Нынешние - спустя пятнадцать лет - оценки Августа 91-го столь взаимопротиворечивы и несводимы ни к какой общей позиции, что, вероятно, прежде всяких оценок стоило бы восстанавливать простейшую событийную канву тогдашних событий. Иначе выйдет распространенная ныне, но не совсем точная картина: граждане ни с того, ни с сего взбесились и в три дня сокрушили Тысячелетнюю Державу, от какового сокрушения произошли неисчислимые бедствия. Зачем взбесились - а черт их знает. При столь глубоко историческом взгляде мы, несомненно, и будущее сумеем столь же глубоко провидеть. Речь, повторяем, пока даже не об апологии и не об осуждении, но всего лишь о том, чтобы хоть что-то помнить.

На такие мысли навела интернет-запись, сделанная одним из ФЭПовских питомцев и суверенных демократов - "Я твердо знаю: случись похожая ситуация, у ребят из АП рука не дрогнет. И это, знаете ли, обнадеживает". Что там будет с административными ребятами, сердце у них заиграет или очко, обнадеживаться нам в связи с этим или унывать, - автор этих строк твердо не знает, да ему это даже и неинтересно. Исторические сбросы такой силы - "Был день - когда Господней правды молот//Громил, дробил ветхозаветный храм" - случаются слишком редко, чтобы и на долю административных юношей обязательно досталось.

Интересно другое: питомец (да если бы он один) искренно не помнит, с чего все дело началось. Не помнит про изоляцию (по состоянию здоровья, естественно) законного главы государства, про введение более или менее на ровном месте чрезвычайного положения и военной цензуры, про танки на улицах столицы - впервые с 1953 г. Все последовавшее было ответом тем, кто ранним утром 19-го совершил попытку государственного переворота - причем переворота не в нынешнем девальвированно-освободительном смысле, когда так называют каждый чих и каждую глупость верховной власти, а в смысле самом серьезном - если деяния ГКЧП не подпадают под состав переворота, что тогда вообще под этот состав подпадает? Но тогда бодрое "у ребят из АП рука не дрогнет" означает, что, по мнению говорящего, ребята без лишних раздумий готовы повторить утренние деяния 19 августа 1991 г., а затем нещадно давить всех, кто воспротивится аресту главы государства etc.

Оно и Бог бы с ним, с ФЭПовским питомцем, кабы он не был вполне типичным представителем сегодняшних ниспровергателей Августа. Ниспровергателей, искренно не помнящих - кто по своему тогдашнему малолетству, кто по своему всегдашнему многоумию - ту уникальную совокупность обстоятельств, приведшую к трехневному краху ГКЧП, КПСС и СССР.

Во-первых, как уже было сказано выше, путч - это деяние, совсем не обязательно вызывающее покорность, ниже положительное отношение. В условиях общественного подъема - который в 1991 г., несомненно, наличествовал - успех путча мог быть обеспечен лишь образцово-показательной жестокостью, когда с нарочитыми перехлестами населению демонстрируют: "Мы не шутки пришли шутить". При отсутствии немедленной - по законам жанра правильнее было бы начинать еще вечером 18-го - готовности сажать и стрелять, не очень ясно, зачем вообще идти на такое дело.

Во-вторых, решившись на дело, члены ГКЧП не учли, что они не только не в Латинской Америке, где пронунсиаменто - вещь привычная, но даже и не в зрелом СССР, где как-то умели устраивать верхушечные перевороты с последующим разоблачением антипартийной группы и волюнтаризма. За годы перестройки мало того, что худо-бедно была если не выстроена, то хоть заявлена иная система легитимации - не через Политбюро, а через конституционные институты (президент СССР, Съезд народных депутатов СССР etc.), но вдобавок к тому эта система оказывалась двойной. Кроме СССР была еще и РСФСР, взаимободание которых производило много хаоса и неразберихи, но это же взаимободание создавало два эшелона легитимности, которые было необходимо проломить путчистам. Не только упромыслить президента СССР, но раскассировать еще и легитимные учреждения РСФСР. То есть привести самую большую - и de facto союзообразующую республику в юридически полностью ничтожное состояние - "Вы никто и звать вас никак". При тогдашнем подъеме российско-суверенных чувств то была, как минимум, непростая задача.

