Что нам делать с Северной Кореей? Этот вопрос в последнее время нешуточно беспокоит мировое сообщество. Действительно, что делать с хронически голодной страной, застрявшей в своем развитии где-то в середине прошлого века и грозящей оттуда миру каким-то каменным топором, но в ядерно-ракетном исполнении?
Но почему делать что-то надо именно с Северной Кореей? Странное дело, но отчего-то практически все комментарии по северокорейской проблеме проводят мысль, по которой Пхеньян является самостоятельным игроком или, говоря в модных ныне в России терминах, суверенной державой первого порядка, стоящей на одной ступени с США, Россией и Китаем и опережающей Японию и западноевропейские государства. Но ведь одного взгляда на географическую карту достаточно, чтобы удостовериться: Северная Корея – это не что иное, как часть Китая. Иного просто не может быть. И если бы это не было так, то это свидетельствовало бы о бессилии и глупости Китая, его полном отказе от традиций собственной политики и просто от здравого смысла.
Но Китай не глуп и не бессилен. Он со всей четкостью осознает собственные интересы и прекрасно пользуется традиционными методами непрямых действий. И не может быть ни малейшего сомнения в том, что пхеньянская ядерная программа – элемент именно китайской стратегии. Поэтому истинным вопросом в этой ситуации будет не «что делать с Северной Кореей?», а «чего хочет Китай?».
А Китай хочет стать глобальной супердержавой, что в переводе означает разделить с США ответственность за поддержание глобальной стратегической стабильности.
Если взглянуть на проблему с этой точки зрения, то становится ясно: северокорейская ядерная программа – это целенаправленно созданная Китаем идеальная площадка для согласования интересов с Америкой по формированию военно-политического баланса в дальневосточном регионе.
Китай намерен создать собственную развитую систему безопасности. Одним из важнейших ее элементов должны стать гарантии неприкосновенности транспортных коммуникаций в Тихом океане. Сейчас эти гарантии дают только США. Китай намерен нарушить их монополию, но не заменить американские ВМФ, а разделить с ними ответственность.
Для этого необходимо добиться контроля над Корейским полуостровом. Стратегический интерес Пекина здесь заключается в объединении двух Корей и превращении единого государства в своего союзника – весьма мощного союзника, заметьте. Ведь если южнокорейский экономический и военный потенциал объединить с северокорейскими ядерными разработками, получится величина, сопоставимая с Японией. Любопытно, что переговоры по объединению и по ядерной программе были начаты примерно в одно и то же время и ведутся параллельно.
Правда, можно заметить, что для достижения этой цели нужно дождаться вывода американских войск из Южной Кореи, а они, вроде бы, пока уходить не собираются. Но для Китая это – не вопрос. Китайцы умеют ждать, умеют убеждать и прекрасно знают, что нет ничего вечного, кроме самого Китая. Что если в обмен на вывод американских баз и объединение Кореи Китай гарантирует безъядерный статус полуострова? И наоборот: покуда американцы будут оставаться на Юге, Север будет продолжать свои ядерные экзерсисы? И тут время будет работать на Китай.
Но почему американцы должны заинтересоваться китайскими планами? Прежде всего, потому, что система стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе – это насущная проблема ближайшего будущего. Расклад сил в АТР в 21-м веке – это вопрос вопросов. И Китай уже застолбил за собой первоклассные региональные позиции. Без него уже ничто в регионе не может быть сделано.
В этом смысле китайцы поставили Америку перед выбором: либо дружите с нами, либо продолжайте по-старинке опираться на Японию. Но учтите, что потенциал японцев ограничен безъядерным статусом и отказом от применения вооруженных сил за пределами страны. Так что Токио – вам не помощник. В недалеком будущем мы (Китай) все равно станем региональной супердержавой, и вам придется-таки с нами договариваться. Лучше сделать это теперь полюбовно, чем завтра, но через «конфликтную притирку».
Дилемма – Китай или Япония – озаботила США, где по этому вопросу была развернута широкая дискуссия. Но еще более она озаботила Японию. И вот руководство Страны восходящего солнца в обход Конституции направляет японских военных в Ирак. А потом начинаются все более предметные разговоры о необходимости снятия конституционного запрета на обладание полноценной армией и на ее использование за рубежом. Причем в пользу такого решения открыто высказываются многие официальные американские деятели.
Для стран региона – и прежде всего для Китая и Кореи (как северной, так и Южной) – все это является свидетельством угрозы возрождения японского милитаризма. Причем если до последнего времени гарантией против него были США, то теперь они снимают с себя эту роль. И получается, что единственной гарантией становятся Китай и – кто бы вы думали? – да-да, именно Северная Корея, обладающая ядерным оружием. А это, в свою очередь, означает: вас беспокоит Пхеньян? Тогда заставьте Токио отказаться от ремилитаризации. Вы боитесь, что без Токио вы не сможете эффективно действовать в АТР? Это ошибка: вы гораздо больше потеряете, оставшись без Пекина. Токио – дутая величина, ведь не сегодня-завтра китайская промышленность практически полностью вытеснит японскую продукцию с региональных и мировых рынков. Внутреннее потребление у них неразвито. Армия, по сути, им требуется только для создания внутреннего спроса, для поддержки экономики. Но нужен ли вам такой союзник, все могущество которого, в конечном счете, опирается только на армию? Можно ли считать его предсказуемым?
Другое дело – Китай. Забудьте про амбиции Японии. Оставайтесь, если хотите на Окинаве, но позвольте нам организовать объединение двух Корей – и про пхеньянскую бомбу можно будет не вспоминать, а главное – вы получите сильного, стабильного, предсказуемого и ответственного партнера.
В таком или примерно таком духе убеждают китайцы Вашингтон. И, скорее всего, не без успеха. Ведь еще в 2000 году вашингтонская администрация признала за Китаем статус привилегированного партнера по диалогу о стратегической стабильности. (Заметим в скобках, что ранее такой термин употреблялся только по отношению к СССР.)