Осень - традиционное время для дискуссий о бюджетной и монетарной политике: идет обсуждение проекта бюджета в Думе, в сентябре правительство утвердило правила управления средствами стабилизационного фонда, а Центральный Банк не так давно опубликовал проект "Основных направлений единой государственной денежно-кредитной политики на 2005 год".
Многие из обсуждаемых вопросов, включая судьбу стабфонда, на самом деле тесно связаны с проблемами курсовой политики: нужно ли противостоять укреплению рубля и если нужно, то какими средствами это делать. Эта статья – попытка рассмотреть имеющиеся альтернативы в контексте внешнеэкономической ситуации на более-менее доступном уровне, не вдаваясь в технические детали.
Дорогой слабого рубля
Плюсы низкого курса национальной валюты вполне очевидны: за счет низкой цены национальной валюты российские производители получают ценовое преимущество, и их продукция пользуется большим спросом, чем импортная как на местном, так и на зарубежных рынках. Именно такая политика проводится последние несколько лет Центральным Банком: в обмен на поступающие на рынок доллары экспортеров сырья, ЦБ печатает рубли в объеме, достаточном для удержания курса на уровне, близком к 30-ти рублям за доллар. При этом, естественно, увеличиваются золотовалютные резервы.
Однако, если предложение валюты велико, увеличение рублевой массы происходит настолько быстрыми темпами, что приводит к инфляции. Последняя плоха хотя бы тем, что при стабильном обменном курсе рубля к доллару реальный курс рубля растет и, как следствие, теряются конкурентные преимущества национального производства. При фиксированных обменных курсах разница в темпах инфляции определяет потерю ценовой конкурентоспособности товаров той страны, где инфляция выше. Например, при постоянном курсе рубля к юаню (оба фактически привязаны к доллару), инфляции 10% в год в России, 5% в Китае и неизменных таможенных пошлинах, цена российских товаров относительно китайского импорта вырастет в среднем на 4.7%. Кроме того, инфляция удерживает от снижения процентные ставки внутри страны, что затрудняет финансирование инвестиционных проектов, а также увеличивает общую нестабильность.
Можно ли бороться с вызванным инфляцией повышением реального курса? В принципе можно – путем постепенной девальвации, то есть снижения курса обменного. Именно этим и занимался ЦБ до конца 2002 года. Проблемы возникли в прошлом и в особенности в нынешнем году - исключительно благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура резко увеличила приток валюты: с января 2003 ЦБ увеличил свои резервы почти в два с половиной раза, скупив более 65 миллиардов долларов. Денежная база (по сути, наличные деньги в экономике + резервы банков) за 2003 год выросла на 55%. Инфляция составила 12% - и это при том, что Центральный Банк отказался от девальвации рубля к доллару, составляющему основную часть золотовалютных резервов, и перешел к постепенному повышению курса рубля. В результате укрепление рубля к доллару составило почти 19%. Российским производителям, правда, помог рост курса евро: существенная часть партнеров России по импорту находится в еврозоне. К евро рубль почти не укрепился, однако рассчитывать на такие подарки в будущем было бы неосмотрительно.
Почему нельзя бесконтрольно наращивать денежную массу?
В 2004 году правительство и ЦБ предприняли меры для сдерживания роста денежной массы. И сразу получили в свой адрес порцию критики за то, что тормозят экономический рост ради фантомной цели. Соображения сторонников отказа от сдерживания роста денежной массы такие: несмотря на быстрое увеличение денежного предложения, экономика России все еще демонетаризована по меркам других стран. А инфляция в России якобы объясняется вовсе не избытком денежной массы – страна и больше переварит, а другими факторами – например, увеличением тарифов на газ, электроэнергию и перевозки. Соответственно, любые меры по “откачке” денег из экономики (чем правительство в этом году активно занимается с помощью стабфонда – см. ниже) пользы не принесут, нужно либо запретить повышать тарифы, либо смириться с инфляцией.
