Злоба дня довлеет себе, как хочет, и в горячке буден мы иногда забываем, откуда всё есть пошло. Например, ломая копья на тему правой и левой идеи в современной России, мы как-то упускаем из виду корни явления. Например, почему, собственно, левые идеи (в любом исполнении - начиная с «отнять и поделить» и кончая весьма утонченными конструкциями) так понятны (при всей их постылости) подавляющему большинству мыслящих людей? И почему, в свою очередь, идеи правые (при всей их востребованности и даже спросе на них) входят в ум с таким трудом и так плохо в нём приживаются?
Предположить тут можно много чего. Ну, например, заподозрить законспирированные остатки КГБ в зомбировании интеллектуалов психическими какими-нибудь лучами. Или огульно списать феномен на непознаваемые тайны славянской души.
Мы, однако, попробуем обойтись более рационалистической версией. Любая идеология является системой ответов на какие-то вопросы. Вполне возможно, что задаваемые нами вопросы таковы, что требуют именно «левых» ответов, а правые принимают с трудом.
Что до вопросов, то мы их знаем. Список «пр-р-роклятых пр-р-роблем» российской жизни не вчера появился. Для удобства пользователя он был обобщён в «три основных вопроса русской интеллигенции» - «кто виноват?», «что делать?», и примкнувшее к ним «с чего начать?»
С первого взгляда в этих самых вопросах ничего незаконного нет. В самом деле, у нас постоянно творятся какие-то безобразия, и в них, несомненно, кто-то виноват (пусть даже «мы сами», как это в последнее время утверждается). Далее, если уж мы не хотим их терпеть, то с ними надо что-то делать, не так ли? И, наконец, любое дело имеет таки своё начало, потому что как же иначе? И вроде «всё правильно».
При этом, увы, дело обстоит так, что сами эти вопросы, будучи один раз заданы, уводят ум совсем не туда, куда хотелось бы. Потому что они составляют основу левого мировоззрения, до сих пор в России крайне влиятельного, практически даже безальтернативного.
Разберем это «в подробности». Левые умонастроения - в любой области, начиная от политики и кончая эстетикой – всегда начинаются с острого переживания ложности, несправедливости и некрасивости существующего порядка вещей. При этом неважно, каковы именно это порядки и в какой сфере бытия они установлены. «Левый» может возмущаться ужасами капитализма (который, как известно, основан на эксплуатации человека человеком), социализма (который породил ГУЛАГ и очереди за колбасой), угнетения женщин (которые кое-где не имеют права голоса и подвергаются сексуальной эксплуатации), или, скажем, буржуазного пассеистского искусства (везде розанчики и ангелочки понатыканы, сдохнуть можно). Главное – что нечто вызывает «дрожь протеста». Запомним это.
Дальше возникает вполне естественное желание избавиться от открывшейся мерзости. Поскольку же мерзость, как правило, сама не бежит, а нагло щерится, появляется идея борьбы: зло нужно как-нибудь загнобить, унасекомить, подвергнуть диктатуре пролетариата или сбросить с корабля современности. Остается только выяснить, что надо сбрасывать в первую очередь, и желательно так, чтобы оно потянуло за собой все остальное.
Отсюда и возникает сакраментальный вопрос «кто виноват». При этом, как правило, ищется какая-нибудь универсальная всеобъясняющая причина. Левые обычно склонны к монизму – то есть объясняют все явления, особенно неприятные, чем-нибудь одним, будь то «масонский заговор», «противоречие между производительными силами и производственными отношениями» или «национальными чертами русского народа». А дальше уже идут следующие вопросы, и известно, куда они идут...
Но тут возникает «правый» протест против левых «загибов». Правые, нисколько не отрицая ужасов и безобразий окружающей действительности – и, соответственно, правомерность постановки такого вопроса, - обычно спрашивают себя и оппонентов вот о чем. Ну ладно, допустим, все ужасно. Но из «ужасности» и «некрасивости» некоторых явлений жизни вовсе не следует, что с ними надо бороться. Во-первых, часто бывает так, что их нечем заменить. Например, такой институт, как частная собственность на средства производства имеет множество очень неприятных недостатков. Однако все известные альтернативы имеют их еще больше. То же самое можно сказать о полиции, армии, уголовном суде... И вообще: дырка в заднице не слишком красива и к тому же гадит – но попробуйте-ка прожить с закупоренной дыркой хотя бы неделю...
Во-вторых, очень часто оказывается, что совершенно нетерпимое вроде бы явление может стать вполне переносимым путем кое-каких изменений, причем необязательно в самом этом явлении. Например, дискриминация по расовому признаку – очень неприятная вещь, наблюдать которую (и уж тем более терпеть самому) тягостно и постыдно. Но множество людей из «третьего мира» готовы ей подвергаться – например, ради возможности жить и работать в какой-нибудь развитой стране, где их не будут любить, но где им будут платить куда больше, чем у себя на родине... И так далее.
Ну и главное. Допустим, мы установили, что нечто нехорошо. А как надо, чтобы было хорошо? В чем, так сказать, наша положительная программа? Чего мы не хотим, мы знаем – но чего мы в таком случае хотим? И вообще – имеем ли мы право возмущаться «некрасивостью жизни», а то и бороться с ней, не зная, что придет ей на смену? Есть ли вообще вариант «устроить дело лучше»? Короче говоря, прежде чем интересоваться виноватыми, надо ответить на противоположный по смыслу вопрос – кто прав?
