В начале 1970-х годов Перу, одна из беднейших стран Южной Америки, провозгласила кечуа вторым государственным языком наряду с испанским. Почему? Ответ прост: чтобы предотвратить  наметившийся  распад единого национального самосознания перуанцев. Кечуа, потомки древних инков, поставили перед испаноязычными креолами вопрос «ребром»: либо мы одна нация, говорящая на двух языках, с равноправными культурами и честной историей, объединившей нас, либо мы – разные нации, непонятно почему удерживаемые в границах одного государства.

В России же национального самосознания нет и в помине. Национального в том смысле, как его понимают во всем мире, как цивилизованном, так и не очень, где слово «нация» – синоним слов «государственная принадлежность», «гражданство». Строительство мультиэтнической нации кажется нам затеей слишком сложной и даже опасной. Подавляющее большинство населения искренне полагает, что даже простое уважение духа конституции федеративного государства – смертельная угроза для России. Более безопасным нам кажется национализм моноэтнический. С одной государствообразующей «нацией», одной государствообразующей религией, одним государствообразующим языком. Которые в практическом воплощении превращаются в расизм (его эвфемизмом почему-то стала «ксенофобия»), языковую, культурную и религиозную нетерпимость.

Вы можете представить такой примерно диалог «ксенофоба» с рыночным торговцем: «Извините, мы проводим акцию против нелегальной иммиграции. Вы, судя по всему, азербайджанец, но, случаем, не из российского ли Дербента, где азербайджанцы живут больше тысячи лет? Ах, вы даже кумык? Как интересно! Я читал, что кумыкский язык относится к кипчакской, или половецкой, группе, но мне показалось, что вы произнесли «кель» - «подойди» - со звонким смычным в анлауте – как «гель» в огузской группе. Ах, диалект! Тысяча извинений за то, что приняли вас за иностранца. Успешной торговли!»

Мы полагаем, что России удастся каким-либо образом обойти закон новой истории, закон, который за 200 лет не допустил ни одного исключения. Этот закон утверждает: «Одно государство – одна нация, одна нация – одно государство». Закон подразумевает, что если в государстве по какой-либо причине складывается больше одной нации, это государство — империя, и вопрос лишь в том, когда и насколько кроваво произойдет его распад. Казалось бы, закон оставляет шанс и нам: сегодня мы имеем «одно государство», и ничто не мешает сколотить «одну нацию». Проблема в том, что нация никогда не создается насилием, но только рождается в противодействии насилию. Потому что нация — это «всего лишь» ощущение единства цели.

Чего мы добились? Когда-то сослуживец мариец сказал: «Мы – русские, только у стариков язык другой», и очень удивился, услышав, что марийский язык родственен финскому. Пару лет назад в республике начали борьбу со всеми этими национальными «танцами-шманцами», а заодно и с преподаванием марийского языка. Сегодня марийские интеллигенты создают полуподпольные кружки и пишут жалобы в Европейский суд, а парламентарии Финляндии и Эстонии инициируют обсуждение в Европарламенте проблем мари. Кто еще не заявил во весь голос: «Мы – не русские! Мы – нация!»

Что же делать со всеми этими миллионами? Отделиться не позволим. Ассимилировать не можем. Признать равными не хотим. Но, сказав «А», придется сказать «Б». Если высшие государственные чиновники федерации называют один, пусть и крупнейший из народов федерации «государствообразующей нацией», «опорой российской государственности» и т.п., то хорошо бы дать определение и остальным народам России. Кто они? Нахлебники, приживалы, черви, подтачивающие опору? А ведь подточат! Потому что русские женщины рожать отказываются, а татарские или аварские еще как-то умудряются. Хотя тянут ту же лямку в полной мере.

Через два-три десятилетия 15-20 процентов национальных меньшинств превратятся в 25-30. А еще через пару десятилетий? Что тогда? Как долго выдержит Россия деление своих граждан на лиц «славянской», «кавказской» и «азиатской» национальностей? Останется ли тогда время, хватит ли тогда терпения, возблагорассудится ли тогда всем вместе создавать единую нацию? И что произойдет, когда не выдержит, если не останется, не хватит и не возблагорассудится?

Автор не является сторонником теории, согласно которой не существует безвыходных ситуаций. Они существуют. Это показал и развал СССР, а любой «выход», который мог спасти его, следует приводить в сослагательном наклонении. Скажем честно, по нашему мнению, шансы на сохранение России в существующих границах невелики.

Формированию и противостоянию разных наций в рамках одного государства предшествует противостояние разных обществ. Не страшно, если эти общества равноценны, одноуровневы. В этом случае они могут балансировать, искать компромиссы и постепенно интегрироваться. Как в Бельгии, где и валлонская, и фламандская общины – гражданские общества, вместе составляющие гражданское общество страны. Как в Швейцарии, которая в средние века представляла собой союз клановых обществ, слабых по отдельности, но успешно противостоявших Габсбургам в своем единстве.