Такая логика представляется ошибочной или как минимум требующей дополнительных аргументов: во-первых, совершенно непонятно, почему рост цен естественных монополий даже и на 20% (в 2004 году цены на газ, электроэнергию и перевозки повышались соответственно на 20%, 19% и 12%) должен выливаться в десятипроцентное повышение цен на пирожки. Ведь доля стоимости услуг монополий в конечном продукте не 100 и даже не 50 процентов. Увеличение цен на ресурсы происходит во всем мире, однако далеко не везде инфляция измеряется двузначными числами. Также стоит учесть, что инфляция цен производителей значительно выше, чем потребительская. И, наконец, безудержный рост денежной массы в 2001-2004 сопровождался таким же ростом цен на активы: индекс РТС за три года вырос в 4 с лишним раза, а, например, недвижимость в Москве только за 2003 - на 45% (в показателях потребительской инфляции все это, естественно, не учитывается).
Что касается демонетаризованности российской экономики, то это тоже спорный тезис. Деньги, как ни странно, бывают разные – есть наличность, есть счета до востребования, есть срочные счета, вложения в паевые инвестиционные фонды и т.д. Для измерения количества разного рода денег существуют различные денежные агрегаты, данные по которым доступны на сайте Центрального Банка. Так вот, в сравнении с развитыми странами, экономика РФ перенасыщена наличностью (например, отношение объема наличных денег к ВВП в России почти в два раза выше, чем в США) и демонетаризована в смысле агрегатов, отражающих скорее размер финансового сектора, чем деньги в обычном понимании [i]. Таким образом, пресловутая демонетаризованность свидетельствует не о том, что в экономике маловато наличности и надо бы еще напечатать, а о неразвитости банковской системы и кредитования потребителей и бизнеса.
Безинфляционное наращивание денежной массы возможно, но лишь за счет снижения скорости денежного обращения. Бесконтрольное же печатание денег этой цели не служит и вместо экономического бума приводит к высокой инфляции. А раз инфляция вызывается именно избытком денежного предложения, значит для продолжения политики слабого рубля необходимы методы для нейтрализации (стерилизации) операций ЦБ на валютном рынке. Альтернативой является девальвация рубля опережающими темпами, что потребует от ЦБ печатать еще больше денег, что в свою очередь еще подстегнет инфляцию, и так далее…
Таким образом, если ЦБ покупает на рынке доллары и выпускает в обращение рубли, нужен механизм для того, чтобы эти рубли с рынка откачивать.
Стабфонд как стерилизационный механизм
Одним из наиболее эффективных способов оттянуть лишние деньги с рынка является использование для этих целей налоговой системы. Легко заметить, что последнее время, несмотря на резкое увеличение золотовалютных резервов ЦБ, денежная база не растет. Где деньги? На бюджетных счетах, которые в денежную базу не входят. Поскольку бюджет сформирован с профицитом, то часть выплачиваемых налогов не возвращается в экономику через расходы бюджета, а попадает в стабфонд. Потратить стабфонд на приобретение иностранных ценных бумаг – это действительно дешевый и эффективный способ вывести деньги из обращения.
Как ни странно, при обсуждении стабилизационного фонда в прессе его стерилизационную функцию не рассматривают. В основном дискуссии ведутся на тему: нужна ли бюджету страховка от падения нефтяных цен и если нужна, то в каком объеме, должна ли это быть именно страховка или заначка на то отдаленное будущее, когда нефть кончится (фонд будущих поколений). На все эти вопросы ответить очень легко: на 2003 год доля нефтяного сектора в ВВП России составляла, по оценке Всемирного Банка, около 18%. Амбициозные планы по удвоению ВВП и “несырьевому” развитию подразумевают, что уже лет через десять роль нефтянки будет невелика, не говоря уже о том отдаленном времени, когда будут выработаны месторождения. Поэтому никакой фонд будущих поколений нам не нужен. Более того, и страховка не особенно нужна: даже если вопреки всем прогнозам нефть подешевеет до уровня девяностых, у России, страны с очень маленькими по мировым меркам внешним и внутренним долгом и гигантскими золотовалютными резервами не должно быть никаких сложностей с тем, чтобы профинансировать образующийся дефицит бюджета.