В-третьих, задавливание российского суверенитета, будучи делом самим по себе непростым, осложнялось тем, что самоубийство союзного центра было на тот момент безусловным фактом общественного мнения. Если в заговоре против союзного президента состоят союзные премьер, председатель парламента и силовые министры, это уже такая степень распадения, после которой центр можно считать несуществующим, а республикам - России, в частности - остается рассчитывать только на собственные силы. Они и рассчитывали, поскольку безропотно сдавать власть самоубившемуся центру, т.е. непонятно кому, можно лишь в состоянии крайней деморализации, которой не наблюдалось.

В-четвертых, той властью над умами, которую СССР приобрел на втором десятке лет после своей кончины, в последний год своей жизни он отнюдь не располагал. О советском, а также красном проекте много стали говорить, когда уже и могила СССР заросла до неприметности. При жизни же покойного никакой особой проектности (и даже простого благоустройства) никто в упор не видел. По состоянию на 1991 г. дебаты о судьбе СССР сводились к альтернативным вариантам закрытия: либо подстелив соломки, мягко и осторожно, либо лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. По мере прогрессирующего развала хозяйственной жизни второй подход делался более распространенным, а трехдневная история с и.о. президента СССР Г.И. Янаевым окончательно умножила число сторонников такого подхода. Идея же "Союз, пусть даже и под началом Янаева с Крючковым - превыше всего" умами не владела ни в какой мере. А ведь только такая идея могла бы служить надежным заслоном против Преображенской революции.

В-пятых, убежденность в том, что нет режима более злого и увертливого, чем коммунистический, являлась тогда господствующей. Злого - ибо послужной список коммунизма, только-только сделавшийся предметом широкого публичного обсуждения, был подлинно впечатляющим (отвлекаясь от сегодняшней злобы дня и других послужных списков, он и поныне таким остается). Увертливым - ибо история коммунизма сохранила довольно случаев тактического отступления с последующим возвращением на круги своя. Собственно, большая часть горбачевской перестройки сопровождалась именно такими ожиданиями - "Товарищ, верь, пройдет она, // И вот тогда в госбезопасности // Припомнят наши имена". Когда ГКЧП предстал зримым подтверждением этой ожидаемой злой увертливости, реакция была вполне ожидаемой - бить до конца, чтобы больше не встали.

Наконец, в-шестых, этот объективно сильнейший антипутчистский потенциал тогдашнего русского общества дополнялся прирожденным вождем - Б.Н. Ельциным. Сегодня, когда каждый Хинштейн считает своим долгом пнуть этого мужа, пинки, кажется, достигли своей цели. Многие люди искренне не помнят, что в 1991 г. Ельцин был авторитетнейшим лидером, и его "Нет!", сказанное 19 августа, было не пустым звуком, но царственным гласом. В те дни народ имел своего вождя, а в момент исторического противостояния это дорогого стоит.

Можно указывать еще и на иные факторы, но и вышеприведенных  довольно для того, чтобы увидеть, как Господь Бог долго терпит, да больно бьет. Когда утром 19-го теледикторы огласили заявление ГКЧП, все многочисленные линзы А-изделия выстрелились в одну точку и произошел обжим с последующей эксплозией. А равно и Господней правды молот. Но согласное соединение такого количества обстоятельств - вещь в истории редчайшая. Это не какая-нибудь оранжевая, прости Господи, революция - это катаклизм на самом деле всемирно-исторического масштаба.

Так что и ребята из АП и около АП, не способные видеть в звездных часах человечества ничего, кроме простейших разводок, и ребята с противной стороны, полагающие, что наступление звездных часов зависит единственно от их желания, могут успокоиться. Новый Август ребятам и не угрожает, и не светит. Уж слишком редкостны такие часы в истории, часы подготовляемые десятилетиями, если не веками.