На прошедшей недавно встрече с ректорами российских вузов Михаил Касьянов признал то, что и так давно было понятно: высшее образование в России должно соответствовать реалиям и потребностям отечественной экономики. По мнению Касьянова, «российское высшее образование по-прежнему занимает ведущее место в мире, однако экономика требует от него корректив в связи со сменой приоритетов развития». Многие выпускники вузов не могут найти работу по профессии: до 80% выпускников сельскохозяйственных вузов не работают на селе, а половина выпускников педагогических и медицинских институтов не работают в школах и больницах.

Поиски ответа на вопрос «Какая наука нужна России и какую науку Россия может себе позволить?» занимает многие умы. Вот и на прошедшей за две недели до заявления Касьянова конференции «Наука. Бизнес. Власть – 2002» основное внимание собравшихся было уделено вопросам сближения позиций науки и предпринимательства. Проще говоря - поискам денег на финансирование отечественной науки. Российские промышленные компании, а в числе организаторов были Сибнефть и РусАл, оказали поддержку конференции, показав таким образом свою заинтересованность в этом процессе.

Представители науки, выступавшие на конференции, одной из основных форм «взаимодействия» видит научное консультирование. И надо заметить, что эта новая для российских ученых форма хорошо известна их зарубежным коллегам. Западные ученые часто привлекаются компаниями в качестве научных консультантов и неплохо таким образом зарабатывают. Та же нехитрая схема может быть применена и в России, поскольку даже крупным компаниям не всегда есть смысл создавать собственные консультационные отделы, когда существует возможность заказать необходимое исследование сложившемуся коллективу ученых.

Однако, все хорошо лишь в теории. Российские компании, которым требуются научные консультации, давно сотрудничают с учеными, предпочитая иногда просто перекупать их у научных центров. Предположу даже, что большинство российских ученых, которые смогли найти себя в условиях рынка уже ушли в коммерческие структуры, либо сотрудничают с ними безо всякой национальной программы. Некоторые поступили еще проще, уехав на Запад, где вопросы «сотрудничества с бизнесом» давно решены. Те же, кто вынужден довольствоваться государственной зарплатой, как правило, не могут ничего предложить бизнесу в силу объективных или субъективных причин.

Прорабатывать отношения приходится лишь в тех случаях, когда для исследований недостаточно сил одного-двух ученых мужей, а требуется научный коллектив со своей научной базой. Вот тут-то и необходимо прояснить механизмы сотрудничества бизнеса и науки.

На Западе система финансирования науки отлажена издавна. Деньги «на науку» там поступают из трех основных источников: государственное финансирование, средства компаний-заказчиков исследований и различные фонды. В России же государство может лишь «поддерживать» науку, частные компании в большинстве своем не имеют ни предмета, ни средств для научных исследований, а система фондов просто не развита.

Между тем именно многочисленные фонды обеспечивают работой такие же многочисленные научные коллективы, область исследований которых простирается от расшифровки человеческого генома и клонирования до изобретения вечного двигателя и поисков квадратуры круга. Фонды эти, естественно, не благотворительные, разве что на словах, и помогают своим учредителям решать сразу две задачи: минимизации налогов и повышения социального статуса. Иными словами, фондам выгодно поддерживать науку – да для того они зачастую и создавались.

Под эту схему финансирования и выстроена вся система западной науки, где учебные заведения, исследовательские институты и лаборатории составляют единую вертикаль научных центров. При этом каждый занят своим делом – в учебных институтах учат, в исследовательских – проводят исследования, в лабораториях адаптируют результаты исследований под нужды заказчика и формулируют новые цели для исследователей.

Проблема России в том, что слишком малое число заказчиков заинтересовано в серьезных исследованиях, еще меньше могут за них платить. Те же, что платить готовы,  не нуждаются в настоящей науке, которая еще больше захиреет, создавая искусственный интеллект для электрочайников. Крупный заказчик западных научных центров – государство – в России почти не имеет средств для оплаты услуг ученых.

Поэтому на Западе говорят о сотрудничестве с наукой, а в России пользуются термином «поддержка»,  соглашаясь с тем фактом, что плоды научных изысканий никому особенно не нужны, но за державу обидно. В тех редких случаях, когда научные исследования все-таки требуются и деньги на них есть, возникает целый ряд проблем.

Во-первых, не многие научные коллективы в России умеют работать «на заказчика», предпочитая самостоятельно определять сферу своих исследований. Этой порочной практикой российская наука во многом обязана своему советскому прошлому. Тогда государство считало науку одной из приоритетных статей финансирования, науки должно было быть много и деньги находились на все. Научные коллективы были достаточно вольны в выборе сферы приложения своих сил, а одной из задач научного руководителя было выбивание средств на исследования. Благодаря этому было сделано много гениальных открытий, но и много денег было потрачено впустую, на исследования, результаты которых так никогда и не будут востребованы.

Во-вторых, российские заказчики исследований не имеют возможности надолго замораживать свои средства. За то время, что будут вестись научные изыскания, потери от инфляции и упущенная прибыль могут нивелировать экономический эффект от сделанного открытия. Более того, некоторые фундаментальные исследования так никогда и не окупятся, при том, что их стоимость самая высокая. Поэтому заказы российских компаний обычно касаются не новых разработок, а лишь совершенствования старых.

Сейчас едва ли не основным заказчиком российской науки являются иностранные корпорации - Lockheed Martin, British Petroleum и т.д., которых привлекают более низкие расценки на исследования и меньшая прихотливость российских ученых. Поддержкой российской науки также занимались зарубежные фонды – Сороса, Форда, Евразия и другие, которые, в конечном счете, тоже работают на западного заказчика, перекачивая через себя российскую научную мысль и кадры на Запад.

Понятно, что российская наука перестанет нуждаться в «поддержке» и станет полноценным субъектом рыночных отношений лишь вместе с общим оздоровлением российской экономики и решением ряда кардинальных проблем. Нашему небогатому государству следует честно ответить на вопрос: сколько науки ему нужно и на сколько хватит денег? Если государству не нужно или не по карману столько научных учреждений, следует часть из них закрыть, оставив только необходимые, которым и помогать адаптироваться в рыночных условиях. Куда лучше обеспечить достойные условия работы лучшим и нужнейшим, чем держать на голодном пайке всех. Главный принцип, которому должно следовать в этом вопросе государство, – это отказ от попыток все взять на себя. Задача государства лишь в создании условий для эффективного слияния науки и экономики.