Сейчас же деньги утекают в стабфонд при цене от 20 долларов за баррель, что ниже средней цены за весь послевоенный период (цифры в таблице приведены в нынешних ценах - с поправкой на инфляцию для нефти сорта Brent; цена Urals за исключением последнего года была лишь на доллар-два ниже). Соответственно, функция стабфонда даже не страхующая, а накопительная. Что совершенно не соответствует декларированной задаче обеспечения максимально быстрого экономического роста. Это несоответствие и вызвало волну критики правительства.
Однако если не рассматривать стабфонд в отрыве от задач денежной политики, оснований для того, чтобы подозревать Минфин во вредительстве и идиотизме, становится куда меньше. Впрочем, правительство вполне заслужило упреки – ведь оно уже год как пытается продать нам стабфонд как “фонд будущих поколений”, тогда как по сути его основная в российских условиях задача – это стерилизация денежной массы, образующейся в результате операций ЦБ на валютном рынке.
Стерилизация монетарным методами
Можно ли задачу стерилизации решать как-то иначе – без того, чтобы складывать в кубышку стабфонда 20% доходов федерального бюджета? Ведь Россия – далеко не первое государство, столкнувшееся с проблемой избыточного притока валюты, и схожие сложности испытывали в 90-х южноамериканские страны (только вместо доходов нефтеэкспортеров на них “свалились” иностранные инвестиции). Соответственно, накоплен довольно значительный опыт по нейтрализации негативных последствий слишком большого притока валюты.
Обзор мер и их эффективности есть в статье известного экономиста Джона Вильямсона. По сути единственной альтернативой стабфонду является стерилизация с помощью инструментов монетарного управления. Более того, из всех механизмов в арсенале Центрального Банка лишь один пригоден для постоянной откачки избытка денежного предложения. Этот механизм - операции ЦБ на рынке государственных облигаций.
Именно этот инструмент обычно является главным основным регулятором денежного предложения. Упрощенно он работает так: для изъятия ликвидности (уменьшения денежного предложения) ЦБ продает облигации из своего портфеля или выпускает новые. Деньги, которые участники рынка платят за облигации, попадая к ЦБ, уходят из оборота. И наоборот, для расширения денежного предложения ЦБ покупает облигации, “вбрасывая” тем самым дополнительные деньги в оборот. Индикатором объема денежного предложения является ставка межбанковского кредита (чем больше на рынке денег, тем ниже ставки). Например, когда газеты пишут, что в США повысили или понизили процентную ставку – это означает, что Федеральная Резервная Система (американский Центральный Банк) продала или наоборот купила соответствующее количество облигаций.
К сожалению, в России этот механизм не работает – для его функционированию нужен развитый рынок государственного долга (этих самых облигаций). А в настоящий момент госбумаги присутствуют в лишь портфелях ограниченного числа банков (по оценке Risk Magazine, 75% рынка госбумаг контролируется несколькими государственными банками и ПФР). В "Основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики на 2005 год" операции по продаже гособлигаций упоминаются в качестве одного из важных инструментов для управления денежным предложением. Важность задачи вполне очевидна: недостаток гибких рычагов монетарного регулирования привел нынешним летом к довольно суровому банковскому кризису. Однако непонятно, насколько быстро удастся “запустить” этот механизм.
К тому же, и стерилизация через продажу государственных облигаций - инструмент не без недостатков. Во-первых, стоимость применения этого инструмента достаточно высока: предположим, что ЦБ, пытаясь удержать курс, покупает доллары, печатает рубли, а потом “откачивает” деньги с рынка через облигации. Для того чтобы участники рынка захотели облигации покупать, да еще и в больших количествах, их нужно предлагать по достаточно низкой цене, то есть доходность облигаций (ставка по ним) будет достаточно высокой. Доллары же ЦБ вкладывает только в высоконадежные и низкодоходные иностранные ценные бумаги. Соответственно, большого дохода по ним не предвидится, и эти ставки будут существенно ниже ставок по облигациям, которые ЦБ продает на внутреннем рынке. Таким образом, вся операция целиком окажется убыточной.
Во-вторых, при работающем рынке госдолга ставки по госбумагам ограничивают снизу ставки кредита в экономике. Сейчас это не самая актуальная проблема – доходность госбумаг намного ниже ставки кредита. Но это сейчас, когда облигации никто особенно и не покупает. Если же ЦБ всерьез задастся целью превратить облигации в основной инструмент управления денежной массой, придется поднять и их доходность, и они превратятся в тормоз для снижения ставок кредитования.
