Последние двадцать лет принесли России множество перемен – и социальные не менее интересны, нежели политические, а, может быть, и важнее. В частности, совсем иное место в жизни среднего человека стали занимать деньги. Не стоит ёрничать и утверждать, что при Советах люди были чище, великодушнее и отнюдь не всё мерили на бумажки разной степени конвертируемости. Конечно, и наши родители думали, как свести концы с концами, прикидывали, на что хватит денег, и прекрасно знали, какую покупку они не смогут себе позволить. Однако при всем при этом место денег было отнюдь не первым, престиж богатого – не наивысшим.
Деньги не были, не могли быть абсолютным мерилом достижений человека. Не только потому, тогдашнее государство не любило тех, кто их зарабатывал – оно главным образом не любило тех, кто зарабатывал деньги помимо государства. Именно это, а вовсе не религиозная социалистическая уравниловка, было причиной лицемерной пропаганды, осуждающей различного рода «стяжательство».
Зарабатывающий же деньги официально одобренным способом их получал, т.е. был по отношению к деньгам субъектом пассивным и при иных обстоятельствах мог ничего и не получить. Так же он получал, а не покупал квартиру, а многие предметы социального обихода приобретал только после определенных манипуляций и государственного же одобрения.
Не будем делать вид, что в России не осталось людей, получающих от государства немалые блага, но уж очень узок их чиновничий круг. Да и первое, что они стараются с этими благами делать – получить их денежный эквивалент. Так что, как ни крути, а деньги со всех точек зрения вышли в российском обществе на первый план и случилось это впервые в русской истории (постреформенная ситуация второй половины XIX – начала ХХ вв. не была столь монетаристской, как нынешняя). Российский социум, не только не имевший длительного опыта жизни при полноценном денежном обращении, а, наоборот, переживший почти столетие полного господства государства над финансовой сферой, к подобному положению оказался не готов.
Поэтому вышедшие из-под контроля деньги сразу захватили власть над современным россиянином. Внезапно они оказались всеобщим мерилом, доминантой настоящего, определителем будущего. Стали так же беспощадны и всемогущи, как во многих странах Азии или Латинской Америки – безо всякой амортизации, свойственной зажиточным обществам Европы и, в меньшей степени, США.
Человек, как предупреждали пропагандисты эпохи развитого социализма, стал определяться по тому, сколько он стоит. К этому добавилось еще и вполне оправданное недоверие к российской банковской системе и предлагаемым ею способам накопления или утилизации капитала – поэтому, заработав минимально разумную сумму денег, россиянин первым делом стремится ее потратить. И оставшись на нуле, бросается зарабатывать снова.
В отношении всех важнейших областей социальной жизни: образования, транспорта, медицинской помощи, судопроизводства – монетизация повлекла утрату определенных достижений советского периода, отнюдь не принеся с собой съедобных плодов, над которыми Запад работал не одно столетие. Поэтому оскал монетизировавшихся образования, медицины и судопроизводства оказался более чем волчьим. Ничего хорошего в этом нет, но и избегнуть такого состояния невозможно. Можно лишь улучшить положение вещей с помощью проверенных историей механизмов. Они требуют только двух вещей – времени и терпения. Но что же делать человеку – ждать? Жить в нищете? Пробиваться с помощью локтей и зубов?
Несмотря на понятное желание отнести все плохое на счет советской власти или «преступной ельцинизации», проблема «деньги и человек» существовала в христианстве изначально (не будем заглядывать глубже, для нашей цели это не обязательно). Более того, согласно воззрениям, доминировавшим в двух наиболее консервативных деноминациях – православной и католической, богатство не считалось добродетелью. В православной традиции это мнение оставило особенно глубокий след. Не будем перечислять все евангельские инвективы, напомним лишь самую известную: «Трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мат. 19:23). И дело не в том, насколько сама христианская церковь или европейская цивилизация в целом следовала финансово-этическим рекомендациям Нового Завета, важно, что они на протяжении многих столетий были духовным компасом европейского (и русского) мира. Неоднократный отказ от богатства и уход в монастырь – не выдумка «церковников», помимо св. Франциска это сделали тысячи людей. Богатство было почти что синонимом греха – да и поступки богатых мира сего только подкрепляли это убеждение.