Теперь перейдем к следующему вопросу – что делать. Уже понятно, что «делать» с точки зрения левого сознания означает всегда одно – бороться с тем, кто виноват (или что виновато). Остается уточнить детали и тактику борьбы. Например, следует ли сразу готовиться к вооруженному восстанию, или достаточно будет злобных газетных фельетонов, стоит ли заводить кружки рабочего самообразования, или лучше бросать бомбы в полицмейстеров... И даже если под «делом» понимается что-нибудь мирное, как у товарища Чернышевского в его собственном «Что делать?» (там, помнится, рекомендовалось обзавестись швейной мастерской), то будьте уверены – это только кажется, что все бело и пушисто. Всякая конструктивная деятельность у левых обязательно является либо прикрытием подрывной работы, либо ее составной частью.
Напротив, правый обычно старается делать свое дело, не вредя ни чужим делам, ни – желательно – той части всеобщего порядка вещей, которая его устраивает. Это, кстати, не так уж просто, поскольку любое действие кому-нибудь да приносит вред. Без вреда не вытащишь и рыбку из пруда – сколько-нибудь да испортишь экологии. Тем не менее, «жить-то надо», и потому особенно насущным является вопрос о том, что все-таки можно крушить и ломать для вящей пользы, а чего трогать не в коем случае нельзя. То есть вопрос стоит так: чего не делать?
Наконец, о том, с чего начать. Левые обычно бывают буквально одержимы этим самым «начальным пунктом»: по этому поводу они обычно сильнее всего ссорятся друг с другом. Дело в том, что начало борьбы является самым интересным и важным (с левой точки зрения, конечно) моментом в их деятельности, поскольку их интересует не столько результат (который они себе представляют слабо или даже совсем не представляют), сколько сам процесс борьбы. У самых честных левых она и подменяет собой цель. Революция совершается не для того, чтобы достичь каких-то полезных целей, а для того, чтобы побросать бомбы, пострелять из «левольверта», покрасоваться под красными (или трехцветными, или еще какими-нибудь) знаменами... повалить, наконец, толпой, по замершим улицам столицы, и чтобы адреналин бил в голову и рассыпался искрами. Вершиной левой мысли, таким образом, является идея «перманентной революции» Троцкого: революция, которая не кончается, которая заполняет собой жизнь без остатка – и чтобы потомкам тоже досталось. Революция без конца и края. Нелепость, да. Но - красивая и внятная нелепость.
В этом смысле известный упрек к левым – они, дескать, чрезмерно увлекаются пафосом социального проектирования – несправедлив. В общем-то, настоящему левому не так уж и интересно, что там будет «после нашей революции». Его интересует сам процесс. Конечно, невредно бывает и помечтать о том, как оно все будет замечательно «после нашей победы» - но это факультативно и необязательно. Главное – победить, «сбороть гаду», а как оно там будет после, мы там нарисуем... не слишком увлекаясь (и даже не слишком интересуясь) рисунком.
В то же время правые всегда имеют в виду, что любое действие имеет свою цель – то, ради чего оно, собственно, и делалось. Это конечное состояние может выглядеть по-разному, но оно обязательно должно быть. Важно также иметь критерии, позволяющие оценить, насколько мы к этому желанному состоянию приблизились, и не пора ли свертывать нашу лавочку, если мы убедились, что достигли всего, чего могли (или, наоборот, потерпели поражение и не достигли ничего). Но главное – это наличие внятной картинки, схемы, чертежа: что мы собираемся, наконец, построить? И выдержит ли вот эта балочка, и хватит ли кирпичей вот на эту стеночку... Правые выдвигают мало эффектных прожектов, да, но это потому, что они, как всякие строители, очень хорошо знают, как может не хватить последнего бревна в стену, какая коварная штука сопротивление материалов и как дорог иногда бывает каждый уцелевший кирпичик из стен предыдущего строения...
Короче говоря, настоящий правый вопрос – это не «с чего начать», а чем закончить?
Из этого сразу же следует любопытный вывод. Получается, что «правое» является не только (и даже не столько) отрицанием «левого», но еще и его дополнением до целого. «Левое», в свою очередь, можно понимать как недоделанное «правое»: там, где «левый» останавливается в своих размышлениях и переходит к действию, «правый» начинает долго и упорно размышлять о последствиях. Это самое обстоятельство, кстати говоря, дает «левым» фору: они «всегда готовы» и обычно начинают раньше, играют белыми, тем самым задавая темп и беря в свои руки инициативу. И если рассматривать все происходящее именно в логике борьбы, то надо признать, что левым обычно удается победить – это они умеют. Правда, они, как Ганнибал, не умеют пользоваться своими победами, так как не знают, что с ними делать.
Можно выразиться и иначе. «Левый» дискурс необходим – в математическом смысле этого слова. Правый же дискурс – в том же самом смысле – достаточен. То есть: если у нас вообще есть какое-то социальное движение, то оно, по необходимости, включает в себя «левую компоненту». И наоборот: если у нас сформирован достаточно внятный правый дискурс, то будьте уверены: общество и в самом деле созрело для изменений, «все готово»: осталось только начать да кончить, но с гарантией того, что начала и концы уже отысканы, чертежи нарисованы, остается строить.
Остается строить, господа.
