Разговоры об изничтожении коррупции все больше выходят из моды. Не потому, что коррупции стало сильно меньше, а скорее напротив - потому что она институализировалась, и разговоры  об ее не то что истреблении, но хотя бы сокращении воспринимаются как сугубая маниловщина. Если задаваться целью скорого, радикального и повсеместного искоренения, то ничего другого, кроме маниловщины, из этого и вправду не выйдет. Беда в том, что вопрос обыкновенно ставится именно так: или маниловщина, или мрачное уныние, а иных подходов не существует. Однако, их можно поискать, если для начала подвергнуть сомнению два постулата, это безысходное уныние порождающих.

Первый постулат заключается в том, что, сколько ни плати госслужащим, это не отвратит их от воровства, потому что на сколь угодно высокий оклад всегда найдется взятка, этот оклад неизмеримо превышающая, а человек, привыкший воровать, всегда найдет, где украсть - "сколько волка ни корми etc.".

Если говорить именно о волке хищном, т. е. о личности авантюрного склада, чьи беспокойные руки не могут быть повязаны никаким казенным кормлением, это будет верно. Когда есть склонность к высокодоходным краткосрочным операциям, никакие льготы для госслужащих не помогут. Однако, опыт показывает, что людей рискового склада во всяком социуме не так много - порядка 5%. Остальные, которых гораздо больше, по своей натуре все же не волки, но скорее овцы, т. е. не склонны к риску, а склонны к долгосрочным инвестициям, дающим умеренный, но зато более надежный доход. Именно такие люди в принципе способны служить честно, предпочитая скромные блага гарантированной занятости, повышенной пенсии, страховых льгот etc. заманчивым, но рискованным доходам от лихоимства. Основной контингент взяточников - это не прирожденные хищники, это овцы, ведущие себя, как волки, и создание условий, при которых они могли бы вести себя не столь хищно, не представляется делом абсолютно нереальным. Нужно лишь видоизменить постановку вопроса. Задача не в том, чтобы невозможно было воровать, а в том, чтобы можно было не воровать, чтобы превалировала ориентация на долгосрочную и беспорочную службу, для людей недостаточно авантюрного склада оказывающуюся в итоге более выгодной. Такая задача уравновешивания рисков в принципе решаема. Для начала достаточно было бы требовать от госслужащих не идеальной беспорочности, но простой расчетливости. Рассчитывать на уникумов типа лесковского Однодума - квартального Рыжова, честно служившего на 3 р. 18 коп. ассигнациями в месяц, все же затруднительно. Квартальному, получающему 2000 руб. ассигнациями в месяц, особо нечего терять, и взятки он будет брать с фатальной неизбежностью. Если квартальный, получающий 25 тыс. ассигнациями, не является совсем уж неистовым человеком, он при решении вопроса о дарах и приношениях будет склонен думать не только о сегодняшнем дне.

Второй постулат заключается в том, что уравновешивание рисков, может, и помогло бы, но повышение окладов всем агентам государства до уровня, побуждающего предпочитать синицу в руке журавлю в небе, нереально, ибо агентов слишком много и таких денег в казне нет и не предвидится. Агентов, действительно, много, кое-где можно бы и поменьше, но ни из чего не следует, что уравновешивать риски надо сразу всем. Можно проделать это и на более узком участке - с каким-нибудь одним отрядом госслужащих.

Наиболее пригодный для этого отряд - товарищи милиционеры. Дело не в том, кто более порочен или, наоборот, благонравен - милиционеры или какие-нибудь чиновники, а в том, что выгода от самомалейших подвижек в лучшую сторону здесь значительно выше. Во-первых, 95% (если не 99%) случаев общения рядового гражданина с государством - это общение с милицией. Политическая выгода от того, что эти 95% общения станут менее болезненными и тем самым не будут порождать столь острое чувство отчуждения от государства - несомненна. Во-вторых, отношения между милиционерами и другими отрядами госслужащих не симметричны. Прекрасно, если чиновник СЭС или пожарный инспектор, получив достойное содержание, перестанет заниматься лихоимством, однако пресекать лихоимство неудовлетворенного милиционера он при всем желании не сможет – нет у него таких полномочий. Напротив, милиционер обязан не только сам воздерживаться от воровства, но и пресекать воровство чужое. Бессмысленно жаловаться честному пожарному на милиционера-вымогателя, тогда как честному милиционеру жаловаться на пожарного-вымогателя вполне даже осмысленно.

Бесспорно, жаль тех бюджетников – врачей и учителей, например – до которых достаточное жалованье неизвестно когда дойдет, но в условиях крайнего дефицита бюджетных средств критерием зарплатной политики должно быть не умножение пользы, но хотя бы минимизация вреда. Как бы цинично это ни звучало, но голодный милиционер куда более социально опасен, чем голодный учитель.

Размазывая крохотный кусочек масла по огромному караваю, невозможно добиться какой-то зримой подвижки в положительную сторону – процессы разложения тут неизбежно будут идти быстрее, чем процессы благоустроения, между тем в плацдарме относительной благопристойности нужда крайне велика. Такой плацдарм, т. е. находящийся у всех на виду отряд агентов государства, которые не воруют, самим фактом своего существования будет ставить общество перед вопросом: как так получается, что, допустим, тот же квартальный исправно несет свою службу за 600 у.е. в месяц, а министр, цена чьей подписи равна миллионам у.е., еще более исправно несет свою службу за оклад вдвое меньший, и что бы это значило. Ведь нынешнее состояние умов таково, что, с готовностью обличая коррупцию как таковую, вопросом "что бы это значило" не задается никто. Когда в конце 2000 г. на И. Н. Орджоникидзе, министра правительства г. Москвы, ведающего иностранными инвестициями, было совершено очередное, как сейчас выяснилось, не последнее покушение, его коллеги по правительству рассказывали всем, что Орджоникидзе никогда не ездил на положенном ему по рангу казенном автомобиле, а пользовался личным "Ниссаном". Нравственный подвиг министра, отказывающегося от казенного выезда, а вместо того использующего для служебных надобностей свой экипаж, для приобретения которого ему пришлось истратить все свое жалованье за десять лет беспорочной службы, не заинтересовал никого, хотя примеры такого бескорыстия доселе встречались только в хрестоматиях.

При наличии плацдарма, на котором агенты государства работают по принципу долгосрочных инвестиций, прочие отряды госслужащих, работающие на инвестициях коротких и высокорисковых, все же будут вынуждены как-то объясняться и подтягиваться, общество же будет избавляться от нынешнего цепеняще унылого взгляда на проблему коррупции. Успешный эксперимент значит очень много - «Прорван фронт, ура!». Если же и это не поможет – ну что ж, тогда молитесь Богу, в Его власти и чудеса творить.