Перед схожей проблемой сейчас стоит Китай, который тоже придерживается политики слабой национальной валюты и активно печатает юани (только за первую половину 2004 года денежная база увеличилась на 536 миллиардов юаней – эквивалент 65 миллиардов долларов). Благодаря административным рычагам управления экономикой, а также дефляционной предыстории, существенного роста цен у них нет, инфляция, по официальным данным, пока не превысила 5%. Тем не менее, она увеличивается, а попытки оттянуть “лишние деньги” с рынка продажей облигаций к успеху не приводят – слишком низка их доходность. В результате в конце октября Китай впервые с 1995 года поднял процентные ставки.
Помимо стабфонда и продажи облигаций есть ряд других мер – и монетарного и немонетарного характера, которые могут облегчить давление на валютный рынок (все они перечислены в обзоре Джона Вильямсона). Однако ни одна из них не способна гарантировать успех, а ряд таких мер (например, снижение импортных ограничений) может ударить по российским производителям не хуже, чем укрепление рубля.
Сама по себе идея сдерживания роста реального курса рубля ничем не плоха. По заключению членов Группы Тридцати, в которую входят многие знаменитые экономисты, поддержание курса национальных валют на уровне, позволяющем сохранить конкурентоспособность экспорта, явилось одним из факторов успеха стран Юго-Восточной Азии – Японии и южноазиатских тигров. Сейчас той же дорогой пытается пройти Китай.
Однако для России в условиях высоких цен на нефть слабый рубль – это выбор из двух “зол”:
- по-прежнему откачивать деньги через налоговую систему и либо вкладывать их в иностранные активы (через стабфонд), либо пускать на досрочную выплату госдолга. В любом случае, предприятия по-прежнему будут переплачивать налоги, вместо того чтобы вкладываться в развитие;
- заниматься стерилизацией с помощью облигаций, что приведет к повышению процентных ставок и удорожанию кредита (и этот механизм вряд ли заработает в ближайший год).
2. Отказ от сдерживания роста курса рубля
Альтернативой перечисленным выше мерам является отказ ЦБ от поддержки доллара, что естественно приведет к удорожанию рубля. У большинства людей словосочетание “дорогой рубль” вызывает стойкую неприязнь, поскольку ассоциируется с крахом 98-го года и предшествующим спадом производства. Но нужно понимать, что сейчас ситуация принципиально другая. Анализ кризиса 1998 года - за рамками этой статьи, однако чрезмерное укрепление рубля было лишь одной из причин тогдашнего краха. Наряду с дорогим рублем мы имели, например, пирамиду ГКО – безумно дорогой в обслуживании краткосрочный долг. Поскольку правительство расплачивалось за облигации за счет новых выпусков, все большее количество денег уходило из реального сектора на рынок госдолга (в результате почти половина всех расчетов в экономике проходила по бартеру). Также избыток предложения гособлигаций поднял ставки кредита на непомерную высоту (за три предкризисных года средневзвешенная ставка по кредитам предприятиям почти никогда не опускалась ниже 30%). Ничего такого сейчас нет. А есть гигантские резервы ЦБ и минимум долгов, что позволит пережить даже исключительно маловероятное падение нефтяных цен до уровня 98-го года. Но основное отличие рассматриваемого укрепления рубля от сценария 1998 года - в том, что тогда рынок “хотел” уронить рубль, чему сопротивлялся ЦБ, а сейчас рыночные силы наоборот тянут рубль наверх.
Сравнивая варианты сильного и слабого рубля, интересно прикинуть, во сколько обходится защита отечественного производства экономике: при 30-40 долларах за баррель (что, как было сказано выше, вовсе не так много и вполне вероятно), на стерилизацию будет уходить порядка 4% ВВП (и что важно, потратить эти деньги внутри страны нельзя – стерилизация окажется неэффективной). Но это еще не все. Хронически положительное сальдо торгового баланса приводит (по закону баланса) к такому же по размерам оттоку капитала. В прошлом году по счету текущих операций мы были в плюсе на 35 миллиардов долларов, в этом будет существенно больше. Теоретически на эти деньги можно было бы приобрести импортные товары и ввезти обратно в Россию. Основная причина, по которой этого не происходит, - в заниженном курсе рубля и импортных ограничениях. Безусловно, отказ от заниженного курса, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, повысит уровень жизни в России.
