социально-экономические ожидания, все большее число людей осознает возможность повышения своего уровня и качества жизни, перехода в страту «среднего класса». А значит, нарастает и конкуренция за «место под солнцем», что служит самой питательной средой для экстремизма и ксенофобии. Вспомним, что в марксистско-ленинской терминологии «средний класс» называется «мелкой и средней буржуазией», которая по природе своей является основным и наиболее активным носителем агрессивного национализма, шовинизма и (чур меня!) фашизма.
В этих условиях ясно выраженная политическая воля руководства страны запретить (или хотя бы существенно ограничить) использование экстремистских и ксенофобских тем в предвыборной борьбе неизбежно столкнется с большими трудностями. Видимо, понимая это, власть вбросила в политическое поле некий «суррогат» - идею эффективной миграционной политики, напрямую связанной с рынком труда. И совершенно не случайно реализация этой политики начинается с рынков – естественной вотчины «среднего класса» (мелкой буржуазии). Трансформировав ее природные деструктивные экстремизм и ксенофобию в конструктивную «эффективную миграционную политику», власть рассчитывает обезвредить мощную энергию «мелкобуржуазной стихии». Дай Бог, чтобы это получилось!
Но, как представляется, основная работа должна вестись не на политическом поле, а в сфере социальных отношений и структуры общества. Нынешнее его состояние вряд ли позволяет надеяться на преодоление экстремизма, поскольку само по себе порождает его. О важной роли в этом процессе молодого, неуверенного в себе, в своем будущем среднего класса уже было сказано. Добавим только, что эта неуверенность заставляет его представителей выбирать агрессивные, экстремистские модели социального поведения, поскольку перед ними нет альтернативных вариантов долгосрочного, планируемого заранее роста. Иными словами, сегодня у них нет уверенности в том, что с ними произойдет через 5-10-15 лет, что будет с их детьми и внуками. Выход из этой неопределенности – агрессия, насилие как формы «сжатия» социального времени. Российскому среднему классу (как марксистскому «взбесившемуся мелкому буржуа») нужно «все и сейчас».
Поэтому важнейшей задачей сегодня становится создание реальных возможностей для долгосрочного планирования жизни, карьеры и т.п. на уровне среднего класса. Это – целый комплекс проблем, включающий в себя и социально-экономические меры, и культурно-информационную политику, образование и многое другое. Кстати, о расширении горизонтов планирования жизни людей говорил в первые годы своего президентства и сам Путин, правда, потом этот тезис как-то затерялся.
Не менее важной задачей в социальной сфере можно считать и работу по интеграции общества. В настоящий момент приходится констатировать, что единого российского общества почти не существует: оно представляет собой конгломерат региональных (даже местных), этнических, отраслевых сообществ, крайне мало и слабо связанных между собой. Крайне (если не сказать катастрофически) глубока и дифференциация по уровню доходов. В этих условиях в каждом из сообществ формируется собственное, особое, отдельное от других мировоззрение, которое рассматривает всех остальных в качестве «чужих». И эта «плюралистическая» система мировоззрений приобретает черты устойчивости.
По сути, мы, россияне, становимся все более чужими друг другу. А отношение к чужакам по определению может быть только настороженным, с тенденцией к враждебности. То есть, речь идет о ксенофобии, причем всеобъемлющей: чужаками становятся не только иностранцы, но и граждане России; не только граждане России различной этнической или религиозной принадлежности, но и представители одной и той же этнической группы в зависимости от места проживания и социального статуса. И такое деление становится все более дробным.
Преодоление его, разработка политики социо-культурной интеграции – достойнейшая задача для амбициозных и ответственных политических сил. В комплексе с уже перечисленными, она вполне способна составить основу социально-политической и экономической программы, направленной на достижение качественно нового уровня развития государства и общества. А в процессе такого развития будут устранены и ксенофобия с экстремизмом (вкупе с бездорожьем и разгильдяйством – шутка!). Именно устранены, сдвинуты на обочину, как мусор, мешающий нормальному движению.
А просто так бороться с ними не надо. Чтобы избавиться от мусора, нужно заботиться о чистоте, а не о мусоре.