Все изменилось с выходом на историческую арену протестантизма с его повышенным интересом к Ветхому Завету и желанием перечитать священные тексты – по возможности, ближе к оригиналу. Лютер и его наследники сделали Библию доступной любому грамотному европейцу – и он с большим интересом начал читать Писание и извлекать из него ранее неведомые уроки.
В ветхозаветной же традиции богатство, наоборот, считалось знаком благоволения небес, а грехом было неправильное его распределение, нежелание делиться им с ближними, прощать долги и приносить благодарственную жертву Всевышнему. Можно долго дискутировать, стали ли протестанты читать священные тексты по-новому или просто нашли в них то, что им было близко, но факт остается фактом. Протестантская цивилизация, упиравшая на божественное предопределение, а не на свободную волю, перестала считать сверхприбыль грехом, сделала нормой работу с целью обогащения, одновременно указав, что люди, заработавшие неимоверные суммы, обязательно должны ими делиться.
Внимательное прочтение Евангелия от Матфея (и прочих Евангелий) привело к мысли о том, что содержащиеся там инвективы против богатства, как минимум, не абсолютны. Например, услышав знаменитое: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие», ученики спрашивают Спасителя: «Так кто же может спастись?» (курсив мой – П.И.) потому, что считают богатого отмеченным Божьей печатью, и если уж он не может спастись, так, действительно, кто же?
Ответ, о котором часто забывают, был истолкован как раз в смысле учения о предопределении: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мат. 19:24-26). Значит, от богатства, как такового, греха нет. Поэтому оказалось возможным зарабатывать и поступать с приобретенным богатством в соответствии с Писанием, т.е. не копить, а тратить – но тратить разумно. Так зародилась современная благотворительность, которую в исполнении одного из её наиболее ярких представителей, Билла Гейтса, мы имеем возможность наблюдать почти ежедневно.
На уровне же более низком благотворительность в западном мире тоже существует и давно уже не только в протестантских странах. Что до работы с целью обогащения, то северная (как правило, протестантская) Европа в этом смысле по-прежнему превосходит южную, где не меньшей целью жизни является joie de vivre. Американцы в среднем работают (и зарабатывают) еще больше. Но они вынуждены и платить за многое, что в Европе дается бесплатно или с большой скидкой (детские сады, высшее образование и т.п.). Финансовая зависимость, в которую попадает средний американец, не столь страшна, как ее малюют, но это не значит, что ее нет. Да и европейцы считают деньги очень аккуратно – на глазах автора один хорошо оплачиваемый голландец долго (и законно) пытался обойти пошлину на ввоз в Нидерланды вполне среднего автомобиля (не вышло), а несколько немцев свою таможню все-таки победили и пару тысяч сэкономили.
Поэтому у российских соседей тоже в избытке феноменов не вполне симпатичных. Так называемое общество потребления действительно существует, и только от конкретного человека зависит, будет ли он ему сопротивляться или позволит себя поглотить. Бороться за пару тысяч уместно, но нужно ли сто тысяч раз подряд экономить по две копейки?
Не раз и не два слышал жалобы на жизнь в кредит, на кабалу, в которую еще в молодом возрасте попадает любой выросший на Западе человек, на беличье колесо, из которого так тяжело вырваться. Как говорится, «если вы думаете, что никого не интересует, живы вы или нет, то попробуйте пропустить два платежа за автомобиль». Но верно и обратное – не раз приходилось видеть людей, которые в силу жизненных или семейных обстоятельств были свободны от забот о деньгах. И сколь же часто они использовали данную им свободу для того, чтобы провести всю жизнь на одном месте, отъесться до неимоверных размеров, обкуриться до полусмерти и совершенно ничего не сделать. Все-таки нужен человеку стимул к деятельности – любви и честолюбия оказывается мало. Они хороши лишь для самых честолюбивых или самых влюбленных. А для обычного человека возможность добиться благосостояния и передать его по наследству выглядит очень даже заманчивой.