Плюсы укрепления рубля рассматриваются, например, в статье Данила Левченко: снимется необходимость стерилизации, и, соответственно, деньги стабфонда можно будет вбросить обратно в экономику, облегчится проблема инфляции. Укрепление рубля послужит увеличению сбережений, облегчит покупку импортного оборудования предприятиям. Ну, и основной плюс в повышении уровня жизни граждан.
Однако и у этого варианта есть серьезные минусы. Основной - это явление, известное в экономической литературе как “голландская болезнь”: укрепление национальной валюты влечет перемещение ресурсов и капитала из сектора производства в добывающий сектор и в сектор услуг (происхождение термина связано с открытием в 60-х газовых месторождений в принадлежащей Нидерландам зоне Северного моря). По сути, происходит замещение отечественной продукции импортом, а экономика развивается в основном за счет сектора услуг.
Чем это плохо? Казалось бы, рынок сам найдет оптимальное решение – если выгодней покупать импорт, чем производить свое, то нужно покупать импорт. Неоптимальность чисто рыночного решения объясняется многочисленными теоретическими моделями “голландской болезни”: для сектора производства характерно наличие так называемых внешних эффектов (в англоязычной литературе - externalities), связанных с тем, что технологические изобретения отдельно взятой фирмы ускоряют рост производства не только в ней, но и во всем секторе. А в присутствии таких внешних эффектов равновесное состояние рынка не оптимально с точки зрения распределения ресурсов между отраслями и не обеспечивает максимально быстрого экономического роста. Практическим подтверждением теории служит тот факт, что темпы роста производительности труда в секторе производства развитых стран в 2-3 раза превышают темпы роста производительности труда в секторе услуг. То есть, если в стране имеется развитый сектор производства, экономика растет быстрей.
Другой минус отказа от контроля за курсом в том, что приток валюты прямо зависит от цен на нефть, которые очень сильно меняются. Соответственно, нестабильным будет и валютный курс, что окажется дополнительным препятствием для развития. Впрочем, у Центрального Банка достаточно ресурсов, чтобы сгладить его колебания.
Почему не получится ничего не делать
Выбор между защитой отечественного производителя с помощью курсовой политики и укреплением рубля, которое выгодно потребителям (то есть, всем нам), неоднозначен. Например, как уже упоминалось выше, страны Восточной Азии прикладывали немалые усилия для удержания роста реального курса и добились больших успехов в экономическом развитии. И Япония 50-60-х, и нынешний Китай, и остальные страны прошли примерно по одному и тому же пути – начали с производства низкокачественных и дешевых товаров, завоевывая и собственный и иностранные рынки за счет низких цен, а затем переходили к электронике, автомобилям итд.
Но такая модель роста вряд ли подойдет России – у нас уже нет возможности конкурировать с Китаем (да и другими торговыми партнерами) только лишь за счет низких цен. Это в Китае дешевизна производства и государственная стратегия на привлечение инвестиций “перекрывают” недостатки, связанные с коррупцией и административными барьерами. И курс рубля, и российские зарплаты слишком высоки, чтобы быть единственным козырем отечественных производителей, – необходимы другие источники роста.
Точно так же стабильное повышение курса рубля само по себе не панацея: эта мера поможет повысить уровень жизни (деньги вместо того, чтобы уходить за границу, будут использованы для приобретения импорта). Но в том, что касается роста ВВП, эффект будет как минимум смешанным. Сфера услуг и строительство однозначно выиграют, но у отечественных производителей возникнут большие проблемы. И в сумме это может даже снизить темпы роста (ведь темпы промышленного роста потенциально выше). Поэтому, если просто повысить курс, то ничего хорошего добиться не удастся.