В России столкнулись разноуровневые общества: считающееся более примитивным клановое общество кавказцев и считающееся более развитым (обще)гражданское – славян. Иными словами, клан это АКМ, гражданское общество – МБР. Проблема в том, что террористы (или спецназ, если угодно) штурмуют саму пусковую площадку межконтинентальной баллистической ракеты. Кто-то за шоколадку выдал им паспорта, кто-то, не заглянув в кузов, протянул в кабину растопыренную пятерню, кто-то за пачку сигарет открыл ворота в ограждении. Такое невозможно?

В условиях насквозь коррумпированного государства так называемое «гражданское» общество тридцатитысячного города это всего лишь бараны, которых будут безнаказанно стричь и резать тридцать бойцов клана. Причем горожане прекрасно понимают, что есть трескотня чиновников, заглушающих  пилу  дровосека, но никакого гражданского общества, формирующего для своей защиты государственные структуры, попросту не существует. Правильнее сказать, сами госструктуры превратились в корпорации – своего рода кланы, объединенные не столько родственными, сколько служебными и бизнес-интересами. Корпорации неплохо сотрудничают с кланами, поддерживают эти структуры, как на Кавказе, так и на остальной территории России. Это позволяет им «контролировать ситуацию». Примерно так же, как некоторые офицеры с помощью старослужащих контролируют ситуацию в части.

Что дальше?

Первый вариант - «Новой Чечни» не будет: нет нужды. То, что должно произойти, произойдет само собой в какой-нибудь Завидовской пуще, когда цена на нефть снова и надолго упадет до $9. Как гласит туркменская пословица: «Спокойно сиди на пороге дома, и мимо пронесут труп врага».

Второй вариант – насильственная дезинтеграция России. И он реализуется полным ходом. Массовое сознание приняло идею: «Черные – вон!» («Я скорее за то, чтобы всех этих было поменьше»). В противодействие кавказским кланам массовое сознание породило то, на что оно только и способно - «белые» кланы. От «Движения против нелегальной иммиграции» в галстуках до расистских банд с ножами и битами. Вражда уподобляет. Однажды события, подобные тем, что произошли в Карелии, приведут к цепной реакции по всей России. Беспорядочные столкновения на рынке Кондопоги «структурируются» в линию противостояния по Тереку. Впрочем, вряд ли. Еще в 1930-х русские составляли большинство на его правом берегу до Сунжи и Грозного. Сегодня русских почти не осталось и на левом берегу Терека. Линия фронта пойдет по Куме, Кубани, Калмыкии. А может быть, дойдет до Хаджитархана (Астрахань), Сарая-Берке (Царев), Сары-су (Царицын). Что там до Казани и Йошкар-Олы? Сары-тау (Саратов)?

Последней крепостью адыгов, взятой русскими войсками в ходе Кавказской войны 19 века был аул Кбаада, ныне – Красная Поляна. В начале 1990-х здесь собрались главы республик Северного Кавказа. «Дорогие гости!» - начал ведущий. «Это вы здесь гости!» - перебил его генерал Дудаев.

Фантастика? С начала 60-х эритрейцы вели борьбу за независимость от Эфиопии. Президент Менгисту Хайле Мариам отстроил идеальную вертикаль власти, распустил парламент и гражданское правительство, заменив их неким «административным советом» и «военным правительством». Но режим гнил, а мощь его зависела от внешних факторов. Нет, не от цен на нефть и газ, а от помощи СССР, который поставлял дружеской и «социалистической» Эфиопии оружие. Много оружия и очень хорошего. В конце 1980-х подпитка прекратилась. Эритрейские повстанцы, вооруженные АКМ, освободили свою провинцию и дошли до Аддис-Абебы. Предположим, по каким-то соображениям СССР предоставил бы Менгисту МБР. Смог бы тот их применить? Для диктатора это не вопрос. Вопрос – когда и где? В горах мятежной провинции, пока там еще шли бои эритрейцев с правительственными войсками, в восставшем Аксуме рядом с Эритреей, в житнице страны – долине Аббая или в пригородах столицы? Восставшие – сначала нигде, а потом – везде. Эритрея добилась независимости. Кстати, ее население составляло 5-6% от населения Эфиопии. Сугубо для наглядности сравнения: это население республик Северного Кавказа по отношению ко всему населению России.

Третий вариант – создание в России гражданского общества. Общества, ощущающего себя единым и единственным носителем верховной власти и суверенитета. Общества, действительно формирующего и контролирующего государственные структуры всех уровней. Общества, всей своей мощью защищающего каждого гражданина стократ надежнее, нежели семья, клан или корпорация. Общества, преимущества которого будут очевидны для славян, кавказцев, азиатов, православных, мусульман, буддистов, атеистов. Общества, которое станет основой единой российской нации.

Вот это действительно кажется фантастикой.