Последнее для человека очень важно, и в коммунистической России удавалось отнюдь не всегда. Собственность была отчуждаемой, ее могли запросто конфисковать, отобрать. Наивысшие блага – квартира в центре, дача в закрытом поселке – были государственными и по наследству не передавались. Да и чтобы сохранить в семье квартиры попроще, каких только комбинаций не устраивали жители страны Советов! И не всегда высокоморальных – вспомните «Обмен» Трифонова. А семейные драгоценности старались не декларировать (мало ли что) и делили их на сходках клана, с участием всех бабушек и тетушек. Ругались из-за них поэтому тоже сильно, иногда на всю жизнь. Всего этого теперь нет – с таким количеством нефти и отката отечественным чиновникам не нужны жалкие бранзулетки и комнаты в блочных домах. Завещайте на здоровье!
Ну и ладно – с исторической точки зрения это только хорошо. Выбивающиеся из сил сегодняшние родители – залог того, что их детям будет заметно полегче. Собственность стала оставаться в семье, а это один из важнейших моментов накопления, освобождения в течение одного-двух поколений от необходимости начинать с нуля. Хотя в обществе всегда должны быть те, кому придется начинать с пустого места – одним это не удастся, но другие-то выйдут в люди, а заодно сделают для общества что-то высокополезное.
Нечего и говорить, что многие из вышеперечисленных аспектов от России еще далеки. Отечественный кредит находится в зачаточном состоянии, поэтому вместо тридцатилетней западной кабалы россияне находятся в кабале ежедневной. Ветхозаветную проблему «как поступить с большими деньгами» решают единицы, и решают, кстати, очень плохо. Благотворительность российских миллионеров, как правило, имеет оттенок политически-коррупционный или капризно-тщеславный. Простому же человеку еще долго будет не до благотворительности. В кредиты он законно не верит, все заработанное тратит и часто совершенно не способен сопротивляться погоне за деньгами, а чуть приотстанешь, переведешь дух – тебя обгонят и съедят с потрохами.
Но стоит ли бежать слишком быстро? Раз за разом видишь похожую картину. Любой человек любой национальности, залезший в беличье колесо финансовой гонки, рано или поздно перерождается. Правда, только в одном случае – если деньги перестают для него быть средством, а становятся целью. Всегда можно заработать еще чуть-чуть. Но зачем? Одно дело, если это жизненно нужно. А если все выполнено, если хлеб насущный уже дан? С неизменной закономерностью человек, поставивший деньги во главу угла, забывающий ими делиться, нарушает один из главных евангельских заветов: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мат. 6:24).
Сентенция эта не направлена против богатства. Ее не нужно понимать в том смысле, что если ты каким-то образом наживаешься, то и Богу служить не можешь. Нет, все проще: если маммона – Богатство – становится в твоих глазах и делах равновеликой Богу, если ты ей служишь, то вот здесь-то находится главная преграда для спасения твоей души. Именно в таком идолопоклонничестве состоит нарушение Завета. Накопительство ради накопительства – просто частный, хотя и частый его пример. «Не собирайте себе сокровища на земле,… но собирайте себе сокровища на небе» (Мат. 6:20).
Не стоит лицемерить – нам всем нужны деньги, их надо считать, разумно распределять, но, пока мы и наши близкие сыты, здоровы и имеем крышу над головой, вряд ли стоит вычитывать, что случится через год-два и хватит ли нам денег на новую стиральную машину. Надо ли пытаться все предвидеть, всегда держать что-нибудь про запас, на черный день? Монтень едко заметил (ему тоже советовали создать «стабилизационный фонд»), что если Господь захочет кому-нибудь устроить черный день, то, чтобы спастись, никаких отложенных средств не хватит.
Деньги есть ежедневный соблазн, ежечасное испытание. Их можно отвергнуть, можно впасть в искушение, но труднее всего жить с ними и всегда указывать им на их место. Все просто. Если у вас всего вдосталь – радуйтесь, а с лихвой – делитесь. Деньги не могут, не должны становиться целью – иначе они заменят тебе Всевышнего, станут твоим кумиром. И ты станешь поклоняться Маммоне, попадешь в услужение к одному из наиболее хитрых идолов, привлекательному, прожорливому и беспощадному. Исполнишь любое его желание, принесешь ему многие жертвы – без молитв и песнопений – самими своими действиями, поступками. А судить нас в итоге будут по поступкам, вне зависимости, как мы их совершили – благодаря божественному предопределению или свободной воле.