Однако повышение курса рубля открывает возможности для отказа от чрезмерных налоговых изъятий и бюджетного профицита. Например, если налоговые “излишки” использовать для снижения налоговой нагрузки на предприятия несырьевого сектора, это поможет компенсировать их потери от повышения курса. Другие способы защиты отечественного производства могут быть связаны с замедлением роста тарифов монополий и защитой отдельных индустрий с помощью ограничений на импорт (вступление в ВТО не позволит злоупотреблять такого рода мерами, однако, например, в пищевой индустрии повышение стандартов качества на импортируемую продукцию позволяет оградить отечественный рынок). Впрочем, даже и при снижении налоговой нагрузки не все отрасли смогут выдержать укрепление рубля - вероятно, одной из жертв будут отрасли промышленности с низкой добавочной стоимостью, такие как легкая промышленность (там уже третий год продолжается спад). Вряд ли разумно пытаться искусственно защитить и их – такая защита может оказаться слишком дорогой для экономики.
Итак, одной лишь монетарной политикой удвоить ВВП к 2010 году не удастся - ни при низком, ни при высоком курсе рубля. И не стоит винить в этом нефть и ресурсы, ведь именно благодаря нефти уровень жизни в России сейчас существенно выше, чем у соседей по СНГ. Но на нынешней стадии непременным условием успеха, особенно в рамках несырьевой модели развития, является улучшение инвестиционного климата. Как это ни банально, но без ясных правил игры долгосрочные инвестиции ни в промышленность, ни ту же сферу услуг не придут. Ни местные, ни иностранные. А нынешнюю ситуацию как раз характеризует значительная неопределенность – президент и правительство подают смешанные сигналы, решения по ключевым вопросам принимаются исключительно долго, а такие вещи, как банковский кризис на пустом месте, только увеличивают общую нервозность.
О критике правительства
Как уже говорилось, при более внимательном рассмотрении даже такая вызывающая раздражение затея, как изъятия в стабфонд, перестает казаться глупой и вредной. Это вполне логичная (и, по сути, на настоящий момент единственно возможная) мера, в рамках стратегии слабого рубля.
Соответственно, конструктивная критика должна это учитывать. Одновременно ругать правительство за недостаточное сдерживание роста реального курса рубля и тут же убеждать прекратить прятать деньги в стабфонд и повысить зарплату бюджетникам не на 20%, а больше, как это делает, например, Оксана Дмитриева, некорректно. Если критик считает, что сдержать рост курса рубля можно без стерилизации денежной массы, то стоит рассказать читателям, как это можно сделать.
Однако тот факт, что в большинстве экономических решений присутствует логика – не основание для восхищения Минфином или МЭРТом. И дело не только в отсутствии улучшений в инвестиционном климате – это не только от экономистов зависит. Но что вполне в их силах, так это обеспечить нормальную информационную поддержку своим проектам. Пока же, к сожалению, вся информационная поддержка напоминает заклинание: “Вы нам поверьте, а мы сделаем как лучше”. Так было с законом о монетизации льгот, где отсутствие информации создало почву для разнообразных спекуляций, так происходит и со стабфондом, который нам подсовывают под соусом заботы о будущих поколениях.
Понятно, что в существующей ситуации реформаторам совершенно не требуется общественная поддержка их решений и не нужна публичная дискуссия. Однако дело даже не в общественном одобрении. Честное информирование хотя бы бизнес-сообщества о своих намерениях полезно для скорейшего установления все той же стабильности. С другой стороны, если лишь узкие специалисты понимают смысл происходящего, а остальные теряются в догадках относительно того, не нашло ли на наших руководителей затмение, это не добавляет ни уверенности, ни желания ввязываться в долгосрочные проекты. Соответственно, нынешняя ситуация, когда на протяжении нескольких месяцев многие бизнес-издания широкого профиля обсуждают стабфонд в отрыве от тех задач, которые он, по сути, решает, недопустима и вредна в первую очередь для тех задач, которые правительство перед собой ставит.
[i] Например, отношение агрегата M2 (сумма объема наличных денег в обращении и средств на счетах (расчетных, текущих, до востребования, срочных) физических лиц и нефинансовых организаций) к объему ВВП в России меньше 25% (в США и Великобритании - на уровне 60-70%, в Японии более 110%).